Елена Гонцова - Подари мне краски неба. Художница

Но перед подругой она разыграла сцену восхищения и неподдельной зависти, к тому же столь естественно и бурно, что Оленька отреагировала просто:

— Попалась, Татка! Я тебя перевоспитаю. Я сделаю из тебя то, чем ты должна быть. Ты будешь моим шедевром, так сказать.

Это «так сказать» Наташа уже слышала сегодня, или ей показалось, что голосом подруги говорил кто-то другой, рядом стоящий.

— А вот это видела?! — И Оля достала из этого ящика комода что-то замкнутое в раму и обернутое плотной темной бумагой. — Тебе даже не снилось, смотри, ты, отличница, это настоящий Левитан!

Оленька развернула бумагу, и Наташа увидела Левитана собственной работы. Происходящее было похоже на отлично сбалансированный кошмар при высокой температуре. Когда из предмета высовывается другой предмет и корчит рожи.

— Откуда это у тебя?

— Толик подарил, правда, блеск?! Сумасшедших денег стоит. Сам Шишкин растрогался. Он так уморительно радовался: «Ранний Левитан, так сказать». — Оленька очень верно скопировала блеющий голосок искусствоведа. — Что с тобой Наташка, ты какая-то прямо белая стала?!

— Ничего. Кажется, я перепила мартини. Пойду поищу Андрея. Когда я его видела в последний раз, он ухлестывал за субтильной черноголовой дебилкой.

— Ты невозможна, Наталья, это Лиза, моя подруга и очень хорошая девушка, не пьет, не курит и с мужиками не спит.

— Подозрительно много достоинств, — пробормотала Наташа, спускаясь по лестнице в холл.

На террасе уже играла тихая музыка — представление с медведями закончилось, — гости собрались в кружки по интересам. В холле было пусто, мягко светилась панельная подсветка. Отыскав хозяйский бар, Наташа достала оттуда текилу, налила половину бокала крепкого напитка и залпом выпила.

«Думай, дура ты этакая, думай», — говорила себе Наташа.

Голова болела, раскалывалась на части, все кружилось и летело в тартарары, не имея под собой опоры.

«Что могло случиться? Как попал мой Левитан к Оле? Что все это значит?» Но ответ не приходил, стало жутко и страшно.

«Сколько он заплатил за этот подарок невесте? Кто ему продал этого пресловутого Левитана? Господи! Он же его во Францию повезет вместе со всем Оленькиным барахлом. А таможня! Что делать-то? Господи боже мой, что делать?»

Наташа поставила пустой бокал на стойку и вышла на террасу. Искусствоведа она нашла сразу, он царствовал под сенью девушек в цвету, однокурсниц Наташи, и что-то оживленно рассказывал.

— Лев Степанович, у меня к вам срочный разговор.

— Всегда к услугам самой талантливой ученицы моего ближайшего друга.

Наташа поморщилась и от фразы, и от вранья, которую она содержала. Вряд ли строгий Бронбеус когда-нибудь подтвердит дружеское расположение к этому стареющему ловеласу.

«Детектора лжи на тебя нет, — подумала она, — то-то вспотел бы сразу, несмотря на всю свою опытность».

— Что будет пить юная муза? — игриво спросил искусствовед, под ручку подводя Наташу к столику.

— Текилу.

— А я думал, музы пьют нектар.

— Я не Муза. Я Наталья Николаевна.

— Как строги стали современные барышни. Даже Зинаида Серебрякова была существом нежным и женственным. А ведь ей пришлось нелегко в жизни.

Наташа опять почувствовала укол в сердце и резко обернулась к собеседнику:

— Простите, но вы так со мной разговариваете, словно видите связь между мной и Серебряковой.

— Гм, ничуть, ничуть. И не думайте. — Шишкин скосил глаза на Наташу, продолжая при этом переставлять бутылки, рюмки и закуски на столе, точно его что-то не устраивало в их порядке.

«А ведь он похож на метрдотеля или очень пожилого официанта из прошлой жизни, — подумала Наташа, — при чем тут искусствоведение?»

— Серебрякова была, извините, талант, гений своего рода, хоть и женщина, — продолжал он, переставляя бутылки, пока наконец не выбрал армянский коньяк, одобрительно хмыкнув.

— Так вы считаете меня бездарностью? — aгpeссивно спросила Наташа.

— Боже упаси, боже, боже упаси. Никогда в жизни не делал и не сделаю такой ошибки. Как можно! Сказать женщине, что она бездарность!

— Любой женщине?

— Любой! Любой! Я ведь уже долго на свете живу, Наталья Николаевна, и знаю, что лучший способ добиться ненависти женщины…

— Странно вы говорите, как можно ненависти добиться, если только как-то по-дурацки не желать, чтобы тебя ненавидели.

— А думаете, этого желать нельзя?

— Ничего я об этом не думаю, — окончательно рассердилась Наташа и хотела было уйти, но удержала ее все та же нелепая идея выведать у Шишкина, как к нему и к Толику попала ее картина. — Так что вы говорите про нас, бедных?

— Не то говорю и не так, не слушайте старика. Я одинокий старый болван, и одинок-то оттого, что слишком поздно понял: если женщине сказать про нее правду, она возненавидит тебя навсегда. И это уже непоправимо.

— Вы и Оленьке не говорите правды?

— Знаете ли, Оленьке в первую очередь я никогда не скажу правды.

— Какой-то сентиментальный роман получается.

— Вы почти угадали. Только не сентиментальный, а банальный. Старый бонвиван, дерзающий предложить свои ненужные услуги роскошной юной женщине, вроде той известной персоны, из-за которой Левитан вызывал Антона Чехова на дуэль.

— Вы имеете в виду Кувшинникову и рассказ «Попрыгунья»?

— Я восхищен! Я восхищен! Как говорил кот Бегемот. Не все еще сгнило в датском королевстве, если столь юная леди знает столь сложные вещи.

Наташа слышала только одно: Левитан.

— Лев Степанович, а видели ли вы Левитана, которого подарил Оленьке ее великолепный жених?

— Поворот реки где-нибудь, скажем, в Малинниках — ведь это ранний, так сказать, Левитан. И эти сумерки в полдень, будто перед грозой…

— И тропинка, ведущая в заросли, — добавила Наташа почти язвительно.

— В никуда, — подхватил Шишкин и в упор посмотрел на Наташу рыбьими глазами, — а вы хорошо знаете Левитана.

— У него в каждой картине ощущается присутствие человека, — ответила Наташа, — нетрудно догадаться, что возле реки будет тропинка. Так вы считаете, что это подлинный Исаак Левитан?

— Я двадцать пять лет занимаюсь изучением изобразительного искусства, — помпезно отвечал старый бонвиван. — Завидую тем, кто может делать подобные копии.

— Шишкин по-кошачьи сощурился и промурлыкал далее: — Но не сомневайтесь, не сомневайтесь, ваша подруга получила в качестве свадебного подарка настоящего Левитана.

У Наташи все перепуталось в голове. Или он дурак, неспособный не только копию от подделки, а утро от вечера отличить, или он негодяй, который каким-то образом заполучил изготовленную Наташей копию для того, чтобы, выдав картину за оригинал, продать ее подороже ничего не подозревающему Толику.