Татьяна Ефремова - След на воде

Карина горевала открыто, громко и с размахом. К вечеру следующего дня вся команда была в курсе. Тогда же Димыч посоветовал не паниковать, а терпеливо дожидаться, пока ворюга решит вернуть украшения добровольно. Я аккуратно передала пострадавшей пожелания опера на отдыхе. Это было позавчера, в четверг. В пятницу золота все еще не было, и Карина, к тому времени перессорившаяся насмерть со Светкой и попавшая под горячую руку Володину, совсем пала духом. Лиза пыталась ее утешать, взывала к здравому смыслу и опыту предыдущих официантских поколений — все было бесполезно, Карина продолжала кукситься.

И вдруг все изменилось. Поужинав в столовой для команды, Лиза с Кариной вернулись в каюту, открыли дверь ключом и стали заниматься обычными ежевечерними делами — Карина переодевалась в форму, чтобы скоро пойти на работу в ресторан, а Лиза, которой до смены в баре оставалось еще четыре часа свободного времени, легла на кровать с книжкой. Все равно, делать еще что-то, пока Карина мечется по тесной каюте в поисках целых колготок, было невозможно.

— Что за бумажка лежит? — спросила вдруг Карина. — Нужная?

— Не знаю, — отмахнулась Лиза, не поворачивая головы.

Вникать, что за бумажка попалась на глаза аккуратистке Манукян, недавно сделавшей уборку в каюте, ей не хотелось. Хотелось, чтобы Карина не приставала к ней с дурацкими бумажками, а переоделась поскорее, и наконец-то ушла, дав возможность поваляться немного в тишине.

— Лиза, ну, что за дела? Только ведь убрала все. Неужели так трудно не мусорить? — вопрошала Карина, разворачивая сложенный вчетверо клочок бумаги. Прочитала и завопила совсем другим, счастливым, голосом: — Лиза! Он объявился!

— Кто? — Федотова поняла, что почитать спокойно ей все равно не суждено.

— Ворюга этот. Хочет золото отдать. Правильно Наташкин милиционер сказал. Некуда ему деваться, сам отдает.

Сияющая Карина протянула Лизе листок с напечатанными несколькими строчками.

«Если хочешь получить свое золото, приходи сегодня ровно в полночь на корму. Приходи одна. Если расскажешь кому-то, ничего не получишь.»

— Так и было написано «ровно в полночь»? — хмыкнул Димыч. — Романтики кругом. А где эта записка?

Лиза пожала плечами.

— Значит, она собиралась в полночь встречаться на корме с вором? Не могла передумать?

— Что вы! Она так обрадовалась, прямо светилась вся. Даже напевала что-то, когда уходила.

Точно, напевала. Я еще, помню, порадовалась. Думала, она после разговора со мной так воодушевилась. А оказывается, все дело в золоте, которое сначала украли, а потом пообещали вернуть. И ведь ни словом не обмолвилась! Как не похоже это на Карину. Хотя…

— Лиза, а как же она тебе про записку рассказала, если там было написано, чтобы никому не говорила? — спросила я.

— Наверно, не сообразила сразу. Обрадовалась сильно, хотела поделиться.

— А больше, значит, никому не сказала, — задумчиво произнес Димыч. — И записку убрала. Или с собой унесла, что вероятнее всего. Стоп! А как записка в каюте оказалась, если дверь на ключ была закрыта?

Тоже мне, неразрешимая задача! Мы с Лизой одновременно показали глазами на открытое окно.

Планировка в каютах на главной палубе простейшая — не сложнее, чем купе поезда. Маленькая прихожая, из нее дверь в санузел с умывальником, душевой кабиной и прочими «удобствами». Потом шкаф для одежды, две кровати вдоль стен, откидная полка над одной из них, так, на всякий случай, если придется уплотняться из-за наплыва туристов и жить в каюте по трое. Ну, а между кроватями уже столик, почти как в поезде — маленький и неудобный, а над столиком окно. Верхняя часть его откидывается при необходимости. Вот через эту «форточку» и забросили в каюту записку. Ничего сложного, мы часто так возвращали взятые на время мелочи, если хозяев в каюте не было.

— Так окно открыто было, что ли? — не поверил Димыч. — Ну, вы даете! А потом еще удивляетесь, что цацки из кают пропадают.

К вечеру погода окончательно испортилась. Тучи сбились над теплоходом серым табунком и как будто преследовали специально. Где-то вдали время от времени вспыхивал закатным светом край чистого неба, а над нашими головами все время висели плотные сырые клочья. И дождь выматывал душу — то начинал робко накрапывать, бросал за шиворот с десяток холодных капель, то, будто передумав, откладывал собственное появление до лучших времен. Про порывы ветра я уже и не говорю…

В общем, одной только погоды было бы вполне достаточно для унылого настроения. А тут еще Димыч нудит без остановки. Уж если так ему невмоготу, отказался бы совсем. Так нет, бродит по палубе, ежится от дождя и ветра, бормочет под нос всякие не лестные для меня слова, но не уходит. Решил довести дело до конца.

Пока мы туристов ужином кормили, а потом уборку делали, он облазил почти весь теплоход изнутри: машинное отделение, бойлерную, все подсобные помещения, холодильники, склады, очистные камеры. Нигде не обнаружил ни Карины, ни следов ее пребывания.

В туристические каюты его, конечно, с обыском не пустили. Но их, по поручению старпома, тщательно осмотрели стюардессы, когда убирали днем и стилили постели вечером.

Дождавшись меня после ужина, Димыч заявил, что для очистки совести надо осмотреть теплоход снаружи, а для этого стоит пройти по всем палубам, заглядывая во все двери. Но одному ему ходить скучно, поэтому нужен провожатый. И моя кандидатура подходит для этого больше всего, тем более, что Вадик, набегавшись по корабельным подсобкам, а особенно по машинному отделению, совершенно одурел от тамошнего шума и лежит теперь в каюте с больной головой. К тому же, я эту кашу заварила, значит, мне и отдуваться.

Я не стала выяснять у раздраженного Захарова, в чем именно состоит моя вина в заваривании конкретно этой каши, и с готовностью пошла в Димычевы провожатые, собеседники и причины всяких несчастий. Пусть бурчит, главное, чтобы мозгами шевелил.

Осмотр решили начать самой верхней, «Солнечной», палубы, постепенно спускаясь вниз на главную. Правда, осматривать на верхних палубах нечего — никаких потайных дверей там нет. Только люки с пожарными гидрантами. Лучше уж начинать с главной палубы — там всяких маленьких железных дверей навалом, особенно в кормовой части.

Но прислушиваться к моему мнению никто не собирался. Димыч заявил, что командовать парадом он будет единолично и для убедительности упер руки в бока, сдвинув немного полы ветровки.

Я глянула и обомлела — на боку у Димыча скрытая наполовину одеждой висела кобура, по виду совсем даже не пустая.

— Дим, а ты чего вооружился? — спросила я, нервно сглатывая. — Думаешь, оружие может пригодиться? Неужели все серьезно?