Ульяна Соболева - О ком молчит Вереск

— Не то…, — прошептал едва слышно и смахнул с моей щеки слезу большим пальцем.

— Не сказала, что люблю тебя…я скажу. Я буду говорить тебе каждый день, каждую секунду, тебе насточертеет.

— Никогда….

— Насточертеет.

Смотрит на меня, удерживая одной рукой, и силой сжимает челюсти. Никогда не видела, чтобы Сальваторе ди Мартелли плакал, но сейчас там что-то блестело в его страшных, черных глазах.

— Я тоже хочу, чтобы ты остался…Уедешь — я найду тебя и пристрелю! — крикнул Чезаре.

Сальва усмехнулся, продолжая смотреть на меня.

— Этот мелкий мне угрожает, ты слышала?

— Он сын своего отца…он слишком на него похож. А еще…он не хочет тебя отпускать.

— Черт с вами…а то еще, и правда, пристрелит!

И силой прижал меня к себе.

— Малой, у тебя последние два аккорда были фальшивыми!

Старость меняет человека, не то, чтобы он становится хуже или лучше, он просто становится другим. Он шел к своему отцу с суеверным страхом. Шел, не зная, примет ли он его, не изгонит ли, не выплеснет ли на него всю ненависть.

Сейчас спустя столько лет наконец-то решился его увидеть. Марко перевел отца из обычного пансионата в лечебницу, где условия содержания больше напоминали тюремные.

— Есть заключения, свидетельствующие о том, что мой отец опасен для общества?

— Нет…но синьор ди Мартелли считал, что так будет лучше. Он ограничил круг общения Альфонсо, а потом и вовсе запретил впускать к нему посетителей.

— Вы даете ему лекарства?

— Нет. Только успокоительное на ночь, иногда снотворное. Психотропные препараты ему не выписывали.

— Я хочу его видеть!

— Это не самая лучшая идея. Большую часть времени он неразговорчив, иногда впадает в приступы ярости. Он отвык от общения.

— Я не спросил вашего мнения, я сказал, что хочу видеть своего отца. Пусть меня к нему проведут.

Альфонсо ди Мартелли сидел в коляске на веранде. Ветер трепал его седые волосы такие же густые, курчавые, как и в юности.

«Никогда не лги мне, Сальва! Никогда не смей лгать отцу! Я хочу знать, кто на самом деле выкрал ружье и перестрелял фазанов? Кто устроил эту кровавую бойню?

— Я. Фазанов перестрелял я.

— А развесил тушки на деревьях тоже ты?

— Тоже я.

— Предварительно выколов им глаза и вырезав сердце?

— Именно!

— Ты лжешь! Но это не имеет значения. Ты выбрал ложь, а значит, будешь наказан. Но ты всегда можешь передумать и сказать мне правду.

— Я сказал правду, папа.

— Нет…ты солгал. Ты мог бы убить фазана на охоте. Ты мог бы даже перестрелять их в ярости в заповеднике, но ты бы не развесил их на деревьях… а тот, кого ты покрываешь, подло молчит! И в этом еще одно твое преступление!»

И таких преступлений было много….очень много. Только тогда, когда преступник вонзил нож в спину своего защитника, только тогда возникло понимание. Зачем Марко закрыл отца в психушку? Зачем ограничил общение с миром? Старик разговаривал сам с собой. Довольно тихо. Он что-то бормотал неясное и неразборчивое и даже жестикулировал. Сальве показалось, что его сердце не просто сжалось, а его сдавило, как в тисках, и не отпускало.

— Папа…, - позвал очень тихо. Старик замолчал и перестал размахивать рукой. — Это я…

Подошел сзади, не решаясь развернуть отца к себе, боясь, что увидит в его глазах презрение и ненависть.

— Прости, что так долго не приезжал. Китайские тюрьмы славятся строгим режимом, у меня не было возможности навестить тебя, но я писал письма. На Рождество, на твой день рождения и на мамин.

Старик как-то странно затрясся, и Сальва положил руку ему на плечо.

— А я… я говорил ему, что ты жив. Говорииил…Когда ваша мать умерла, я ощутил, как внутри меня стало пусто. Как будто образовалась дыра. И очень долго я ходил с этой дырой внутри. Я говорил этому Тарантулу, что ты жив…я был против этой убийственной коронации. Какой из него капо…он же подлый, вороватый и убогий. Ему нельзя давать власть в руки… Вот почему он запер меня здесь и объявил сумасшедшим, чтобы я…чтобы я не выступил на собрании и не склонил голоса в свою сторону…чтобы место капо не досталось мне. Каждый день меня вывозили на этот берег, и я говорил с твоей матерью. Я спрашивал у нее — не видела ли она тебя там… И она отвечала, что нет, что моего старшего сына, моего храброго и сильного мальчика нет на небесах. Он ходит по земле и дышит земным воздухом. Тогда я спрашивал у нее, почему он не приезжает за мной? Неужели возненавидел меня, как и его младший брат? Неужели проклял, как и он, и никогда не простит старика? Я…просил прощения за то, что воспитывал его и был строг с ним, я…просто хотел его увидеть. Моего мальчика. Прямого, открытого и слишком доброго, чтобы видеть то исчадие ада, которое он покрывает…Прости…меня…

Сальваторе сжимал худые плечи старика и ему казалось, что морская соль ветром брызнула ему в глаза и теперь разъедает склеры, мешая видеть горизонт и ясно-голубое небо. Так жжет, что от этой соли стали мокрыми щеки.

— Твой сын очень похож на тебя…не знаю, каким дьявольским образом он отнял и его….

Старческая рука накрыла руку Сальваторе, лежащую у него на плече. И Сальва тихо сказал:

— Поехали домой, папа. Я приехал тебя забрать.

Они ждали их на улице — Чезаре и Вереск. Издалека можно подумать, что они не мать и сын, а брат и сестра. Парень заботливо накинул матери на плечи кофту, а она взволнованно смотрела, как Сальваторе и Альфонсо покидают здание лечебницы.

Ветер играет складками ее легкого платья, и оно то полностью прилипает к ее большому и округлому животу, то скрывает его под мягкими фалдами свето-сиреневого цвета. При взгляде на этот живот Сальваторе прострелило током, передернуло каким-то первобытным ощущением собственного превосходства. Это его работа. Вздуть ее животик ребенком, и он не собирался останавливаться. Одна мысль, что каждый раз его дикая страсть будет воплощаться внутри нее в материальное доказательство их любви, сводила его с ума.

— Она…, - тихо сказал Альфонсо.

— Она, — настойчиво и гордо повторил за ним Сальваторе.

— Когда-то твоя мачеха сказала, что ты свихнулся на этой девчонке, и что твои чувства граничат с сумасшествием, и я должен готовиться к свадьбе. Я ей не поверил и назвал это блажью и гормонами. Я был против этого брака…мелким людишкой был Микеле, недостойным, нечистым на руку. А она была права…прозорливая и умная женщина, которой хватало силы воли не демонстрировать свой ум другим и оставаться на вторых ролях. Сейчас у тебя был бы еще один брат…но Тарантул не дал ему родиться. Как же он всех ненавидел….тебя, меня, ее, нерожденного малыша и себя. Иногда мне становилось страшно, что это чудовище мой сын… Но… я любил его. Да, я его любил. Ты отвезешь меня на его могилу?