Карен Уайт - Незнакомцы на Монтегю-стрит [litres]

– Это не те слова, которые мы написали вместе. – Ее голос дрогнул. – Я не могу…

Она протянула листок Джеку. Тот прокашлялся и начал читать:

Джек поднял взгляд. В его глазах стояли слезы, прохладный ветерок теребил листок бумаги в его руке.

– Это… потрясающе. И это все о тебе, Нола. О том, что она чувствовала к тебе, как сильно она тебя любила.

Между тем Бонни приблизилась к Джеку, наклонилась к нему и коснулась губами его щеки. Он машинально потрогал лицо.

– Я лишь… – он не договорил. На его губах заиграла легкая улыбка. – Она действительно здесь, – сказал он.

Я изумленно подняла глаза и снова повернулась к Бонни:

– Ты готова уйти сейчас?

На миг ее силуэт стал ярче и четче, и я увидела, какая она красивая. Нола, несмотря на сходство с отцом, унаследовала также чистый, высокий лоб матери и ее маленький острый подбородок. Я скажу Ноле об этом позже, ведь ей непременно нужно это услышать, помнить об этом, когда у нее будут свои дети.

Прости меня.

Я знала, что ее слова предназначались не мне. Я протянула руку и вывела Нолу вперед.

– Она просит у тебя прощения. Прости ее, чтобы она могла двигаться дальше.

Нола посмотрела в угол комнаты, откуда Бонни наблюдала за нами:

– Я чувствую ее. Не вижу, но чувствую.

Бонни подошла ближе и поцеловала Нолу в макушку, как только что на моих глазах это сделал Джек.

Нола подняла глаза. На ее губах возникла легкая улыбка. К ее мокрой, зареванной щеке прилипла прядь темных волос, и я осторожно ее убрала. Мой живот как будто слегка вздулся. На меня накатилась волна уверенности, и мне подумалось, что, возможно, это грядущее материнство прояснило все превратности судьбы.

Я обняла Нолу.

– Ты чувствуешь ее любовь – любовь матери. Она никогда не умрет. Даже когда она уйдет насовсем, ты всегда будешь чувствовать ее рядом с собой. Но здесь дел у нее больше нет. Она знает, что тебя любят, что о тебе заботятся и, самое главное, что ты нашла то, что она оставила тебе в наследство. Пришло время ее отпустить.

Нола продолжала смотреть прямо перед собой, как будто она действительно видела Бонни.

– Она меня слышит?

Я кивнула. Она снова повернулась к углу, где стояла Бонни:

– Я была так зла на тебя. Но теперь я все понимаю. Только зря ты мне не рассказала сама. Я бы что-нибудь придумала для нас обеих, но ты не дала мне такого шанса.

Прости меня, если я сделала тебе больно. Не сомневайся, что я любила тебя и всегда буду любить .

Я притянула Нолу к себе и обняла. Свет Бонни укутал нас обеих, как мерцающий кокон.

– Она просит у тебя прощения и говорит, что всегда будет тебя любить.

– Я тоже тебя люблю, мама. Всегда любила. – Нола крепко зажмурилась. – И я прощаю тебя. Честное слово. Даже если я еще долго буду на тебя злиться, я все равно прощаю тебя.

Свет сделался ярче, отделяясь от Бонни и превращаясь в высокий, от пола до потолка, столб, как будто где-то, в царстве ослепительного света, приоткрылась дверь. Бонни посмотрела на меня. В ее глазах застыл вопрос.

– Шагни в свет, Бонни. Теперь тебе можно уйти. С Нолой все будет хорошо, я обещаю.

На прощание взглянув на Джека и Нолу, она шагнула к столбу света, затем обернулась и посмотрела на меня.

Ты будешь хорошей матерью. Но будь бдительна. Не все бродящие по земле духи потеряны, и они ищут тех из вас, кто может отнять их силу .

Полными любви глазами она посмотрела на Нолу, а затем снова на меня. Спасибо, Мелани . Она слегка повернула голову, как будто слышала что-то, чего не могла слышать я. Затем, улыбаясь чему-то, что знала только она, Бонни сказала «прощай» и, вновь повернувшись к свету, вошла в него.

Свет тотчас превратился в крошечную точку, а затем и вообще погас.

Меня разбудил телефонный звонок. Я открыла глаза, пытаясь понять, где я. Я вынырнула из очередного сна, в котором сидела, ожидая, когда тест на беременность покажет голубую полоску. Опять. За последние два дня я сделала их уже пять и даже составила электронную таблицу, в которой было указано, встряхивала ли я его, переворачивала, а также в какое время дня я сделала тест. Но, несмотря на хитроумную таблицу, результат был всегда один и тот же.

Сегодня, в день свадьбы Софи, я скажу Джеку. Или же скажет моя мать. Я пыталась объяснить ей, что просто хочу быть на все сто уверенной. Мне ни к чему лишний раз портить отношения с Джеком, если вдруг я ошибаюсь. Мне также не хочется признаться Ноле, что ее отец и я – не самый лучший пример для подражания. И все же я была вынуждена признать: тянуть дальше нельзя. Если я должна доказать Джеку, что вынесла для себя из моих прошлых ошибок урок, ждать дальше я не могла.

Я села в постели, прислушиваясь. Телефон между тем продолжал звенеть, а я натужно пыталась вспомнить, был ли он в комнате вообще. Генерал Ли спрыгнул с кровати, бросился через всю комнату к антикварному туалетному столику и положил передние лапы на маленький стул, стоящий перед ним.

– Спасибо, приятель, – сказала я, потирая глаза. – Может, ты заодно и ответишь?

Даже в темноте я поймала уклончивый собачий взгляд. Что делать? Прошаркав к туалетному столику, я нащупала трубку и, лишь поднеся ее к уху, запоздало вспомнила, что мать по моей просьбе выдернула шнур. Единственные телефонные звонки, которые будили меня ночью, были из разряда тех, на которые у меня не было желания отвечать.

В трубке слышались треск и щелчки, как когда-то при международных звонках во времена, предшествовавшие появлению спутниковой связи. Волосы на моем затылке тотчас встали дыбом. Все ясно: звонок этот исходит не просто из другой стороны, а из очень-очень далекого места.

– Бабушка? – тихо проговорила я в трубку. Раздавшийся в ответ голос налетел подобно порыву ледяного ветра, внутри завихрений которого затерялась крошечная звуковая точка. Сожги кукольный домик. Они больше не будут тебя беспокоить .

Мои глаза в буквальном смысле полезли на лоб.

– Джулия? – Если я разговаривала с Джулией по телефону, который не был даже подключен к линии, это означало одно: мы с ней больше не существовали по одну сторону жизни и смерти. На меня тотчас накатилась волна печали по поводу смерти женщины, которую я едва знала.

Он думает, что его секрет умер со мной и его драгоценное имя ничем не запятнано. Но Уильям и Джонатан нуждаются в справедливости. Правду должны узнать все. Мир должен знать, что они оба – жертвы убийства, и знать имя того, кто его совершил .

Я кивнула в телефон. Все тотчас стало на свои места, и я почти улыбнулась: