Елена Гонцова - Подари мне краски неба. Художница

— Можно поехать к тебе на дачу? Там сейчас кто-нибудь есть?

— С-стор-рож. Таджик. А мы ему по морде — вжик!

Наташа твердой походкой подошла к стойке, расплатилась, взяла еще бутылку и вернулась к Оленьке, вызывавшей в ней опасения. И правда, стакан мартини пришлось отнимать у подруги силой. Но если бы нужно было это сыграть, лучшей сцены просто нельзя было вообразить.

Они выбрались по Оленькиному маршруту без помех.

«Зеленые в ночах такси без седока», — распевала все еще пьяная Ольга Остроухова, качаясь и пританцовывая.

«Напилася я пьяна… Привела меня тропка узкая… нет… дальняя, кажется, да к вишневому саду…»

Видать, мысленно она была уже на даче.

Они остановили синий «Святогор» и через час с небольшим были в районе дома отдыха Никольское-Трубецкое, на даче Толика.

— Ты все время одна, — говорила Наташа по дороге. — Я поняла, что тебе ужасно скучно. А где все-то?

— А! Толик в командировке. В каких-то страш-шных местах… Эки-бастуз… Фер-шампе-нуз… А родители в Карелии. Отец строит для себя большой дом. На двух озерах сра-а-азу. Деревянный, в три этажа. Откуда только люди деньги берут… Я там была. Но сбежала… Представляешь, целый день визжат какие-то электрические пилы, а по ночам хохлы-строители поют что-нибудь вроде: «Несе Галя воду, коромысло гнеться, а за ней Иванко як барвинок вьеться», — громко и мимо всяческих нот спела она, упирая на фрикативное «г». — Ошизеть. Сейчас ты увидишь таджикского Иванко, ты знаешь, этот Али по уши влюблен в меня. Он как напьется, собирается Толика зарезать. Но я запретила ему делать это. Он слушается меня во всем. Я обещала взять его с собой во Францию. Пусть он зарежет Тод-лика там. Ой, To-лика, ой! — Она принялась трагически икать.

Как только «Святогор» притормозил перед мощными воротами, Остроухова встрепенулась, как-то вся зазмеилась телом и волосами, едва не оттолкнув водителя, принялась колотить по клаксону, одновременно извиняясь.

Ворота раскрылись как бы сами собой. Никого не было видно. Али появился откуда-то сбоку, точно вырос из-под земли. Кровожадный таджик казался добрым и скромным малым.

Наташа сразу почувствовала, что по-русски он мог говорить без малейшего акцента, но то ли в угоду хозяевам, то ли из какого-то странного снобизма нелепо коверкал слова.

— Хозяйка приехал, двое приехал, хорошо.

В холле горел камин, пахло еловыми шишками.

— Али, выпить неси нам, — потребовала Остроухова.

— Да ты и так пьянее грязи, — пыталась урезонить ее Наташа.

— Денисова, нишкни, — грозила ей пальцем и строила рожи подруга, — здесь ты в моих руках, что скажу, то и будешь делать.

Кое-как угомонила распоясавшуюся Остроухову, выпив с ней несколько рюмок вина, к каждой из которых та обращалась так: «Рюмочка Христова, откуда ты? Из Ростова. Паспорт есть? Нема. Вот тут тебе и тюрьма». Наташа не сразу уснула в одной из обширных комнат особняка. Сутки сейчас равномерно делились надвое, точно разрубленные адской силой. Суматошный и забирающий все силы день, жутковатый вечер и ночь без сновидений. Как будто все кошмарные сны воплощались другим временем суток.

Вероятно, так все и обстояло на самом деле, потому что утром, едва умывшись и причесавшись, она услышала разговор Али по телефону с неизвестным. Тот, без всякого акцента, докладывал:

— Приехали ночью. Вдвоем. Да, хозяин. Сейчас спят. Пьяные были. Обе. Нескоро проснутся. Анатолий Сигизмундович не вернулся. Да куда она денется. Я найду способ ее задержать.

Наташа, прокравшись мимо азиата, закрылась в своей комнате. Она догадалась, что разговор шел о ней. Значит, как ей подсказывала интуиция, на этой даче было не совсем чисто.

Она не стала будить Оленьку, вылезла из окна в сад, опасаясь нарваться на собаку. Но собаки, к счастью, не оказалось. А за дубовой рощицей, как она знала, была не заколоченная калитка. Увидев на ней замок, она переполошилась. Но замок был просто накинут на петли. Несколько шагов — и она на свободе.

Добраться до Москвы не составило никакого труда. Может быть, ей просто повезло, автомобиль до города подвернулся сразу. Колымага тащилась со стороны дома отдыха, в салоне стоял крепкий запах лекарств, за рулем сидел пожилой усач, внушавший доверие. Поэтому Наташа попросила подвезти ее прямо к дому.

— У такси чего хочешь проси, — отвечал усач и замурлыкал под нос: «Море, море, блеск пустынный…»

В квартире она обнаружила полный разгром. Начиная от прихожей, все вещи валялись грудами. Книги были разбросаны, причем большинство их было раскрыто.

— Читатели, блин, — усмехнулась она, сообразив, что искали клише.

Особенно цинично обошлись с ее профессиональными принадлежностями. Все мольберты были разломаны, краски рассыпаны, тюбики смяты и раздавлены, как будто по ним топтались армейскими ботинками. Кое-где был взломан паркет.

Скульптура Герцена и Огарева по какой-то причине внимания злоумышленников не привлекла. Спрятанные под ней доллары оказались целы. Она беспомощно опустилась на пол возле телефона и набрала номер Антона Михайловича.

— Я уже давно жду вашего звонка, — услышала она.

Наташа, собравшись с духом, рассказала все, что произошло. Говорила она лаконично и без выражения.

То, что Наташа сообщила ему о Стасе, поставило Антона Михайловича на грань инсульта. Он взвизгнул как поросенок.

— Да вы что! — кричал он в трубку. — Да какой еще Стас, вы не понимаете, насколько все серьезно. Вы даже представить себе не можете, куда вы вляпались и подо что вы всех нас подвели!

Животный страх Антона Михайловича поразил Наташу. Выходило так, что он, столь почтенный внешне и важный, в этой истории все же статист, кукла, никто, и звать его никак, а кукловоды располагаются на других уровнях. Это первое, что пришло ей в голову. Видать, его торопят какие-то люди или обстоятельства. Вдобавок он оказался старым хрычом и кретином, вольготно чувствующим себя только на одной половице и падающим на всех прочих.

— Не надо подозревать меня, — пришла в ярость Наташа. — Вы же знаете мои обстоятельства не хуже меня. Не моего ума дело, что произошло, я всего лишь исполнила заказ, быстро и качественно.

— Я предупреждал вас о полной секретности вашей работы! Даже я не должен был знать, где вы работаете… Через час в известном вам ресторане, — отчеканил Антон Михайлович и бросил трубку.

Наташа наспех переоделась, с отвращением глядя на платье Остроуховой, в котором ей пришлось дважды спасаться бегством, и вышла из квартиры. То, что ей поведала консьержка, уже не было для нее новостью.

— Душечка, Наташечка, ты что же, одна, без матушки Антонины Васильевны затеяла ремонт и переустройство?

— Что-то вроде этого, — ответила Наташа, — а что?