Ирина Воробей - Куколка

Татьяна продолжала стоять неподвижно, уткнувшись в его теплую грудь. «Три года?! Какие три года?!» – думала она. Она ведь дальше трех дней не заглядывала в будущее, а тут целых три года. Он снова выдержал паузу, затем продолжил рассудительным и спокойным тоном.

– Меня уже бросали после трех лет отношений. Год мы жили вместе. После этого мне многое в жизни пришлось пересмотреть. Я очень долго отходил. И не хочу повторений, – говорил он тихо, слушая, как приглушается ее плач.

– Я же не виновата, что тебя бросили, – подняв голову, в отчаянии ответила Татьяна, поскольку не знала, что еще может сказать.

Лицо Вадима приняло выражение скорби и недопонимания. Объятия его невольно разжались. Руки еще остались на ее локтях, но мысленно он уже полностью от нее отстранился.

– Зачем ты поехала? О чем ты думала, когда трахалась со мной?

Он скользнул острым взглядом по ее лицу. Его вульгарный язык прорезал ей уши. Но заболело сердце.

– Не знаю. Ни о чем, – ответила она, не поднимая головы.

Парень с досадой отвернулся. Она подняла на него заплаканные глаза. Они встретились взглядами. Вадим выглядел немного потерянным. Рот его под нажимом превратился в одну неровную линию. Он нахмурил брови, что-то обдумывая. Отведя глаза в сторону, он застыл на какое-то время, а потом полностью отошел. Снова у него в руке появились сигарета и зажигалка. Вскоре дым долетел до Татьяниных ноздрей. Она невольно вдохнула его глубоко и закашлялась. Только тогда парень взглянул на нее, но быстро перевел взгляд на землю и отошел еще дальше.

– Пойми, через это надо будет рано или поздно пройти. И лучше рано, – голосом молящего проговорил он между затяжками, развернувшись к ней.

– Это ты пойми! Я не могу! Я не могу так с отцом поступить. Он ради меня жертвовал всем! Всем! И любовью своей тоже жертвовал!

– Ну, его ведь никто не заставлял!

– Меня тоже!

Вадим резко двинулся назад, будто невидимая волна прошла сквозь него. Татьяна смотрела растерянно, сжимая губы до боли. Хотелось наказать их за такие слова. Парень думал о чем-то своем, не переставая на нее смотреть. Его взгляд не был злым или обиженным, скорее, разочарованным, но с каждой секундой становился все более хмурым и озадаченным. Татьяна чувствовала, как последний уголек тепла тлеет на дне его глаз. Когда он совсем погас, Вадим на секунду закрыл их и снова уставился в землю, так ничего больше и не сказав.

Паника в Татьяне утихла так же резко, как и возникла. Слезы уже не текли. Дыхание восстановилось. Она осознала, что наговорила лишнего, но вынуть слова из его ушей и запихнуть их обратно в глотку было невозможно. Она вся сникла и присела на корточки, обхватив голову руками.

Остаток времени они провели порознь, игнорируя друг друга, будто жили в параллельных вселенных. Татьяна, скрестив руки на груди, гуляла вдоль дороги, отмеряя сто шагов вперед, разворачивалась и делала сто шагов назад. Вадим то сидел в машине, то выходил покурить. Татьяна не считала, но могла предположить, что он выкурил за это время не меньше половины пачки. Он выглядел статичным издалека. Только частое и быстрое курение выдавало его нервозность. Парень стоял, опершись корпусом на кузов автомобиля сбоку, и смотрел на небо, прибавляя к тянувшимся с севера тучам клубы своего смолистого дыма. Дым долго стоял в безветренном воздухе, плавно расплываясь во все стороны, постепенно становясь невидимым. Не успевал раствориться первый выдох, как в него уже врезался второй, еще более густой и плотный. Иногда он выпускал дым небольшими кольцами, которые уже на расстоянии 20 см превращались в рассеянный туман.

Татьяна старалась себя успокоить, хотя ей хотелось рвать и метать. Она злилась на себя и на Вадима за то, что ей опять придется что-то придумывать, врать отцу, выкручиваться. Она искренне не понимала, какое право Вадим имеет с ней ругаться, почему обижается и чего-то требует. Она ведь ничего ему не обещала. Она ведь с самого начала рассказывала ему об отце. Он ведь должен понимать, что ей грозит за непослушание. «Почему я должна входить в его положение брошенного, а он – в мое нет? Ему никогда этого не понять. И вообще, он – эгоист, думает только о том, как ему будет хорошо. И еще через целых три года! Да за три года в мире может случиться пять климатических катастроф и три ядерных войны! – размышляла она судорожно, шагая по мелкому неудобному гравию, что порой отдавался болью в ногах при неудачном попадании на выступающий камень. – Он ведь не знает моего отца! А я не знаю его! Может, он своим эгоизмом заслужил, чтобы его бросили!» На этой мысли она ударила себя ладонью в лоб, сокрушаясь перед собственной несправедливостью. Она снова посмотрела на парня. Он сидел в водительском кресле, держа руки на руле, будто собирался куда-то ехать, и задумчиво смотрел на дорогу. На секунду они пересеклись взглядами, но тут же оба отвернулись в разные стороны. Опять возникло невыносимое чувство неловкости. Теперь ей и не верилось, что всего пару часов назад он мог спокойно поцеловать ее в любую часть тела и она бы отреагировала на это, как на прикосновение ветра. И от воспоминания об этом сердце сжалось, надув сосуды по всему телу.

Вскоре послышался звук мотора. На горизонте замелькала черная точка. Она быстро приближалась и вскоре полностью превратилась в полноценный черный автомобиль, за рулем которого сидел Дэн. Алиса с комфортом расположилась на пассажирском сиденье, заснув в позе эмбриона.

Татьяна была на сто шагов позади автомобилей, поэтому не слышала весь их разговор. Она специально остановилась поодаль. Дэн негромко что-то спросил, Вадим с неохотой ему коротко ответил. Затем Дэн начал доставать из багажника трос и соединил им автомобили. Все это время Татьяна оставалась в своей зоне отчуждения. Дэн с Вадимом разговаривали о чем-то отстраненном. Иногда до Татьяны доносился негромкий смех. Она вертелась на одном месте, хмурилась, скрещивала руки и вновь их распускала, но не подходила. Так продолжалось минут десять.

Потом раздался крик:

– Таня, едем!

Вадим махнул ей рукой, приглашая садиться. Она снова скрестила руки и быстро направилась к парням. Дэн, не дождавшись ее, сел в свою машину. Вадим сидел на месте водителя пристегнутым. Татьяна села, не глядя на него. Он тоже не желал на нее смотреть. Потом, когда все пристегнулись, Вадим подал Дэну сигнал и тот стартовал, тягая за собой и их автомобиль. Так они и поехали в угрюмом молчании, продолжая игнорировать друг друга.

Татьяна пусто смотрела на дорогу. Пейзажи почти не менялись по пути. Вдоль дороги все время были сосны. Изредка попадались небольшие деревеньки с полуразрушенными деревянными домами и дворами. А в остальном глазу не за что было зацепиться: сплошная хвойная зелень, серо-коричневый гравий и бесконечное синее небо.