Анна Варенберг - Татьянин день. В паутине обмана

— Ну, — сдалась Вера Кирилловна, — вывела ты меня на чистую воду. А что ты сказать-то хотела? Про Сергея?

— Он все узнал, — с досадой сообщила Таня, — И просто замучил меня из-за Нади: хочет, чтобы я подтвердила его отцовство.

— А что ж ты? Самое главное — и не рассказываешь? — подалась к ней Вера, но тут, легок на помине, явился Никифоров.

Таня открыла ему дверь и молча посторонилась, пропуская в квартиру. Встала, скрестив на груди руки и всем своим видом показывая, что никто в этом доме не рад его визиту.

— Когда-то мы на этой кухне с Мишкой строили грандиозные планы, — вздохнул Сергей.

— Можно ближе к делу? Мне ребенка укладывать надо. Закрой, пожалуйста, дверь. Я не хочу, чтобы Надя слышала. Так что тебе нужно?

— Ничего. Просто зашел попрощаться. Мы скоро уезжаем, — сообщил Никифоров, — Отдых может затянуться. Пока Таня не родит.

— Ну что ж, обмениваться адресами, думаю, нет смысла, — заметила Таня, изо всех сил стараясь не показать своей растерянности, — Тем более что привычки читать письма у нас нет… Спасибо, что зашел. Счастливого пути… и счастья в личной жизни, как говорится. Желаю тебе стать хорошим отцом своему ребенку. Это непросто, но, может быть, у тебя получится.

— Спасибо за напутственную речь, но, вообще-то,»планирую стать отцом своему ребенку намного раньше, чем ты думаешь, — жестко ответил Никифоров. — Неужели ты подумала, что я поверю этому липовому свидетельству о рождении?

— Я его показала, чтобы ты, наконец, оставил нашу семью в покое! — отрезала Таня.

— И это было ошибкой: я окончательно понял, что ты в панике. Именно потому, что Надя — моя дочь. А теперь, когда у тебя с этим Игорем все на мази, я стал тебе очень мешать. Не волнуйся, — добавил он, — про подделку документов никто не узнает. Не буду же я портить жизнь матери моего ребенка.

— Сереж, ты не устал? Какого ребенка?! — с досадой воскликнула Таня.

— Я и раньше это чувствовал, — игнорируя ее возмущение, отозвался Сергей, — а когда сравнил фотографии: свою детскую и Нади… Теперь я уверен на двести процентов.

— Слушай, — Таня отвернулась к окну, — у тебя же брат — психолог. Может, со своей навязчивой идей обратишься к нему?

— Есть и другой способ. И ты вынуждаешь меня им воспользоваться.

— Хочешь сходить к гадалке?

— Ты попала почти в точку. Хочу провести экспертизу по установлению отцовства, — произнес Никифоров, глядя на нее в упор, — Конечно, процедура не из дешевых и займет какое-то время. Ну что ж, я и больше ждал, еще потерплю. А что касается расходов…

— Никаких расходов не будет: я не дам согласия. Это исключено!

— А твоего согласия не очень-то спросят: тебя суд заставит, — возразил Сергей, — Объясни, чего ты так испугалась? Если Надя — не моя дочь, значит, бояться нечего. А если моя, то я имею право быть ей отцом, а уж знать об этом — тем более. Имей в виду: я не отступлю, пока не узнаю правду.

— Не надо ничего проверять, — помолчав, глухо ответила Разбежкина, — Я скажу тебе правду, но с одним условием: ты оставишь нас в покое. И больше никогда не потревожишь ни меня, ни Надю.

— Так, значит, она…

— Да, — кивнула Таня, — Надя — твоя дочь.

— Я так и знал, с самого начала, как только ее увидел. Я это почувствовал, понимаешь? Это нельзя объяснить… Господи, Таня… Почему ты не сказала сразу?! — Сергей, казалось, был вне себя: Танино признание отнюдь его не успокоило, наоборот, до предела накалило и без того непростую ситуацию.

— Я написала тебе письмо, если ты не забыл.

— Это проклятое письмо! — воскликнул Никифоров, — Разве можно такие вещи доверять бумаге? Какой же я дурак, столько времени потеряно! Ну, ничего, все можно наверстать… Главное — теперь я знаю… Тань, я еще никогда не был так счастлив: у меня даже голова кружится…

— Ты хотел узнать — я тебе сказала, — ледяным тоном отозвалась Таня. — Но это ничего не меняет: скоро Игорь удочерит Надю, и вся эта история закончится. И чтобы не было никаких вопросов, мы даже поменяем ей отчество. Так что тебе лучше не вмешиваться, а жить своей жизнью. Кажется, ты куда-то собирался уехать?

— Ты что говоришь? Ты в своем уме?! — закричал Сергей. — Я хочу встречаться со своей дочерью. И чтобы она, когда захочет, могла видеться со мной и называть меня папой. Меня, понимаешь? А не Игоря!

— Это невозможно, — твердо сказала Таня, — Надя не знает, что ты ее отец. И не узнает никогда. Ты меня слышал? Поезд ушел. Ты мог все изменить — быть рядом с нами, с Надей все эти годы, но своим шансом не воспользовался. Так что давай, не будем все сначала…

— А я бы как раз очень хотел все начать сначала… Вернее, заново, — продолжал настаивать Сергей, решив во что бы то ни стало добиться желаемого, — Разве это не естественно — быть со своей дочерью? Тань, как бы ты ни старалась, уж поверь, я найду способ видеться с Надюшей. Объясни мне, кому от этого будет хуже? Сама ведь говоришь: есть вещи, которые нельзя изменить, так что рано или поздно правда все равно всплывет.

— Кверху брюхом, — вырвалось у Тани.

— Что? Да как угодно. Пусть лучше Надя узнает правду от нас — и как можно скорей! Кто Надюшке скажет — ты или я? — будто об окончательно решенном деле спросил Никифоров.

— Сказать-то можно, это не проблема. Думаю, Надюшка даже обрадуется, — неожиданно, как ему показалось, сдалась Таня. Сергей облегченно улыбнулся, однако она еще не закончила и жестом остановила его, когда он попытался что-то произнести: — Она ведь еще маленькая, не понимает, что никакой ты ей не папа. Потому что папа — это больше, чем дядя, который появляется раз в неделю, рисует картинки и играет с ребенком в игрушки… Да, ты ее биологический отец, можешь гордиться. Только что ты скажешь, когда она спросит: где ты был, папочка, все эти годы? Почему тебя не было рядом, когда я родилась, когда плакала по ночам, потому что у меня болели зубки, когда меня задирали мальчишки в детском саду?

Сергей снова открыл рот, чтобы произнести нечто в свое оправдание, и опять Таня не позволила ему вставить ни слова:

— Ах да, ты же не знал. А точнее, не хотел знать. Наша судьба в буквальном смысле была у тебя в руках… И ты ее… сломал — разорвал, как то письмо. Мыс Надей остались на одной половинке, а ты на другой — вместе не склеить.

— Знаешь, мне кажется, я уже заплатил и за это письмо, и за все остальное… Зачем вообще было его писать — почему просто не сказать так же, как сейчас… глаза в глаза? — горько спросил Никифоров.

— Трудно было поймать твой взгляд, ты ведь в тот момент на другую смотрел, к свадьбе готовился.

— Ты писала: «Если со мной что-нибудь случится…» Что ты имела в виду? Что могло случиться? — помолчав, задал Сергей новый вопрос.

— Понимаешь, — старательно подбирая слова, объяснила Таня, — это же первая беременность была… мне все время плохо было, на сохранении лежала. Слава богу, все обошлось. Но тогда я страшно боялась и хотела подстраховаться на всякий случай… Чтобы ребенка совсем уж сиротой не оставлять в случае чего… Вот и написала то злосчастное письмо. Я ведь тогда над ним несколько дней сидела, каждую строчку вымучивала, напишу — зачеркну… С одной стороны, надо тебе все рассказать, мало ли что со мной случится… А с другой — обида душит так, что дышать невозможно. Так хотелось обрубить все концы, забыть и никогда тебя больше не видеть… Придумать красивую сказку про папу-летчика, геройски погибшего при выполнении боевого задания… Так вот, — проглотив непрошеные слезы, подвела она жестокий итог, — пойми: кое-что мы изменить не можем: Надя — не твой ребенок и никогда им не будет. Поверь, я не пытаюсь тебе отомстить, дело не в нас с тобой, а в том, что так лучше для нее. Я столько сил потратила, чтобы у ребенка была настоящая семья, мама и папа…