Елена Гонцова - Подари мне краски неба. Художница

— Мы изучили ваше окружение досконально. За вами велось наружное наблюдение в течение двух месяцев. Вот эту фальшивку мы изъяли на таможне у одного видного иностранца, как там его, коммерсанта Горфункеля. Пытался вывезти, думал, что подлинник. Бедняга, — посочувствовал Киргуев.

— Почему вы решили, что это моя работа? — без выражения спросила Наташа.

— Мы все знаем о вашем интересе к Серебряковой и всем этим мировым искусникам. Для нас нет секретов.

Капитан Киргуев продолжал и дальше в том же духе, но слышать его Наташа перестала.

«Никакой таможни и никакого Горфункеля не было, это вранье. Но раз он упирает в основном на это, ничего другого у него на меня просто нет. Довольно скудные сведения, и эти сведения обо мне какие-то тусовочные, хамовато-панибратские, в манере Стаса. Вряд ли этот капитан превосходный актер, это было бы слишком. Надо быть гением, чтобы сыграть такую роль».

Как будто почувствовав, что она его раскусила, капитан принялся незамысловато шантажировать Наташу:

— Вы только признайтесь, что эту картину написали вы, и я вас немедленно отпущу. Посещение следственного отдела превратится в интересную прогулку.

— А если не признаюсь? — задиристо спросила Наташа. — Что тогда?

— Повторяю, тебе не избежать крупных неприятностей. — Киргуев озлобился и перешел на «ты». — Экспертиза легко покажет, что картинку ты сляпала. Подделка с целью продажи — это большой срок. Особенно для тебя. Вряд ли ты выдержишь семь лет тяжелой работы, и, конечно, не по специальности. Ты не знаешь, что такое женская колония. Тебя там или убьют, или заставят насильно заниматься любовью с отвратительными сокамерницами. А после колонии ты не найдешь работу по специальности. И институт никто тебе закончить не позволит. Да вряд ли вообще захочешь рисовать. Тебя никогда не насиловали чайной ложкой?

Наташа, до сих пор слушавшая весь этот бред спокойно, пришла в ярость:

— Ну это уж слишком! Что вы себе позволяете?! Я, наконец, имею право жаловаться.

— Некому тебе жаловаться. Никто тебе не поможет, кроме меня. Водички хочешь?

— Я отказываюсь с вами разговаривать. Делайте, что хотите. Картина не моей работы, вот и все. И никакая экспертиза ничего не докажет.

«Единственное, что они могут сделать, это сличить краски, — быстро соображала Наташа, — этот хмырь в красках ничего не смыслит. Но если он возьмется за дело серьезно, ему подскажут и про краски. Краски я увезла в мастерскую. О ней никто не знает, кроме Стаса… Да, если меня выдал Стас, то дело пахнет керосином».

В это время в кабинет ворвался, как подумала Наташа поначалу, майор Колпаков. Он по-хозяйски вклинился в разговор как раз на фразе Киргуева: «Ну что, найдем мы с тобой общий язык?»

— Киргуду, — шумно обратился он к капитану Киргуеву, — кончай херней заниматься. Тебя давно внизу ждут, у Попенко и Хмырова. Отрываешься от коллектива ты, гордый кавказец.

Он был заметно навеселе и, вероятно, принял Наташу за валютную проститутку.

Наташа вспомнила «Кавказскую пленницу», Никулина, говорящего на тарабарском языке: «Бамбарбия… Киргуду», и от души расхохоталась.

«Выйди, Степан!» — взревел гордый кавказец Киргуду, окончательно теряя цивилизованный облик.

Степан в недоумении повертел могучим указательным пальцем у виска, выпучил глаза и застыл на месте. С минуту глядя на эту застывшую статую злобным взглядом василиска, Киргуду, видимо, понял, что сделать ничего нельзя. Он как-то сник, протянул Наташе типографский бланк, из которого следовало, что она, Денисова Наталья Николаевна, не должна покидать пределы Москвы, и вяло попросил расписаться.

— Скоро я вас снова вызову, подумайте на досуге, — сухо обронил он и поднял трубку телефона.

Наташа вышла. Она чувствовала себя опустошенной.

«Если бы не вовремя заявившийся Степан, эта сволочь могла довести меня до истерики», — автоматически думала она.

Садясь в маршрутку, Наташа обратила внимание на последнего пассажира автолайна, занявшего место рядом с водителем. Это был худощавый, высокий, белобрысый молодой человек в джинсовом костюме, явно привыкший к быстрому перемещению по городу пешком или на перекладных. Что-то было в нем спортивное и одновременно угловатое.

Наташа вдруг вспомнила, как рассказывал ей об оперативной слежке неоднократно бывавший под следствием Сашка Антиквар. Он говорил, что оперативники, ведущие наружную слежку, — это обыкновенно молодые ребята, едва закончившие школу милиции или недавно из армии, худые, жилистые и длинноногие, в отличие от заплывших жиром кабинетных ментов.

За мной следят!

Она хотела ехать в мастерскую, уничтожать краски, но теперь это было невозможно. Она решила изменить маршрут, чтобы не выдать местонахождение мастерской.

Вспоминая, какими красками она пользовалась при исполнении заказов, она убедилась, что может замести следы. Оригинальные ее картины написаны другими красками. А во время заказной работы она писала для себя только акварелью на рисовой бумаге. Несколько заторможенно она думала о том, следили за ней в течение последних двух месяцев или нет.

Сто процентов, что нет. А щеголь в кепочке и еще один, топтавшийся на ее лестничной площадке, не походили на оперативников. Так что заявление Киргуду об активной слежке — явная провокация и ложь. Единственное слабое звено здесь — это Стас. Она решила ехать к Ольге.

— Где Левитан, подаренный Толиком? — был ее первый вопрос.

— На даче, — ответила, удивленно поднимая брови, Оленька. — Все подарки на даче. Мы ведь оттуда поедем за границу.

Наташа сидела молча, смотрела на подругу и думала, говорить ли ей о вызове к следователю. Вряд ли она что-нибудь знает. Если это устроил Стас, то, скорее всего, он выкрал картину с дачи. Оленька была в этой ситуации бесполезна, как пустая пивная бутылка. Наташа решила ничего подруге не говорить.

— Мне скучно одной дома, — капризно произнесла Наташа. — Можно, я поживу у тебя денька два?

— Да я буду просто счастлива. Как здорово ты придумала. Мне так много хочется рассказать о своей будущей жизни, ты даже не представляешь. — Оленька была взволнована появлением бесплатного и благодарного слушателя. — Вечером сходим в бар, как в старое доброе время. Завтра что-нибудь приготовим выдающееся, вкуснятину какую-нибудь. Кстати, ведь Стас звонил, спрашивал про тебя, где ты и все такое. Я сказала, что ты его ищешь. Или он тебе уже не нужен? Ты какая-то другая сегодня, спокойная, прежняя Наташка.

Щебетанье Оленьки в самом деле действовало на Наташу умиротворяюще.

— Он сказал тебе, где находится?

— Знаешь, похоже, что у него появилась новая пассия.

Он такой загадочный. Напустил тумана. Тысяча почтительных извинений и так далее. У него всегда был шанс из молодого балбеса превратиться в бывалого светского льва.