Изабелль Брум - Год и один день [litres]

– Стена Джона Леннона вроде в той стороне, – сказал Олли, резко оборвав извилистую нить ее размышлений. Он раскрыл карту и руками в перчатках держал ее на весу.

Они покинули Карлов мост и направились налево, в лабиринт петляющих улочек, заставленных с обеих сторон высокими желтыми домами. Улица была замощена гладкими булыжниками, – каждый в тонкой морозной паутинке, – а по сторонам лежали печальные кучи снега. Меган и Олли шли все дальше, оставляя гвалт туристов далеко за спиной.

Отличное место для поцелуя, вокруг никого – никто не помешает… Меган с ужасом поймала себя на этой мысли. После их первого поцелуя с Олли прошло уже столько времени, а она до сих пор помнила, как бережно он ласкал языком ее язык – без неловкости, спокойно и нежно. Колени у нее подогнулись, и она машинально начала их растирать.

– Что, старушка, ноги до сих пор болят после вчерашнего подъема? – весело спросил Олли.

Ох, если б он только знал…

– Кого ты назвал старушкой, мистер Скорее-под-сорок-чем-за-тридцать?

Олли показал ей язык.

Свернув за угол, они очутились на небольшом мостике. С одной стороны у него была невысокая каменная ограда, а с другой – кованая чугунная. И вот на этой чугунной ограде громоздилось множество замочков всех форм, цветов и размеров с инициалами влюбленных, которые их тут повесили. Меган вспомнила одинокий замо́к, найденный ими вчера на Петршине, и улыбнулась. Если бы когда-нибудь ей взбрело в голову оставить в Праге такой любовный замочек, – что само по себе бред, разумеется, – она, подобно той паре, спрятала бы его в укромном месте.

– В этом городе много влюбленных, – заметил Олли, повертев в руках пару ближайших замков.

Меган не ответила, поскольку была занята фотографированием моста со всех возможных ракурсов. Приятно было делать это без всякого стеснения. После вчерашних акробатических этюдов в монастыре она пришла к выводу, что ей не стыдно: пусть видит, чем она занимается, раз уж они друзья. Пусть видит, какая она на самом деле.

– Ты что, ляжешь прямо на?.. Ага. – Олли отскочил в сторону: Меган принялась ползать по земле у его ног. – Ляжешь.

Она уже не видела вокруг себя ничего, кроме буйства цвета, любви и радости. Щелкая затвором, Меган старалась представить, что чувствовали влюбленные, когда приносили сюда замочки. Их взаимную нежность, желание продлить свои чувства к любимому… И оставить здесь верное свидетельство своей любви, то, что можно потрогать и подержать в руках, если когда-нибудь станет туго. «А туго становится почти всем», – подумала Меган.

– У тебя лицо как у младенца, который гадит в подгузник, – неизвестно зачем ляпнул Олли.

– А ты будто в зеркало глядишь, да? – съязвила Меган, вставая наконец на ноги. Из-за угла как раз выезжала очередная туристическая группа на сегвеях.

Олли взял Меган за руку, помогая ей удержаться на ногах, и так сильно стиснул ей пальцы, будто хотел этим жестом выразить какую-то сокровенную и пока невысказанную мысль. Меган опять подумала о поцелуе, но тут же помотала головой.

– Бр-р, холодно! – заметила она, посмотрев на свою мокрую одежду и для наглядности постучав зубами. – Идем скорей, а то ты мне уже плешь проел с этой своей стеной…

Олли поглядел на нее сквозь запачканные стекла очков и смахнул прядь светлых волос, прилипших к ее губам.

Ну вот, опять это тепло!..

– Ты такая красивая, – сказал он. – Каждый раз смотрю на тебя и думаю об этом, просто обычно мне удается смолчать… А сейчас вот не удалось.

Меган не вымолвила ни слова, однако в груди у нее все затрепетало. Впервые она решила не отводить глаза, а лишь неподвижно стояла, как статуя на мосту, и смотрела на него.

– Ну, идем, – наконец сказал он, передернув плечами, чтобы вывести их обоих из транса. – Все за учителем!

На рассвете сквозь шторы пробился мягкий утренний свет. Несмело, на цыпочках он прокрался по полу, узорчатому коврику, сбившимся простыням на кровати… и там обнаружил, что Хоуп уже не спит. Она не спала несколько часов – с тех пор, как ее разбудил крик.

Рядом, отвернувшись от нее, лежал Чарли. На его плечах и спине едва виднелись редкие волоски. Хоуп слышала его тихий храп, но этот звук ее больше не успокаивал. Они легли спать после ссоры, первой их настоящей ссоры, и злые слова до сих пор отдавались болью в груди.

– Ты все выдумываешь, любимая, – заявил Чарли, когда она спросила, кому он звонил тайком на площади, пока она кормила осла. – Ну что ты на меня накинулась?!

Нет, Хоуп не выдумывала, она видела все собственными глазами. Когда она сказала ему об этом, Чарли поглядел на нее с насмешкой и презрением – как будто она раздражала его одним своим видом. Это было так не похоже на ее любящего, нежного Чарли, что она потрясенно умолкла. А потом попробовала другую тактику.

– Знай, мне ты можешь рассказать все что угодно, – примирительно заговорила она. – Я не буду злиться, обещаю.

– Нечего тут рассказывать, – последовал ответ. При этом Чарли даже не осмелился посмотреть ей в глаза.

Было так странно утратить с ним эту связь… Их отношения всегда были полны страсти, но, как Хоуп теперь понимала, физическая близость играла в них слишком большую роль. Быть может, похоть так вскружила им голову, что они и не заметили разверзшейся между ними бездны? Быть может, их нетерпеливость не дала раскрыться истинному чувству? Хоуп никогда не сомневалась в своей любви к Чарли: еще несколько дней назад она искренне считала, что он – ключ к головоломке, ответ на все мучившие ее вопросы. Неужели она ошибалась? Неужели ей так хотелось перемен в жизни, что она очертя голову кинулась на первый же зов?

Хоуп вновь и вновь возвращалась к одной мысли: Чарли очень для нее важен, но она пока не готова принять его заботу и любовь в том виде, в каком он хочет их давать.

Свет стал ярче. Хоуп откинула одеяло и тихо прошла в ванную. Там, глянув на себя в зеркало, она невольно застонала: бессонная ночь не прошла даром и оставила сложную карту морщин на ее лице. Хоуп снова вспомнила те горестные крики, что разбудили ее среди ночи. Она даже выскочила в коридор и спросила: «Что случилось? Все хорошо?»

Никто не ответил. Лишь тихонько гудел автоматически включившийся над головой светильник да потрескивала ближайшая батарея. Крик никого больше не разбудил, и Хоуп даже решила, что ей почудилось. В конце концов, она была утомлена, физически и морально, и разум вполне мог сыграть с ней злую шутку. Опустошенная, Хоуп вернулась в постель. Сна не было ни в одном глазу, и она лежала, уставившись в темный потолок.

Чарли проснулся поздно, потер глаза и машинально потянулся сперва за часами, а потом за Хоуп. Последние полчаса та сидела, одевшись и поджав губы, в кресле у окна и наблюдала за ним оттуда.