Ульяна Соболева - О ком молчит Вереск

— Мамааааа! — Чезаре бросился ко мне, поднимая с пола, прижимая к себе. — Прости меня, мамочка, родная моя, любимая, простииии. Плевать на них на всех. У тебя есть я. И никто никогда не посмеет тебя обидеть. Я их обоих за тебя убью, всех убью, кто причинит тебе боль. Мамочка моя родная…мамочка.

Чезаре целовал мои волосы и сильно прижимал к себе. А я не видела ничего кроме валяющегося в луже крови Марко. Потом громко вскрикнула и, оттолкнув сына, бросилась на улицу, к моей Мами. Она была еще жива…хрипела, держалась за живот и смотрела на меня своими грустными глазами…и я понимала, что это все, это конец. Уходит от меня моя Мами. Не удержать, не вернуть. Только верить в это не хочется. Мне бы назад отмотать, на полчаса назад, я бы забрала ее и бежала из этого дома.

— Лев защитил… я знала…я знала, что он защитит…знала. Мой маль…чик. Смелый, сильный…

— Мами моя, держись, сейчас приедет скорая. Чезаре вызвал скорую. Тебя спасут, вылечат. Вот увидишь. Все хорошо будет. На меня смотри, Мами. Пожалуйста, не бросай меня.

Промелькнула мысль, что вместе со скорой приедет и полиция…и по законам, по всем проклятым законам не будет моему сыну оправдания ни со стороны правосудия, ни со стороны мафии. Все долги моего мужа перейдут по наследству к сыну…к Чезаре. Теперь он станет должником, и с него жестоко спросят. Его заставят заплатить кровью за каждую украденную монету… если только за него не поручатся и не вернут все долги.

— Птич…ка моя…пти…чка, — Мами гладила мои щеки, мои руки, — как вы…на маму…похо-жи… Я бы…еще деток ваших понян…чила.

Задыхаясь от слез, прижала ее пухлую руку к губам, целуя пальцы, которые ласкали моего сына, которые вырастили и выпестовали нас всех. Роднее всех родных мне моя Мами. Моя связь с родителями, с детством.

— Понянчишь…обязательно понянчишь. Не моих…а Чезаре…

— К …нему…иди…он твое спа…сение…иди…Любит тебя…он лю…бит…знаю.

Захлебнулась воздухом, застонала.

— Держись, Мами, держись, умоляю. Еще немного, слышишь сирены? Они едут и спасут тебя.

— Там…в спа. льне…вы. родка…в я…щиках…там…старый со…товый…послушай…Послушай его…там правда…послушай…

— Какой сотовый? Где?

— У Марко…

Она выгнулась снова, подняла глаза вверх.

— А вот и Надя…пришла. Видишь ее? Машет мне руками…

— Мамииии, на меня смотри. Я здесь…я.

— Надя…, — улыбается и снова гладит меня по лицу. — Люблю мою птичку всем сердцем.

Сжала мою руку, потом резко выпустила и застыла.

— Мами…Мамиииии! Маааааамиииии!

Закричала так, что казалось, горло разорвется, ощутила, как чьи-то руки схватили меня в охапку, пытаясь оттянуть от нее.

— Мамочка…не надо, не кричи так, мама. Идем…идем в дом.

Но я протянула ладонь и закрыла ей глаза, потом изо всех сил прижалась к своему сыну, укрываясь, прячась в его руках от всего и…ожидая полицию. Сейчас я больше всего на свете хотела, чтобы его забрали. Пока он будет в участке, его не тронут. А я…я пойду к своему палачу умолять спасти моего сына и оплатить долги Марко, и не важно, какую цену он за это попросит.

Тебя сильнее, чем вчера

И меньше, чем случится завтра

И то что ей три года жить…

Конечно не могло быть правдой

Тебя безумней, чем тогда

Намного ярче и больнее

Хотела бы еще сильнее

Но я бы просто не смогла…

Тебя грязней, чем год назад

До шрамов дикости на теле

Прости, но чисто не умею

Запачкать сотню раз подряд

Тебя и лишь тебя одну…

(с) Ульяна Соболева

— Сумма залога составит…

Адвоката слышала сквозь туман и вату. Он что-то говорил, приносил мне стакан воды, сочувствовал. Государственный адвокат… К нам не позвонил и не пришел никто из Семьи. Ни одна из этих тварей, которые ели за наш счет, приходили в гости, пировали и восхваляли имя Маркуса, никто из них не пришел. Вокруг нас образовалась черная дыра. Как будто весь мир вымер, и мы остались одни на планете.

— Если у вас нет такой суммы, Чезаре придется остаться в изоляторе до судебного разбирательства. Не лучшее место для подростка, я бы сказал…

Подняла усталый взгляд на адвоката.

— Я хочу, чтобы он остался в изоляторе.

Глаза адвоката удивленно округлились, но он не возразил мне. Не важно, что произошло, и пусть от нас все отвернулись, я продолжала видеть этот блеск суеверного страха в глазах людей. Ди Мартелли всегда боялись. Даже теперь, когда от нас ничего не осталось.

— Я введу вас в курс дела в понедельник.

— Мне нужно увидеться с сыном.

— К сожалению, пока идет следствие, это невозможно, мне жаль.

— А вы с ним когда встретитесь?

— Сегодня. После беседы с вами.

— Передайте ему вот это.

Я протянула записку, но адвокат отрицательно качнул головой.

— Мне нельзя ничего передавать заключенному. Повсюду камеры. Мне жаль.

— Хорошо…передайте Чезаре, что ему придется сидеть. Скажите, что так надо. Что как только я смогу…я вытащу его оттуда.

— Хорошо… я передам. Но вы бы могли постараться найти нужную сумму для залога, уверен, что судья пошел бы вам навстречу, учитывая обстоятельства и ….

— Я сказала, что хочу, чтобы он сидел. В моих словах было что-то непонятное для вас?

Адвокат отрицательно качнул головой и проводил меня до дверей.

Когда вышла на улицу и подставила лицо лучам сицилийского солнца, морозить стало намного меньше. Зазвонил мой сотовый, и я ответила.

— Госпожа…я все еще жду вашего распоряжения насчет тела и похорон.

— Пусть его сожгут.

— А прах…вы устроите панихиду? Я не знаю, как поступить?

— Выбросьте урну на городскую свалку.

В трубке возникло молчание. Наверное, управляющий испытал шок от моих слов. А мне было плевать, что он там испытывает. С завтрашнего дня он будет уволен, потому что мне нечем ему платить.

— Франческо, я хочу, чтобы тело Мами отпели в соборе и везли на кладбище Святой девы Марии в Палермо. Сопроводи катафалк. Встретимся там через час.

Выключила звонок и направилась в магазин цветов, личная машина последовала за мной. Я отпустила их всех еще вчера, и многие ушли в ту же секунду. Остались лишь считанные люди, по-настоящему преданные мне и Чезаре, и пожилой водитель Лука был среди них. Когда-то я продала четыре статуи на аукционе и все деньги отдала на операцию для его дочери Розы. Ей требовалась пересадка печени. Лука остался…сказал, что будет подрабатывать, но с должности моего личного водителя не уйдет, и донна Рамона, его жена, так же останется работать на кухне.

— Но у меня больше нет кухни, Лука. Наш дом выставлен на аукцион. Его вот-вот купят.

— Ну вы же снимите другое жилье — Рамона будет заниматься хозяйством, теперь, когда нашей любимой Мами больше нет.

Да, я сниму жилье. У меня остались сбережения после продажи своих работ на выставках и в интернет-магазинах. Я все еще получала заказы, и если раньше это было просто хобби, приносящее прибыль, то сейчас это станет нашим с Чезаре хлебом.