Анна Варенберг - Татьянин день. Неразделенное счастье

— Я тебе не мстила, — возразила Таня.

— А, может быть, я не понял! — воскликнул Гонсалес. — Я-то думал, что уехать с бывшим любовником, с чужим мужем… Танечка, я не заслужил высшей меры, я же тебя люблю. Милая, прости ради ребенка, нашего общего продолжения, — сменил он тему, переходя от обвинений к мольбам, — Разве так можно? Он еще не родился, а ты уже отнимаешь у него отца. Танюша, ради него давай все забудем.

— Ну давай попробуем, — неожиданно легко согласилась Таня, — Начнем с того, что ты отдашь мне доверенность.

Игорь с тяжким вздохом достал доверенность и положил на стол:

— Доверенность превратилась в недоверенность, — с надрывом проговорил он, — Фирма, заказы, деньги… Неужели ты думаешь, мне это нужно, если тебя не будет рядом? Да пропади оно все пропадом. Или… Да нет, не может быть… Или ты думаешь, что я мог использовать эту бумажку тебе во вред?

— Надеюсь, что… Что ты не успел, — откликнулась Таня, аккуратно сворачивая документ, — Мне очень жаль, что все так вышло. Я тебе благодарна, правда. Одно время ты был очень милым, я снова почувствовала себя женщиной. А уж рассказами о своем детстве ты меня просто покорил. Я думала: «Какой открытый человек». Что скрывать, ты мне понравился, я даже подумала, что у нас может получиться что-то серьезное. Я честно старалась тебя полюбить, и мне даже показалось, что полюбила. И даже теперь, когда я знаю, что ты меня обманывал…

— Танюша… — попытался что-то вставить Гонсалес, но Таня жестом остановила его:

— Обманывал, Игорь, ну чего уж там, здесь все свои. То есть здесь все чужие. И все равно я тебе благодарна: я узнала, что во мне не все еще умерло, что я способна отвечать на чувства. На твой обман не обижаюсь, я и сама себя обманывала: думала, одну любовь из себя вытащу, другую вставлю. Как батарейки. Ну, ничего не поделаешь, теперь надо все ошибки исправить, и побыстрей. Жить по любви не получилось, давай хотя бы разведемся тихо-мирно. И быстро.

— Я тебе развода не дам, — резко ответил Гонсалес.

— Игорь, — поморщилась она, — не смеши. К чему этот пафос? Что нас связывает, хотя бы формально? Семьи не получилось, имущества совместного не нажили, детей общих нет.

— Как это? — вскинулся пока еще супруг. — А кого же ты, извини за выражение, вынашиваешь? Аборта или какой-нибудь другой глупости я не допущу! Пойми, в этом ребенке для меня смысл жизни. В тебе и в нашем будущем сыне. Ради вас я готов на все. Скажи, чего ты хочешь? Все будет. Ну поверь же, наконец, все, что я делаю, — только для тебя и для нашего ма-

— Игорь, да ведь нечего сохранять, — устало вздохнула Таня. — Ты очень хорошо говорил, Игорь, так убедительно, откровенно, глаз горел… Но я тебе ни секунды не верила.

Накормив Надю и уложив девочку спать, Нина Перепелкина только-только сама, наконец, собралась отдохнуть, как в квартиру заявилась Татьяна Баринова собственной персоной. Не открыть ей дверь Нина не могла: настойчивые звонки непременно разбудили бы Надюшку.

— Тише, не ори! — прошипела она. — Не дай бог, ребенка разбудишь! Ну, чего приперлась?

— Где Татьяна? Мне надо с ней поговорить, — потребовала Баринова.

— Говори со мной, Тани нет.

— Да ты кто такая, чтоб с тобой говорить? — вскинулась Баринова. — Мне нужна эта, которая никак не успокоится, все хочет чужого мужа увести!

— Я тебя не звала, сама пришла… А раз пришла, то слушай, — еле сдерживаясь, начала Перепелкина. — Ты, может, и не хочешь со мной говорить, а вот я тебе давно хочу кое-что сказать. Ты же знаешь, кто у кого мужика увел, так это ты должна у Тани в ногах валяться, прощение просить за свои гадости! Слава Богу, ничего ты не добилась, а уж теперь — и не добьешься точно. Сергей все равно будет с Танюшкой.

— Это где ж ты такое прочитала? — издевательски протянула Баринова.

— Ты вот сидишь здесь с перекошенной рожей, — с удовольствием произнесла Нина, — а они сейчас разберутся с таким же, как ты, прощелыгой, Игорьком продажным, чтобы ему пусто было, — и будут жить долго и счастливо! Умылась?

— Ах, так они в офисе! — сообразила Баринова и сорвалась с места. Нина только теперь поняла, что наговорила лишнего, но поздно было уже что-либо исправлять.

— Ей-богу, мистика какая-то, — разочарованно протянул Сергей, поставив на место очередную, вдоль и поперек просмотренную папку, — Куда могли подеваться документы?

— Да лежит папочка где-нибудь на видном месте, «ау» кричит, — отмахнулся Горин, — Эх, Серега, бескрылый ты человек. Надо от жизни хорошего ждать, и тогда оно случится. Вот представь, сейчас откроется дверь…

— И войдет добрая фея? — ехидно прищурился Никифоров.

Словно в ответ на его слова, дверь кабинета действительно распахнулась, вот только доброй феей вошедшую едва ли кто-нибудь решился бы назвать. Скорее уж, белокурой ведьмой, по дороге потерявшей помело.

— Я тут ни при чем, — виновато зыркнул на Сергея Горин и обратился к Бариновой: — Здравствуйте, Татьяна Олеговна. Чему обязаны такой радостью?

— Нужно поговорить, — не удостоив Вадима даже взглядом, произнесла Татьяна Сергею.

— Очень кстати, я тоже с тобой хотел серьезно поговорить, — не стал сопротивляться Никифоров.

— Переговорная занята, — напомнила услужливая Лера, имея в виду, что там уединились Разбежкина с Гонсалесом — еще одна супружеская пара, которой срочно понадобилось выяснять отношения.

— Идите в мой кабинет, если уж так приспичило, — сделал широкий жест Горин.

— Как же так, Сереж? — сокрушенно начала выговаривать мужу Баринова, едва они избавились от лишних ушей. — Уехал, ни слова не сказал. Я как дура волнуюсь, больницы обзваниваю. А он, оказывается, в Тупилки отбыл, к Танечке своей. Ну, о том, что у нес совести нет, я давно знала: не успела замуж выйти и уже хвостом крутит. Но ты, как ты мог?

— Брось, Тань, неужели тебе не ясно? — поморщился Сергей.

— Мне ясно, что ты совесть потерял. Ты о жене беременной думал, когда туда полетел? О ребенке будущем думал?

— Тань, можешь мне не верить, но я думал и о ребенке, и о тебе, и о себе очень много думал, — вздохнул Никифоров, — Ты лучше спроси, что я надумал. Ребенка я не брошу, буду помогать. Но для начала надо сделать одну очень простую вещь: развестись.

— И не мечтай, — предупредила Баринова. — Что, семья для тебя — как в театр сходить? Посмотрел пьеску и пошел домой, насвистывая? Ты хочешь, чтобы наш ребенок рос без отца?! — накручивала она себя все больше и больше, сознательно доводя до истерики. — Я знаю, чего ты добиваешься: чтобы я снотворного наглоталась… Как хорошо — ни противной жены, ни ребенка нелюбимого…

— Тань, зачем чушь мелешь? Какое снотворное? Ты же сама мечтала о ребенке. Наконец родишь, я буду приходить, будем общаться, — все еще пытался перевести беседу в более разумное русло Никифоров. — Ты же прекрасно понимаешь, я не могу остаться с тобой. Все, что у нас с тобой было, — это ошибка, и теперь я се исправляю. Мыс Таней…