Ольга Мишина - Конфетти для близнецов

— Ох, е! Сам себя обрызгал, такого парня! — воскликнул он после очередного виража. — Здесь?.. — дядя Витя вопросительно уставился на мое задумчивое лицо, когда в туманной мороси показалась блестящая центральная елка.

— Ага, — машинально кивнула я, хотя вообще не думала, куда и зачем еду, и взялась за ручку, но он закричал:

— Сидим, сидим! Теперь можно, десантируйся! — перегнулся через меня и помог открыть дверь.

— Заедает, ага. Тебя забирать надо? А то я сейчас в гараж, собак покормлю… — начал перечислять он, но я невежливо перебила:

— Да нет, спасибо, я сама. Такси поймаю! — и вылезла под дождь.

— У матросов нет вопросов! С праздником! — весело прокричал дядя Витя и дал по газам, машинально смахнув с пассажирского сиденья несколько разноцветных кружочков.

На бордюре сидела большая ворона, а рядом пристроилась пустая бутылка из-под шампанского.

— Ты уже? — понимающе кивнула я и спустилась в метро в поисках какого-нибудь магазинчика — чем я хуже какой-то вороны?! Я тоже хочу праздновать! Пусть и в одиночестве.

Быстро справившись с пробкой — вообще, я не умею открывать шампанское, делала это раз в жизни, но положительный опыт был — нужно просто снять фольгу, проволоку и отставить в сторону. Вам, бух, пробка вон — прошу, наливайте! — вскоре я приложилась к холодному горлышку и жадно попила.

— Бр-р, — утирая рот, заявила вороне. — Холодно! И мокро. И не очень полезно для желудка, между прочим!

После минутной эйфории, которую принесли с собой заспешившие по организму праздничные пузырьки, стало как-то… противно.

— Как ты это пьешь? — но ворона уже улетела, а я поставила рядом еще одну, свою, почти целую бутылку и побрела дальше.

Во рту стало кисло, захотелось пить. Лучше бы я воды купила! До следующего ларька еще стоило дойти.

В детстве мы любили есть снег. Слепишь снежок и откусываешь, как от изысканного пирожного. Или легкой варежкой зачерпнешь пушистую верхушку со свежего сугроба, с наслаждением трогаешь губами, как сладкую вату…

Я огляделась. Со снегом просматривались явные проблемы. Вернее, проблема-то была одна — его полное отсутствие. А лакать из лужи не хотелось.

Я прищурилась и посмотрела на небо. Все льешь? Сложила ладони ковшиком, набрала немного влаги и выпила.

Как странно. Я никогда еще не пила… дождь.

Совсем близко шумела площадь — шумела хохотом, музыкой, праздником. А парк был на удивление пустой и неуютный. Пока я загребала ногами по лужам, встретила всего трех человек, спешивших куда-то с бенгальскими огнями в руках. Огни сердито шипели, брызгая яркими искрами, люди смеялись, громко переговариваясь. Вскоре и их шаги растворились в общем рождественском шуме, и я опять осталась одна.

Наверное, что-то можно еще исправить. Как-то приладить, что-то подклеить — будет почти незаметно!

Только как быть с теми разлетевшимися клочками, обрывками слов, еще хранивших тепло губ и еле заметный след признаний? Да-да, поспешно собирая, можно собрать почти все, торопливо разглаживая и соединяя, и вот уже вроде все как и было — подумаешь, нескольких кусочков не хватает!

А если не будет хватать… самых главных? Тех, без которых все… бессмысленно? Стоит ли тогда вообще все это… собирать?

Мокрый парк дергал носом, как будто изо все сил, как и я, старался не расклеиться окончательно.

— Держись, — я провела рукой по черному и мокрому стволу какого-то дерева. Они все были одинаковые.

На одной из многочисленных дорожек, подсвеченной фонарем, стоял одинокий музыкант. По его лицу стекала вода, капая на старую желтую гитару, но он все равно пел, наверное, парку: «… жил космонавт Юра…»

— Слушай, я уже где-то слышала эту песню! — неожиданно оживилась я, выуживая из кармана какую-то мелочь и всю ссыпая в шапку-ушанку, пристроенную у его ног. — Ой, — смутившись, нагнулась и быстро подняла попавшую туда помаду. — Извини…

— Мы группа «Первый космонавт», — поминутно шмыгая носом, горделиво выдал парнишка. — Скоро остальные подтянутся…

— Не слишком хорошая погода для концерта, — я подбородком указала на лужи, пустоту и продолжавший лить дождь.

— Да ладно, — махнул он рукой и вдруг запел, ритмично наигрывая: — Как-то в ожидании трамвая наблюдал я голубя поле-ет. Мой совет вам — стойте, не зева-ая, чтоб не кушать голубя поме-ет…

Я засмеялась и пошла дальше.

Почему-то стараясь не смотреть в сторону аттракционов, я обогнула площадь слева и вскоре тормозила возле какого-то узнаваемого входа. А! Знакомое заведение — «Центр искусств Дермилова»!

«Зайду погреюсь», — решила я, решительно потянув на себя металлическую дверь.

Сразу навалилось тепло, тусклая музыка поползла в уши, но я уже это проходила, небрежно отмахнулась и двинулась вперед, где наблюдались некоторый шум и приличных размеров толпа.

По дороге я отметила, что экспозиция выставки несколько поменялась, то есть произведения с пугающими изображениями преимущественно обнаженных людей поменялись на пугающие изображения преимущественно обнаженных людей, но других авторов. «Скорей всего, за толпой скрывается настоящий шедевр», — подумала я, протискиваясь к месту событий.

— …мне все равно, нам сказали, мы вернули! — услышала я странно знакомый голос и, просунув один глаз мимо чьей-то коричневой куртки, увидела… Коня. Он был весь красный, дубленка нараспашку, рядом примерно в таком же виде — водитель Хахалев. А перед ними на полу…

Перед ними на полу переливался псевдо-индийскими узорами невиданной красоты новехонький ковер с ближайшего рынка, которые с таким удовольствием толстые тетки по субботам-воскресеньям тащат в свои свежеоклеенные «петухами-курами» квартиры на плечах щуплых супругов в сбитых на затылок кепках.

— Но это же… — разводил большими руками ошарашенный охранник в тщетной попытке дозвониться до руководства. — Он же… не такой…

— Да он лучше! Ваш-то — совсем старье был, старьем и помер, — сплюнул на бетонный пол Хахалев, тем самым ненароком став еще одним участником выставки произведений современного искусства. — Берите, короче, нам сказали…

Толпа задергалась, а я, хихикая, отползла назад — пусть мы и договорились, встречаться с этими ребятами больше не входило в мои планы. В принципе, не входило и до этого, только вот мои желания ничего не значили!

Они и сейчас ничего не значат.

Я вздохнула. Немного поднятое ковром настроение снова стремительно упало, растворившись в первой попавшейся луже. Снова вздохнув, я посмотрела вверх, где завывал и носился настолько сильный ветер, что, казалось, там летают собаки, и решительно зашагала к площади.

— Дайте один, — я протянула в кассу деньги и бесстрашно уселась в мокрое пластиковое кресло, специально не глядя на соседнее место. Я и так знала, кто там сидит — одиночество.