Юлия Набокова - Любовь на карантине

Так вот для чего был сахар – замаскировать таблетку. И как я не насторожилась раньше?

– Не подходи! – Я хотела схватить бутылку водки, чтобы отбиться от него, но только мазнула по ней рукой и сбросила со стола.

Раздался звон стекла, но мама даже не шелохнулась. А дядя Гриша шагнул ко мне – и я не успела опомниться, как уже оказалась на его плече, и он потащил меня из кухни в свою берлогу. Внутри меня забилась в панике прежняя Даша, которая готова была разбить о его голову лампу, схватить нож, царапаться и кричать, защищая себя. Но от снотворного моя голова сделалась тяжелой, руки повисли плетьми, как у тряпичной куклы. Мне хотелось закричать во весь голос:

– Помогите!

Но из горла вырвался только сдавленный писк. Я вспомнила, как Аська обещала спать с раскрытой форточкой, чтобы прийти мне на помощь. Но даже она не смогла бы меня услышать.

– Никто тебя не услышит, цыпленочек. Ты теперь моя.

Дядя Гриша пинком открыл дверь, внес меня в комнату, когда-то бывшую моей, а теперь оскверненную им, и бросил на кровать. Я утонула в пропахшем его мужским потом матрасе, как в болоте, у меня даже не было сил шевельнуться, чтобы попытаться спастись. В темноте комнаты мазнули по потолку автомобильные фары, и я на миг обрадовалась, что это Кирилл нашел меня. Он спасет меня – как в том последнем кошмаре, который приснился мне в больнице. Но машина проехала мимо, а тьма шепнула голосом дяди Гриши:

– Вот ты и попалась, цыпленочек. Как же я тебя ждал.

Его потная пятерня нырнула под мой свитер и до боли сжала грудь. Из глаз брызнули слезы, и я застонала сквозь зубы:

– Ненавижу!

А затем тяжелая туша, пахнущая резким потом и перегаром, упала на меня, вдавливая в матрас так, что затрещали кости. Меня замутило от отвращения, когда его слюнявые губы припали к моей шее. А потом меня пронзило болью – он оставил засос на том же месте, где моей маме. Заклеймил своей меткой.

В приоткрытую дверь влетела мелодия айфона – должно быть, это Кирилл звонил мне, не найдя мой дом. Но лучше бы он никогда меня не нашел. Ведь после того, что сделает со мной дядя Гриша, я никогда не смогу отмыться от этой грязи и не смогу смотреть в глаза Кириллу. Не будет ничего из того, что я себе намечтала во снах – ни капучино в кафе, ни прогулки по миланской площади, ни купания в уединенной бухте. Мне хотелось выть от отчаяния, но у меня не осталось сил даже на писк.

Кирилл

К счастью, вечерние пробки уже рассосались, и дороги из города были свободны. До деревни Даши я домчал за сорок минут. Дорога была мне знакома, ведь эту деревню я проезжал по пути к маминому дому. Кто бы мог подумать, что мы с Дашей были соседями? Может, даже виделись, когда ребята и девчонки из окрестных деревень собирались у костра на берегу озера. Может, она слушала меня, когда я играл на гитаре и даже была в меня чуточку влюблена? Хотя вряд ли, между нами пять лет разницы. Когда Даша была подростком, я уже учился в институте и редко навещал родителей.

Мысль о том, что мы с Дашей жили рядом, грела сердце. Как будто судьба вела нас друг к другу причудливыми тропинками. Это же надо столкнуться в аэропорту в Москве, а потом в Милане, дважды оказаться на одном и том же рейсе, потом по ошибке попасть в один бокс на карантине – чтобы по-настоящему узнать друг друга. Сейчас в ошибке Катюни, которая привела Дашу в мою палату, мне виделась рука судьбы. Что, если совпадения не случайны?

Дорога мягко стелилась под колеса машины, мелькали километры, сокращая расстояние между мной и Дашей, и я мечтал только о том, чтобы скорее обнять ее и больше не отпускать никогда. Из-за того, что я знал дорогу, я не пропустил нужный поворот, хотя указатель был почти незаметен в темноте.

И вот уже я качу по спящей деревне, вспоминая указания Даши. От сельского магазина по прямой, потом налево, следующий деревянный дом за двухэтажным каменным.

Было около одиннадцати, москвичи в это время только возвращаются после театра или ресторана, но деревенские жители ложатся рано. Мало, у кого горел свет. Вот и Дашин дом я сначала проскочил – не заметил соседний каменный дом, погруженный во тьму, и только доехав до перекрестка, понял, что промахнулся.

Развернув машину, поехал медленней, вглядываясь в очертания домов. Как назло, половина фонарей не горели, а спросить было не у кого – все уже спали.

Остановился у дома, похожего по описанию на Дашин. Вышел из машины, заглянул через забор. Дом был старый и неухоженный, совсем не вязавшийся с гламурным образом Даши в Инстаграме. Но в окошке горел свет. Он, не он? Набрал ее номер, чтобы сказать, чтобы выглянула в окно. Но Даша не взяла трубку.

Калитка скрипнула на ветру, словно приглашая. И я зашел во двор, подумав, что если это не дом Даши, то спрошу у хозяев, где ее искать. Все равно они не спят, раз горит свет.

Поднялся по ступеням и занес кулак, чтобы постучать в дверь и окликнуть хозяев. Но дверь распахнулась на ветру, и я ступил за порог.

В коридоре горел свет. Взгляд зацепился за женскую куртку на крючке – красную, как любит Даша. Заглянул в кухню и увидел спящую лицом на столе женщину, от которой разило спиртным. Потряс ее за плечо, но она была мертвецки пьяна. От нее точно не добьешься ответа, где живет Даша.

Чувствуя себя неловко, что вломился в чужой дом, уже хотел уйти, как вдруг заметил на столе красный айфон – как две капли воды похожий на тот, что купил Даше. Повинуясь порыву, взял его в руки и увидел на экране неотвеченный вызов. Даша не занесла меня в список контактов, но я сразу узнал свой номер.

Она же не расстается со своим айфоном ни на минуту. Где же она, почему не отвечает? Я похолодел от нехорошего предчувствия.

А затем из глубины дома донесся грубый мужской голос. Отца у Даши нет, но есть дядя Гриша, который до сих пор преследует ее в кошмарах…

Выронив айфон, я бросился на голос и резко толкнул приоткрытую дверь. Одной секунды хватило, чтобы выхватить из темноты мужика, навалившегося на распростертую на кровати Дашу. Ее белые волосы разметались по подушке, а рука безвольно свесилась вниз, и на миг мне показалось, что она мертва.

Схватив подонка за шкирку футболки, я отшвырнул его как можно дальше от Даши. Раздался грохот падающего тела. А я подхватил Дашу на руки, одергивая задранный свитер, и ощутил ее слабое дыхание. Жива! Только чем-то одурманена.

Даша взглянула на меня затуманенными глазами, как будто не веря, что видит меня наяву.

– Это я, Даш. – Подо мной скрипнула кровать, когда я присел на край, продолжая держать ее за плечи.

Она слабо вздохнула, и по ее щекам покатились две слезинки. Где-то за спиной заматерился мужик, приходя в себя, и мне захотелось размазать его по стенке. Но Даша закинула руки мне на шею и обмякла, прижавшись ко мне, как будто этот жест забрал у нее последние силы.