Вера Колочкова - Две Розы [litres]

– Да нет, тебе такой хвост не идет, тебе классная стрижка нужна! Знаешь, как хорошо твои волосы лягут в стрижку? Совсем картину изменят… И одеваться тебе надо по-другому, а не так, как бабушка советует… Вот погоди, я тебя всему научу! Скоро мы с тобой часто будем видеться, очень часто! Такую конфетку из тебя сделаю, сама себя не узнаешь!

Роза Федоровна обернулась от кухонного стола, где резала колбасу на бутерброды, внимательно глянула на дочь. С таким острым недоумением глянула, что Соньке пришлось нехотя объяснить:

– Мы ведь сюда возвращаемся, мам, в этот город… У Виктора на работе неприятности… Вот я поехала квартиру на обмен подыскать… А ты чем-то недовольна, мам? У тебя лицо такое…

– Лицо как лицо. Что тебе мое лицо?

– Да так…

– Переезжаете, значит… Понятно… Может, тогда и с обучением как-то поможете? Роза же поступает в этом году…

– В смысле – поможете? Ты что, Роза, на платное обучение собралась? – обратилась к дочери Сонька, вкладывая в свой вопрос капельку осторожного ужаса – мол, что такое выдумала еще… На платное…

– Нет, нет! Я не хочу на платное! – встрепенулась Роза, умоляюще глянув на Розу Федоровну. – Бабушка, ну зачем ты… Договорились же, что я на бюджетное поступлю… В институт культуры, на библиотечное отделение…

– Ну вот, вопрос и решен! И прекрасно! – торжествующе глядя на мать, проговорила Сонька. – А то бабушка тут погнала пургу… Молодец, Роза, мне нравится твое решение – поступить на бюджетный… Чтобы ни от кого не зависеть… Молодец!

Потом они пили чай, стараясь говорить на общепринятые темы – о погоде, о политике, о дороговизне жизни как таковой. Роза в разговоре не участвовала, лишь изредка взглядывала на мать и тут же опускала глаза, теребила в руках льняную салфетку. Потом Сонька засобиралась – объяснила, что пора на встречу с риелтором. И добавила, глядя куда-то в сторону:

– Ты не бойся, мам, я в гостинице остановилась… Беспокоить больше не буду… А то смотришь на меня так, будто ждешь, когда я уйду. Вот, ухожу…

– Да ладно, доченька, не придумывай про мои взгляды, чего уж… Пришла, и хорошо. И повидались. Иди с богом, занимайся своими делами.

– Да, я пойду. А только вот еще что я тебе скажу, мам… Вот ты меня в черствости упрекаешь, а сама даже не спросила, как у тебя другие внуки живут… Какие они… Неужели тебе совсем неинтересно, а?

– Отчего ж неинтересно? Очень даже интересно. Надеюсь, покажешь их, когда сюда переедете?

– Не знаю. Может, и покажу. Ладно, пойду я… Пока, Роза! Увидимся! И обязательно в салон сходим, стрижку тебе сделаем, договорились?

Роза улыбнулась, поднимая глаза. В этой улыбке не было ничего, кроме вымученной необходимостью вежливости – так улыбаются уходящему гостю, который порядком извел хозяев своим капризным присутствием. Да и как она могла еще улыбнуться, если так и не разобралась в своих чувствах – то ли и впрямь ненавидит появившуюся в ее жизни мать, то ли все-таки любит…

Когда Сонька ушла, Роза Федоровна неожиданно для себя расплакалась. Видимо, расковыряла Сонька былые, почти зажившие раны, и нахлынуло чувство вины по поводу собственного неказистого материнства… Сама ж виновата, что Сонька такая выросла! Сама ж упустила, недолюбила, недодала…

– Бабушка, не плачь… Да не обращай внимания, что ты… – растерянно успокаивала ее Роза, накапывая в чашку с водой валерьянку. – Да мы с тобой отлично вдвоем живем, и никто нам не нужен, правда? И не пойду я ни в какой салон стрижку делать, еще чего… Да больно надо, провались она, эта стрижка… Не плачь, бабушка, что ты!

Роза благополучно поступила на библиотечное отделение, училась с удовольствием, даже как-то расцвела за первый год учебы. Даже иногда удивляла Розу Федоровну. Приходила из института, рассказывала взахлеб:

– У нас такая сегодня лекция была, ну очень интересная! А профессор какой, ты бы видела! И знаешь, он когда лекцию читал, все время почему-то ко мне обращался! А может, мне это показалось… Нет, он точно будто бы для меня одной все рассказывал! Говорят, у многих лекторов такая манера есть – выбрать кого-то одного из всех, кто более внимательно слушает, и для него одного лекцию читать… И вообще, он интересный такой! У нас все девчонки в него влюблены!

– Да? И сколько же лет этому профессору?

Молодой, что ли? – недоверчиво спрашивала Роза Федоровна.

– Бабушка, ну не в этом же смысле… По-другому влюблены, как в человека, а не как в мужчину… А по возрасту он совсем старый, седой…

– Да уж… У вас там, в институте, даже и влюбиться не в кого… Профессора старые, а студентов-мальчиков вообще нет…

– Почему же? Есть! У нас в группе Коля Каминский учится, но он редко на занятия приходит, ему трудно… Он же на костылях, полиомиелитом в детстве переболел…

– Ну, так я ж и говорю – одни девчонки!

– А, так ты в этом смысле… А я и не поняла. Да, в группе у нас одни девчонки, да и на потоке тоже… Но зато какие девчонки, бабушка! Все такие умные, начитанные! И такие скромняги! И все друг к другу очень хорошо относятся, никто ничем не хвастается и не считает себя лучше других! Не то что в школе!

– Ну да, понятно… На почве скромности ваше единство образовалось, значит… Это все хорошо, конечно, да только где вы все женихов-то себе найдете?

– Ой, бабушка… Ну опять ты о своем… Да нам и без женихов хорошо, подумаешь!

– Ну да… Подумаешь, да не скажешь… А мне бы хотелось, Розочка, чтобы ты как-то свою судьбу устроила… Чтобы одна не оставалась… Одной плохо, совсем плохо, Розочка.

– А я не одна! Я с тобой! И никого нам не надо, мы и так хорошо живем!

– Так я ведь немолодая уже, Розочка. Болею все время, гипертония замучила. А ну, не дай бог, давление подпрыгнет в одночасье, и богу душу отдам… Боюсь я умирать, Розочка, очень боюсь. Не за себя, за тебя боюсь… Как ты совсем одна останешься? Ты ж ничегошеньки у жизни выцарапывать не умеешь, больно уж скромная…

– Бабушка, перестань! Слышать этого не могу!

– Да как же – не могу… Это ведь жизнь, Розочка…

– Ты хочешь, чтобы я заплакала, да?

– Нет, что ты… Не надо плакать. Ты прости меня, ради бога. Я буду стараться жить долго, Розочка… Пока ты замуж за хорошего человека не выйдешь, я не умру, обещаю тебе… Да только где бы присмотреть этого хорошего человека – вот в чем вопрос!

Роза Федоровна тяжело вздыхала, отмахивалась от внучкиного возмущения по поводу «хорошего человека», которого надо бы присмотреть. Впрочем, возмущение это тоже от скромности – вон как щеки у внучки раскраснелись… И надо бы перевести разговор в другую плоскость, чтобы больше не смущать девочку.

– Розочка, а как там у мамы дела? Она тебе вроде звонила… Они что, уже переехали?

– Да, переехали. Мама говорит, квартиру долго не могли обменять. А сейчас переехали и обустраиваются…