Вера Колочкова - Как убежать от любви [litres]

Зоя слушала ее молча. Ни возражать, ни что-то отвечать не хотелось. Да и чем тут можно возразить? И надо ли?

– Ну что ты молчишь, скажи хоть что-нибудь… – тихо проговорила Маша, прикуривая уже третью сигарету подряд.

– А что сказать? Я не знаю, что тебе сказать, Маш.

– Ну, обзови меня как-нибудь… Можешь даже матерным словом… Любым, самым крепким…

– Не хочу. Ладно, пойду я. Прощай.

Зоя повернулась, начала медленно спускаться вниз по лестнице. Услышала за спиной Машино удивленное:

– Постой… А как же поминки? Надо же помянуть, что ты…

– Дома помяну… Сама с собой… – ответила так тихо, что Маша, наверное, и не расслышала.

Вышла на улицу, подставила горячие щеки холодному ветру. И правда, такое было чувство, что ей только что надавали пощечин…

Зашла в супермаркет, купила бутылку виски. Расплатилась отцовой карточкой. Когда платеж прошел, удивилась немного запоздало – надо же, счет еще не успели закрыть… Или они не могут его закрыть, пока в права наследства не вступили? Да и не все ли равно, в общем… И более того, она вообще этой картой больше ни разу не воспользуется. Пусть радуются, пусть пляшут вокруг своих денег, пусть чахнут над ними, как хотят. Да разве в деньгах можно измерить то, что с ними случилось? С ней, с отцом… Да разве они поймут? Только-только начали меж ними ниточки кровные завязываться и тут же оборвались… Так больно оборвались, что душа пребывает в недоумении и неверии – как же так?

Нет, не поймут… И не надо.

Пришла домой, налила почти полный стакан, выпила одним махом. Еле выдохнула потом. Никогда виски не пила, как-то не сложилось. Больше шампанское любила, полусладкое. Или белое виноградное вино. Да и какой виски может быть на студенческих посиделках? Не по карману… А сейчас почему-то захотелось именно виски – уважение к отцу проявить.

Села на диван, стала ждать, когда наступит опьянение. Очень хотелось опьянеть, раскваситься, поплакать от души. Но не получалось почему-то. В желудке горело огнем, дышать было трудно, а желанного опьянения не было. И тело стало как деревянное, хоть палками по нему бей – ничего не почувствует. Потом вдруг потянуло в сон… Упала головой на диванную подушку, провалилась в мучительный то ли сон, то ли бред… Все-таки сразу и целый стакан – это много, наверное. Организм по-своему отреагировал, взял и отключился тихо, без хмельных слез и лишних телодвижений.

Разбудил ее телефонный звонок. Подняла голову от подушки, открыла глаза. В глазах было темно. Испугалась вдруг – зрение пропало, что ли? Потом дошло – это же просто в комнате темно… Поздний вечер уже, наверное. Или вообще ночь… И телефон все звонит, не перестает! И нет сил, чтобы протянуть руку и взять его с другого конца журнального столика…

Увидев, что звонит Нина Захаровна, быстро пришла в себя, встрепенулась, даже села на диване прямо, напряженно вытянув шею. Но голос получился все равно хриплым, плывущим каким-то:

– Да, Нина Захаровна… Слушаю…

– Я тебя не разбудила, деточка? Время-то уже позднее…

– Нет, что вы! Нет… Я и сама хотела вам позвонить, но не решалась…

– А почему? Тебя Маша, наверное, обидела, да? Она мне рассказывала, как вы поговорили… Но я думала, ты все же придешь на поминки…

– Я отца дома помянула, Нина Захаровна.

– Да, Зоенька, да… Ушел мой сынок, оставил меня совсем одну… Даже не знаю, как мне теперь дальше жить… Тоже скоро за ним уйду, наверное…

– Ну что вы, Нина Захаровна, не говорите так! Я понимаю, как вам плохо сейчас, но вы крепитесь как-то…

– Ты ведь знаешь, что у Петечки кардиостимулятор стоял… И он был готов к уходу каждую минуту… И я всегда ужасно боялась и гнала от себя эти мысли… Так страшно жить, когда знаешь, что можешь в любой момент потерять сына! И все равно… Когда этот момент наступает, до конца не веришь… Я все время плачу и плачу, никак остановиться не могу. После поминок мне успокоительное опять вкололи… Я уснула… А сейчас вдруг проснулась, за окном темно… Думала, уже ночь, но всего лишь половина двенадцатого. Вот решила тебе позвонить… Почему-то решила, что ты не спишь. Но если разбудила, то прости меня, конечно.

– А хотите, я к вам сейчас приеду, Нина Захаровна? Вдвоем уже не так страшно…

– Нет, деточка, сейчас не надо приезжать. Тем более у меня Эмма ночует, ты ее разбудишь. Ты вот что сделай, деточка… Ты завтра ко мне приезжай. Прямо с утра. Сможешь?

– Конечно, смогу, Нина Захаровна. О чем речь. Я могу целый день с вами побыть…

– Нет-нет, ты меня не поняла, деточка… Вернее, не дослушала… Я вовсе не хочу, чтобы ты со мной проводила время. Я хочу, чтобы ты мне просто привезла изумруды, которые я давеча тебе подарила, помнишь?

– Да… – опешила от такого поворота в разговоре Зоя, но не подала виду, быстро пришла в себя. – Да, конечно, я вам все привезу… Все отдам, не переживайте…

– Спасибо, деточка. Только не осуждай меня, пожалуйста, что я свой подарок обратно прошу. Постарайся понять… Я ведь старый человек, и неизвестно, сколько моя старость будет еще тянуться… Да, вроде бы есть кому за мной присмотреть… И Эмма, и Ирина, и Маша с Мишей… Они клянутся, что не оставят меня ни при каком раскладе, конечно… И я им верю… А что мне еще остается, больше ничего и не остается, да… От своей доли в наследстве я в пользу Маши с Мишей откажусь… Они меня убедили… Они обещали… Но лишние деньги ведь никогда не помешают, правда? Я ж могу драгоценности продать, если что… Да что я тебе все это объясняю, Зоенька, будто виновата перед тобой в чем? Ведь ни в чем не виновата, правда?

– Нет, конечно. Вы ни в чем передо мной не виноваты, Нина Захаровна.

– Ну, вот… И я тоже так думаю… И прости меня, старуху, если что не так… Значит, завтра утром я тебя жду?

– А зачем ждать до завтра? Я вам прямо сейчас привезу… Вызову такси и привезу.

– Ну что ж… Давай так. И впрямь, чего ждать до завтра? Только в дверной звонок не звони, пожалуйста, я боюсь, ты Эмму разбудишь. Я увижу из окна, когда такси подъедет, и открою тебе…

– Хорошо. Договорились. Я скоро…

Собралась быстро, лихорадочно, будто опаздывала куда. В лихорадке уже не думалось о том, каково это, когда у тебя подарок назад требуют… И не в подарке дело было, не в изумрудах этих дорогущих, а в самом факте того, что обратно потребовали. Будто в душу плюют.

Такси тоже подъехало быстро, и через пятнадцать минут она уже стояла под дверью отцовской квартиры с бархатной коробкой в руке. Даже ладонь вытянула в ожидании, когда дверь откроется.

Тихо лязгнул замок, дверь открылась, и Нина Захаровна вышла к ней, кутаясь в шаль. Глаза у нее были красными от слез, рука дрожала, когда она забирала коробочку. Спрятав ее под шалью, проговорила виновато:

– Прости, прости меня, деточка… Я понимаю, как тебе неприятно и обидно, но что же делать… Ты молодая, ты не понимаешь еще, что значит бояться своей немощи…