Паола Стоун - Возвращение в Ноттингем

А теперь, с наступлением теплых дней, они взялись за настоящий переворот в старом доме. Джанет решила оставить в неприкосновенности только охотничий зал, с которым у нее было связано слишком много воспоминаний, и комнату Селии. Все остальное должно было зажить новой жизнью, в представление о которой входили и просторная детская, чтобы из нее непременно был виден вечно готовый к бою лучник, и переделанная из необитаемой мансарды мастерская, и кабинет Хорста, по-средневековому мрачный, но по-немецки уютный, и спальня, созданная людьми, понимающими толк в плотских утехах, и даже небольшое, но крайне функциональное убежище под лестницей, предназначенное для Сент-Корсара, годовалого лаверака, купленного сразу же по приезде в Англию и уже натасканного в самом лучшем питомнике де-Коннора.

Джанет вздохнула, снова принимаясь за роспись окон, которую не доверила никому, и стала заканчивать прорисовку распластавшегося в беге грейхаунда, в которого она вкладывала всю свою страсть к прекрасному в природе вообще и к шелковому умнице Корсару в частности. Он и сейчас вертелся тут же, то отбегая в угол, охотясь за воображаемой дичью, то припадая на передние лапы и пытаясь отвлечь хозяйку от столь скучного, по его мнению, дела. Неожиданно пес встал в настоящую стойку, и нервная дрожь волной пробежала по его узкой спине.

— Что такое, Корсар? — удивилась Джанет. — Пат с Ба еще рано.

Но собака, крадучись, уже выходила из зала, а через секунду Джанет услышала стук когтей по лестнице и заливистый горячий лай. Кое-как закрутив волосы, она, не переодеваясь, побежала вниз.

Корсар кругами обегал высокого старика в белом как снег длинном плаще, а старик, брезгливо поджимая высохшие губы, величественно не двигался с места. В первое мгновение Джанет не поверила своим глазам, как будто ей явился призрак, призрак из какой-то иной, давно прожитой жизни…

В неотделанной и засыпанной известкой прихожей дома на Касл-Грин стоял Губерт Вирц собственной персоной.

Джанет молча остановилась, не дойдя до конца лестницы несколько ступеней. Наконец художник оторвал взгляд от беснующегося пса и увидел ту, ради которой проделал уже тяжелый в его возрасте перелет над Атлантикой.

— Мисс Шерфорд! — воскликнул он, и в его блеклых глазах Джанет почудился какой-то теплый, вполне человеческий отблеск.

— Простите — миссис Райнгау, — возразила она, останавливая по юности лет еще не справлявшуюся со своими страстями собаку. — Чем обязана такому необычному визиту? Надеюсь, моя картина была передана вам в полном соответствии с моим распоряжением? — Тон Джанет был довольно сух и высокомерен, поскольку она все же не забыла ни мелочности, ни презрительности своего деда, ни его высказываний о ее матери.

— Зачем же так, миссис Райнгау? — с болью произнес Губерт. — Я здесь потому что… я все понял. — И он бессильно опустился на старинный сундук, островком надежности — если не вечности — стоявший посреди ящиков с паркетом и мешков с мелом. — И сердце Джанет дрогнуло. Она сделала несколько шагов по направлению к поникшей старческой фигуре, но Губерт, вытирая щегольским и почти дамским платком выступившие слезы, выставил вперед другую руку: — Не надо, мне не нужна ваша жалость. Я знаю, что вы не можете простить меня.

— Послушайте, мистер Вирц, по крайней мере, пройдемте в… — она замялась, — в кухню. У нас, как вы видите, ремонт…

Губерт пошел за ней покорно, как ребенок.

Но не допив предложенного ему чаю, он отставил чашку, и глаза его с жадностью впились в измазанное краской спокойное лицо Джанет, а его рука осторожно, словно ощупью, стала подбираться к ее руке.

— Господи, — зашептал он, — те же пальцы… Как я мог не узнать!? Мой мальчик не ушел совсем, он остался в этом мире… Вот, — сказал он, — я привез показать вам фотографии. — Дрожащими руками Губерт достал из портфеля темно-красной кожи старый альбом, где фотографии были вложены в фигурные уголки. — Посмотрите, это Мэтью, когда был совсем крошкой, в Кале, где мы тогда жили… Пожалуйста, посмотрите…

Джанет взяла в руки потертый картон и едва удержалась от возгласа удивления. На нее со старой послевоенной фотографии глянуло лицо ее собственной дочери — в виде доверчиво и победоносно улыбавшегося мальчика. Она, сама не зная почему, вдруг суеверно захлопнула альбом.

— Но как же вы, — не выдержала она, — как же вы все эти годы не…

— Я не верил. К тому же Руфь, моя покойная жена, как-то обмолвилась мне, что мельком видела эту девушку Мэтью и что она показалась ей слишком… заурядной истеричкой, — с трудом выговорил Губерт.

— Эта девушка стала звездой всемирно известного канала и родила меня, которую вы, кажется, сочли неплохим художником, — задумчиво, уже без обиды и боли сказала Джанет, и старик уловил этот смягчившийся тон.

— Вы поймите, я был просто потрясен вашей работой, и та женщина… то женское, что было в ней, никак не могло связаться у меня с заурядной подружкой на час. И чем больше я смотрел на картину, тем сильнее укреплялась во мне мысль, или, точнее, чувство, что такое понимание доступно лишь голосу крови. Постепенно факты стали сопоставляться, я навел кое-какие справки, я перекопал весь архив Руфи — а это тысячи и тысячи страниц… И наконец я просто пошел к Стивену, которого знаю еще с начала шестидесятых, и поговорил с ним.

— И папа признался?!

— Нет. Но я понял все по его глазам. Я же художник, — скривился Губерт. — И потому отныне я хочу отдать вам то, что было недодано мной и Руфью.

— То есть? — Золотистые брови взлетели вверх. — Я ни в чем не нуждаюсь, поверьте.

— И все-таки. Я уже подписал все необходимые документы. К вам переходит тридцать процентов от всех переиздаваемых трудов Руфи, что составляет весьма немалую сумму, и двадцать пять — от продажи моих работ и все имущество по моей смерти. Если эти деньги не нужны вам, отложите их, у вас будут дети…

— У меня есть дочь.

Губерт судорожно закашлялся, и на глазах его снова показались слезы.

— В таком случае, разрешите мне увидеть ее, — еле слышно вымолвил он. — Только увидеть.

— Ну отчего же нет? — рассмеялась Джанет. — Пат с бабушкой, то есть с моей бабушкой, скоро вернутся из оранжерей, и вы сможете увидеть это чудо германо-английского происхождения. Вы приехали прямо из аэропорта?

— Нет, я остановился в «Бучеле» на Ангел-Роу.

— Это совсем неподалеку. Может быть, вы придете сюда часам к шести? Мой муж тоже вернется из университета, и я смогу сразу всем представить… нового родственника.

Губерт опустил свою по-птичьи взъерошенную голову.

А через несколько часов, после того как улеглось волнение и совершенно потрясенная услышанным Селия на некоторое время ушла к себе, а любившая новых людей Пат с радостью и любопытством подошла к новому дедушке, Джанет тихо потянула Хорста за рукав: