Анна Варенберг - Татьянин день. В паутине обмана

— Да уж, насчет того, чтоб нести, — тут тебе равных нет, — обреченно проворчала парикмахерша.

— А правда, — подхватила Таня, — вы не боитесь так о клиентах говорить? Вот я здесь сижу и все слышу. Вам не приходит в голову, что у этого Игоря могут быть отношения с другой женщиной, например со мной?

— Ну не знаю, — скептически пожала плечами маникюрша, — И потом, он всего три дня назад привозил свою на коррекцию ногтей. Ну точно. Я как раз в том салоне последний день работала, перед тем как сюда перейти. Куда бы она за три дня подевалась?

— Может быть, вы что-то путаете и та вульгарная ненатуральная особа была здесь вовсе не три дня назад, а… скажем, значительно раньше? — как можно более доброжелательно, будто от нечего делать поддерживая ни к чему не обязывающую женскую болтовню, спросила Таня.

— Вы меня разыгрываете? — обиделась маникюрша, — Уж Игорька-то я ни с кем не спутаю. Говорю же, я как раз последний день там работала, злая была, как черт, — хотела отдохнуть перед тем, как начать пахать на новом месте, так администратор уперся, иначе, мол, по белой ведомости со мной расплатится. Забудешь такое, как же!

Таня сдернула пеньюар и решительно встала. До маникюрши, кажется, что-то начало доходить, но было слишком поздно.

— Вообще-то, да, мне нравится совсем другой Игорь, я все время болтаю, как… — забормотала она какую-то жалкую чушь, пытаясь исправить ситуацию.

— Всего вам доброго, — отчеканила Таня с каменным лицом, — приятно было побывать на вашей радиостанции, — и она поспешно покинула салон.

Если она полагала, приехав в офис, застать Игоря врасплох, то ошиблась: он ожидал ее появления. И когда Таня ворвалась в кабинет с видом разъяренной фурии, он встревоженно поинтересовался:

— Милая, что случилось? Мне позвонили из салона, сказали, что ты отказалась от процедур. Я думал заехать за тобой часа через четыре, к этому времени твой путь должен быть усеян телами мужчин, сраженных неземной красотой.

— За падающими телами дело не станет, — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, пообещала Разбежкина, — но для начала я хотела бы от тебя кое-что услышать.

— Все что угодно, — лучезарно улыбнулся Игорь, сохраняя полное спокойствие, — я перед тобой — душа нараспашку.

— Да? — воскликнула она, обескураженная такой откровенной наглостью, — Почему же ты не сказал мне всей правды? Я сижу, вся такая из себя невеста, и слушаю, как обсуждают любовницу моего жениха. Нормально, да?!

— Успокойся, это какое-то недоразумение, — единственное, что по-настоящему напрягало сейчас Гонсалеса, — это то, заметит или нет Разбежкина одну из папок, лежащих у него на столе, никак не предназначенную для ее глаз.

Но ей было точно не до папки.

— Нет, настоящее недоразумение — это наша свадьба. Ну я идиотка! — кричала Таня. — Захотелось большой и чистой любви — получай! С коллекцией барышень в придачу!

Она схватила со стола ту самую папку, но Игорь поспешно взял ее из Таниных рук.

— Это что? — несмотря на свое состояние, Разбежкина все-таки обратила внимание на его суетливость.

— Список моих любовниц. Неполный, конечно, только первый том, — Гонсалес швырнул злополучную папку в ящик стола, от греха подальше.

— Ты молодец, что не теряешь чувства юмора в сложных жизненных ситуациях. Но мне хотелось бы услышать от тебя другое, — проговорила Таня, немного успокоившись.

— Танечка, а что делать, как не шутить, когда слышишь чепуху? — грустно спросил Гонсалес.

— Это, по-твоему, чепуха?! — снова завелась Таня, испепеляющее глядя на него.

— Прости, другого слова не подберу. И много моих любовниц насчитала эта… ценительница прекрасного?

— Знаешь, мне хватило. И еще надолго хватит.

— Танюша, послушай. Это ж. е совершенно очевидно: твоя маникюрша просто позавидовала твоему будущему счастью. Бывают такие стервозные бабы, которых хлебом не корми, дай наговорить другому гадостей. Она увидела, как мы пришли в салон, оценила, насколько ты прекрасна, — и не удержалась от того, чтобы изгадить тебе настроение. Сама-то, понятно, жуткая кикимора с неустроенной личной жизнью, других радостей у нее нет, кроме как на ходу сочинять всякий бред — авось сработает! Ну а то, что она знает, как меня зовут, — еще бы, ты же ко мне по имени обращалась, у таких вечно ушки на макушке. Остальное — дело техники… Нет, Танюша, я рассказал тебе обо всем, что заслуживало внимания.

— И ничего на черный день не оставил? — вздохнула она, чувствуя, что просто нс в силах на него злиться. Да и не может человек, у которого рыльце в пушку, сохранять такое спартанское спокойствие, так разумно и логично объяснять ситуацию! Он бы занервничал, начал запинаться, а с Игорем ничего подобного не произошло.

— Немножко обидно, когда открываешь человеку душу, а он слушает каких-то идиоток, — грустно сказал Гонсалес. — Может, ты права, и мы действительно поторопились. Если ты принимаешь за чистую монету такое…

Он сел и отвернулся, в глубокой задумчивости глядя в окно.

Таню захлестнуло чувство Вины. Вот опять она поддалась своей дурацкой ревности, а ведь клялась себе, что больше такого не допустит! Она шагнула к Игорю и положила руку ему на плечо. Он никак не отреагировал на ее примирительный жест.

— Ты сам посуди, что я могла подумать, когда такое услышала? — чуть не плача, проговорила Таня.

— Откуда я знаю, что ты могла подумать? Судя по всему, что угодно.

— Я садилась в это кресло — у меня в душе все пело, а встала — как помоями облитая… Ну; Игорек, прости, пожалуйста. Мне очень-очень стыдно. Я просто не знаю, что на меня нашло, когда эту девицу услышала.

— Ну, — начал он оттаивать, — хоть что-то радостное: ревнуешь — значит, я тебе не совсем безразличен. — Игорь обнял Таню за талию.

— Знаешь, когда я подумала, что ты меня обманываешь… — прошептала она.

— Знаю, все знаю. Ясно, откуда твое недоверие: ты просто не можешь забыть Сергея, — вздохнул Гонсалес.

— Может, хотя бы о нем не будем? — умоляюще проговорила Таня.

— Занозу вытаскивать больно, но нужно. Знаешь, есть старинная притча: два монаха и женщина подошли к ручью. Обет запрещал монахам касаться женщин, но пожилой взял женщину на руки — и перенес через ручей. Пошли они дальше, и только у самого монастыря молодой монах спрашивает старшего: «Как же ты мог нарушить обет?» И знаешь, что ответил старший?

«Я перенес женщину — и забыл о ней, а ты до сих пор несешь ее с собой».

— Ты хочешь оставить меня у ручья? — грустно улыбнулась Таня.

— Нет, я тебя никогда не оставлю. Ты просто сама брось ненужный груз, а я перенесу тебя на другой берег. Доверяй мне — и все.

— Я буду стараться, — горячо пообещала Таня, — Ой,- вспомнила она, — я же маму обещала отвести в магазин! Так хочется, чтобы она тоже была нарядной. Мама этого дня, по-моему, больше, чем я, ждала! Отвезу ее в лучший магазин, а потом в самый лучший салон красоты. Конечно, не в тот, куда ты меня так удачно свозил. Ну и себе, может быть, что-нибудь этакое сделаю. Но главное — мама, у нее не так уж много радостей в жизни… Ладно, побежала, а то не успею обернуться!