Вера Колочкова - Как убежать от любви [litres]

– Да все нормально, Нина Захаровна. Я все понимаю. Держитесь… Я всегда рада буду помочь вам… Только скажите, что нужно… В любое время… Я пойду, меня там такси ждет…

– Погоди, деточка, не спеши. Еще пару минут… Я хотела еще тебя кое о чем попросить… Ты не обижайся на Машу, пожалуйста, ладно? Не обижайся, что она так жестоко говорила с тобой… Ведь как бы то ни было, но по большому счету Маша во всем права, детка… Ведь нет никаких доказательств, что ты Петрушина дочь… И мы никогда уже не узнаем правду, ни ты, ни я… Так что не будем себя обманывать… Я понимаю, что ты из благих намерений хочешь мне в чем-то помочь, хочешь приходить ко мне… Не надо, не приходи сюда больше, детка. Мне слишком больно будет смотреть на тебя… И думать… А вдруг и в самом деле ты Петина дочь…

– Хорошо, Нина Захаровна. Я поняла. Я не приду больше. Все? Я могу идти?

– Погоди… Погоди еще минутку. Прости, что я больше поверила Маше, а не тебе. Я ведь с рождения ее знаю… И знаю, что уж она-то мне точно родная… Значит, и надежды на помощь от нее больше, выходит… Прости, детка, прости! Если б ты знала, как мне тяжело сейчас… Но Маша просила, чтобы я именно так с тобой поговорила… Именно в этом ключе…

– Все, Нина Захаровна, я больше ждать не могу, такси уйдет. Я побегу… Прощайте…

Зоя так быстро понеслась вниз по лестнице, будто боялась, что Нина Захаровна может за ней погнаться, чтобы продолжить свою экзекуцию. Так же с разбегу влетела в такси, скомандовала водителю, запыхавшись:

– Быстрее… Быстрее отсюда поехали…

Он покосился на нее подозрительно, но с места рванул резво, помчался по ночным пустым улицам. Выйдя из машины около своего подъезда, Зоя дотронулась ладонями до щек – они горели огнем, будто ей снова надавали пощечин. В прежний раз Маша, а нынче Нина Захаровна от души расстаралась. А главное, все так отчаянно просят прощения, так отчаянно просят их понять… Отхватывают от живого кусками и плачут при этом, плачут, будто лук режут, ага…

Вдруг подумалось – хорошо, хоть Кирилл не стал плясать на этой адской сковородке. Просто подошел, просто объяснил свою позицию. Глянул холодно один раз, и достаточно, чтобы она все поняла. Мол, зачем ты мне теперь в качестве бесприданницы?

Да, холодный взгляд и холодные слова Кирилла были почему-то не обидными. Понятными были, предсказуемыми даже. Да что – Кирилл? Она завтра же о нем забудет… А вот Нина Захаровна, бабушка… Она-то почему с ней так поступила? Ведь получается, этим самым поступком она сына своего предала? Любимого Петрушу? Да как же она могла…

И как же теперь пережить все это… Длинную ночь пережить…

Дома она сразу достала початую бутылку виски, наполнила стакан до половины. Выпила, прислушалась к себе. Наверное, ее отчаяние даже алкоголь пробить не может. Надо еще выпить… И еще… А вот и голова поехала куда-то, и комната закружилась, заходил ходуном пол под ногами…

Села на диван, подтянула под себя ноги, засмеялась. Потом вдруг сообразила – чего ж она смеется-то, ведь плакать надо… И на выдохе заплакала, да так отчаянно, что чуть не захлебнулась слезами. И сразу лучше стало. Понятнее как-то. Это же хорошо, что можно сидеть на диване, плакать в голос и чувствовать, как тело исходит рыданиями до дрожи. Да, этого ей как раз не хватало. Была в этой слезной истерике какая-то сладость, и даже напавшая вдруг икота эту сладость не портила, а наоборот, была вроде как необходимой компонентой…

А может, еще выпить? В бутылке вроде осталось немного… И продлить это состояние хрупкого равновесия горя и сладости…

Встала с дивана, пошатнулась, но удержала равновесие. Вылила остатки виски в стакан, хотела отнести бутылку на кухню, но в этот момент ее повело в сторону, взмахнула руками, и бутылка ударилась о дверной косяк, разбилась со звоном. И моментально ожгло запястье летящим осколком. Наверное, хорошо порезало, потому что кровь брызнула веером по стене, и надо было что-то с этим делать…

Но она вовсе не испугалась. Что делать, что делать! Подумаешь, кровь! Надо завязать чем-нибудь рану, вот и все… Вот хотя бы льняной салфеткой… Или жалко салфетку? Мама так эти салфетки любила, говорила, что это память о бабушке… Надо что-нибудь другое поискать… Вот кухонное полотенце, например…

Кое-как обмотала запястье, пошла было в комнату, но сообразила, что надо бы на ноги что-то надеть. Там же осколки, можно босой ногой наступить…

Завернула в прихожую, надела старенькие мамины шлепанцы. Подумалось вдруг – видела бы ее сейчас мама… Чтобы она ей сказала, интересно?

Да ничего бы не сказала. Просто бы обняла и прижала к себе. И шептала бы на ухо что-нибудь успокаивающе-шипящее, без слов…

Но мамы нет. Никого больше нет. Опять она одна, совсем одна. Несчастный рыжий Заяц. Даже стишок вдруг вспомнился про зайца, детский, смешной… «Зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка… Со скамейки слезть не мог, весь до ниточки промок…»

И снова ее скрутило рыданием. На этот раз было уже не так сладко плакать. Скорее горько. Наверное, спасительный хмель вышел с первыми слезами, и теперь ее уже ничего не спасет… И никто не спасет… Наверное, к утру она истечет кровью из глубокого пореза и умрет тихо. И этого даже не заметит никто. Потому что она одна на этом свете, одна… Господи, как же плохо-то! Как плохо, как отчаянно горько и безнадежно все…

Сквозь рыдание прошел рефреном какой-то посторонний звук, и поневоле прислушалась – что это? Потом сообразила – телефон звонит… Кто это вдруг о ней вспомнил? Ночью? Да где этот телефон, никак его не найдешь, зараза! Совсем рядом звонит… Ага, в кармане рюкзака… Она ж рюкзак за собой в комнату притащила, на кресло бросила…

Звонил Саша. Она даже плакать перестала, увидев на дисплее его имя, только очень сильно икнула от удивления. И протянула в трубку высоким гундосым голосом, будто снова заплакала:

– Да-а-а-а?!.

– Заяц, что с тобой? У тебя что-то случилось, да? Ну же, говори, не молчи! Я знаю, у тебя что-то случилось!

– А… Откуда ты знаешь…

– Да не важно! Вдруг проснулся среди ночи… Ты где сейчас? Дома?

– Да, дома… Я бутылку виски выпила, Саш… А еще я порезалась, кровь бежит… А еще я стишки смешные про зайца вспомнила, хочешь, расскажу? Значит, так… Зайку бросила хозяйка, под дождем остался зайка…

– Потом расскажешь! Я сейчас приеду, Заяц! Сможешь мне дверь открыть?

– Смогу, наверное… Ой, тут осколки кругом…

– Жди! Уже еду! И не ложись, а то уснешь! Подойди к двери и жди меня, поняла?

– Да… Подойду к двери и буду тебя ждать…

Она послушно прошла в прихожую, нежно прижимая телефон к груди. Телефон, из которого только что был слышен Сашин голос. Такой уверенный. Такой испуганный. Такой… Любимый… И как же хорошо стоять у двери, опершись о нее лбом, и ждать, ждать… Сашу ждать… И ни о чем не думать больше…