Эми Хармон - Песнь Давида

– Тут, солнце.

Таг встал и, протянув ей руку, посадил девушку себе на колени. Затем забрал ее чашку и сделал глоток кофе, а Милли поцеловала его в колючую голову. Когда она обвила рукой его шею, я заметил кольцо на пальце. Мое сердце раздулось в груди, и на секунду осталось только добро, без всякого худа. Впрочем, я не удивился. Это напомнило мне о кружеве, которое мне показали прошлым днем.

– Я снова видел твою маму, Милли, – мягко заявил я.

Таг уставился на меня, сверкая глазами на усталом лице. Милли тоже повернулась, готовясь расширить свои взгляды на невозможное.

– Это было вчера, и она появилась всего на минуту. Кажется, она хочет, чтобы ты надела фату.

Милли позвонила мне, и ее голос прозвучал так виновато и испуганно, что я сразу вспомнил ее звонок, произошедший шесть недель назад, когда она искала Тага. Меня тут же охватили страх и ужас.

Неделю назад мы гуляли их свадьбу, и меня переполняла надежда. Я не сомневался, что они сделают невозможное и победят рак. Они сходили с ума друг по другу. Их красота и преданность были осязаемым, розоватым пульсом, который мне не терпелось нарисовать. Их отношения быстро развевались, что вполне в стиле Тага, но никто никого не торопил. Просто так было правильно. После импровизированной свадьбы в баре Тага мне захотелось снова жениться на Джорджии. Мы оставили Кэтлин с няней и впервые с момента нашей свадьбы смогли потанцевать.

– Моисей?

– Что случилось, Милли?

– Завтра у Тага должна начаться химиотерапия, но у него весь день высокая температура. Он болен, Моисей, очень болен, и я хочу отвезти его в больницу. Таг попросил подождать до завтра, раз у него все равно назначен прием, но я не хочу ждать. Я могла бы вызвать Акселя или Майки, но он их начальник. Они постоянно делают то, что он говорит, даже если он ведет себя как идиот.

– Я уже еду.

Таг не стал со мной спорить. Когда я приехал спустя полчаса, ему было уже так плохо, что он попросту не мог возразить, хотя он все же нашел в себе силы, чтобы подмигнуть мне, и потребовал посадить его сзади вместе с Милли, чтобы он мог держать ее за руку. У них не было медового месяца как такового, но Милли утверждала, что ей все равно. Ее больше интересовало здоровье мужа. В отличие от химиотерапии, медовый месяц мог подождать. Генри не захотел возвращаться в больницу. Я его не винил – мне тоже туда не хотелось, – так что он остался с Робин, которая плохо скрывала свой страх. Как и все мы.

– Я вернусь, Генри, – пообещал Таг. – Запиши для меня все бои, ладно? Я купил подписку на спортивный канал. Я жду отчета к своему возвращению!

По словам доктора, у Тага повысился уровень лейкоцитов, но уровень тромбоцитов по-прежнему был достаточно высоким, чтобы начинать химиотерапию. Его оставили для наблюдения, но доктора не нашли инфекции или любой другой причины для высокой температуры. Наконец, спустя сутки, они пришли к выводу, что температура – это просто признак того, что его тело само пытается победить рак.

Сбив температуру и не имея причин откладывать дело в долгий ящик, доктора провели первый сеанс химиотерапии прямо в больнице. Таг отдыхал, Милли сидела рядом с ним. Ему даже удалось убедить медперсонал отпустить его домой, как только они все закончат.

А затем его начало трясти. Таг дрожал так сильно, что вся кровать тряслась вместе с ним, и его отдых в кратчайшие сроки перешел к свиданию со смертью. Я побежал за медсестрой, которая ничего не смогла сделать, кроме как вызвать доктора. Судороги продолжались. Все как во время приступа, только в этот раз Таг осознавал происходящее и страдал от мучительной боли, которой, казалось, не будет конца.

– Не д-д-дай им с-с-спасти м-меня, Милли! Я н-не хочу, ч-чтобы меня п-п-подключали к ап-п-п-паратам, к-к-которые в итог-г-ге кому-то при-придется в-в-выключить, – с заиканием произнес Таг, сцепив челюсти, чтобы выдавить из себя слова. – П-п-пообещай, ч-что от-отпустишь м-м-меня.

– Хорошо, Давид, я обещаю. Обещаю, – проворковала Милли, но ее глаза были расширены от страха, словно она изо всех сил пыталась увидеть его, сосредотачивала на нем всю свою энергию и не желала, чтобы между ними были какие-либо барьеры, даже ее незрячие глаза.

Таг повернулся на бок и прижался лбом к ее груди. Милли крепко обнимала его, несмотря на то что от его судорог и у нее стучали зубы. Она все равно не отпускала. В какой-то момент Таг попросил принести ему что-нибудь, что можно закусить, когда его язык начал кровоточить от укусов. Но он упорно прижимался лбом к груди Милли, даже в то время, как все его тело содрогалось на узкой койке.

– Такое случается периодически, – беспомощно сказал доктор, когда наконец-то ответил на вызов. – Химиотерапия атакует рак. Внутри него идет битва, и его тело просто реагирует на это.

Чего доктор не мог сказать, так это того, выиграет ли Таг эту битву. И четыре долгих часа никто из нас не знал ответа на этот вопрос. В какой-то момент мне пришлось выйти из палаты, чтобы взять себя в руки, позвонить Джорджии и укрепить свои стены. Если мой лучший друг умрет, я не хотел этого знать. Не хотел видеть его мертвую сестру за его плечом, его прапрабабушку, терпеливо ждущую, когда он переступит этот порог. Я не хотел знать. Я отказывался знать, потому что в такой ситуации важна надежда. Она бесценна. И я не собирался отбирать ее у своего друга или у его любимой девушки.

Где-то к концу ночи, когда судороги начали прекращаться и худшее осталось позади, Милли вышла в туалет, и я занял ее место рядом с Тагом. Он посмотрел на меня и спросил:

– Ты видишь их, Моисей? Молли ждет меня? Если ждет, то мы оба знаем, что это значит.

– Нет. Никто тебя не ждет, приятель. Здесь только мы – ты, я и Милли. Больше никого. Еще не время, Таг.

Это не было ложью. Я просто отказывался верить во что-либо другое.

Он глубоко вдохнул и взял меня за руку.

– Я люблю тебя, Мо.

– Я тоже тебя люблю.

Я впервые сказал Тагу, что люблю его, впервые произнес эту фразу кому-либо еще, кроме Джорджии, и слова ранили меня. Когда я признался в любви Джорджии, это было приятно. Но сейчас? Это было мучительно.

– Я знаю, – прошептал Таг.

И, вздохнув с облегчением, он уснул, а я цеплялся за своего друга, настроившись выполнить свое обещание сохранить его в мире живых.

Странно. Я основал «Команду Тага», потому что знал, что на ринге, в октагоне, в действительности никто не дерется в одиночку. Ты стоишь там и борешься с противником, но настоящая битва происходит за много недель, месяцев, порой годов до боя. Она заключается в подготовке, в команде, которую ты соберешь в помощь себе. У бойца всегда должна быть команда.