Уинтер Реншоу - P.S. I Dare You. Я бросаю тебе вызов

Взяв верхний отчет из стопки, лежащей на моем столе, я приступаю к работе, и к тому времени, как я заканчиваю читать два следующих документа, уже приближается время обеда. В желудке у меня урчит. Достав из ящика стола свою сумочку, я встаю из-за стола и даю себе тридцать секунд на то, чтобы выбрать между индийским ресторанчиком на углу или чем-нибудь отвратительным в пару к моему настроению.

Но не успеваю я выйти из своего кабинета, как натыкаюсь на мистера Уэллса.

– Аэрин, я надеялся перехватить вас до того, как вы уйдете. У вас есть пара минут? – спрашивает он. Под мышкой у него кожаная папка – должно быть, он только что вышел с совещания.

– Конечно.

Мы направляемся обратно в мой кабинет. Мистер Уэллс закрывает за собой дверь. Я сажусь к своему столу.

– Все в порядке? – спрашиваю я. Если мне повезло, Колдер дернул кое за какие ниточки или сотворил какое-нибудь чудо, и его отец пришел сказать мне, что я свободна.

– О да, да. – Мистер Уэллс улыбается и садится в то же кресло, которое прежде занимала Лилли. – На самом деле, все идет отлично. Я просто хотел узнать – как дела у вас с Ко-Джеем?

Так странно слышать, как кто-то называет Колдера-младшего «Ко-Джей». Это ему совершенно не подходит. Он не похож на какого-то «Ко-Джея».

Он выглядит совсем как Колдер. Мрачный, себе на уме, таинственный и не похожий ни на кого из тех, кого я знала прежде.

– Хорошо, – отвечаю я, стараясь не сказать лишнего. Я понятия не имею, что рассказал ему Колдер – или чего не рассказал.

– Отлично, отлично. – Он складывает ладони домиком перед лицом. – Тогда у меня есть одна дополнительная… задача, которую я хотел бы возложить на вас, пока вы здесь.

– Понятно.

– Мне нужно, чтобы вы присматривали за ним, – говорит он.

«Это только начало».

– В каком смысле? – спрашиваю я. Я не смею сказать ему, что только сегодня утром Колдер настоятельно потребовал, чтобы в следующие несколько недель мы видели друг друга как можно реже. – Просто дело в том, что он очень занят – вы же знаете. Я, по сути, вижу его не так уж часто.

– Знаю, – говорит мистер Уэллс, взмахивая морщинистой рукой. Он откашливается, это переходит в настоящий кашель, который быстро прекращается, но тем не менее мистер Уэллс запускает руку в карман и достает вишневый леденец от горла. – Понимаете, я пропустил последние десять лет жизни моего мальчика. И не хочу пропускать больше ни минуты. Он по-прежнему не желает иметь ко мне никакого отношения. Он не разговаривает со мной ни о чем, кроме дел. И сегодня утром до меня дошло, что мой сын – совершенно посторонний для меня человек, который просто носит мое имя. Я хочу узнать его, Аэрин. Я хочу узнать, кто он, какой он, что ему нравится, что его раздражает, что его радует.

Мистер Уэллс коротко сверкает улыбкой.

– Вы единственная, у кого есть к нему доступ, – продолжает он. – Мне нужно, чтобы вы рассказали мне все, каким бы обыденным или странным это ни было.

– Мистер Уэллс… я не знаю.

– Что-то есть в том, чтобы оказаться вплотную к завершению своей жизни, в осознании собственной смертности. Это меняет человека, – говорит он. Его взгляд устремлен куда-то поверх моего плеча, в окно за моей спиной. Миллиардер делает паузу, словно потерявшись в раздумьях. – Заставляет желать ухватить все, что только возможно. Так скоро, как только возможно. Как автомат, в котором деньги кружатся в потоке воздуха вокруг тебя, и ты хватаешь, хватаешь, хватаешь… Даже если ты получишь считаные доллары, это лучше, чем ничего.

Мне горько это говорить, но я должна быть честной.

– Прошу прощения, но мне не по себе от подобных задач.

Меланхоличное выражение на его лице сменяется мрачностью, темные с проседью брови сходятся на переносице.

– Я не требую от вас ничего незаконного, мисс Кин. И за триста тысяч я мог бы стребовать с вас намного больше.

Мистер Уэллс встает и проводит ладонью по своему темно-красному галстуку. Лицо его раскраснелось, уши пылают. Насколько я понимаю, он не привык к тому, чтобы кто-то возражал ему, отказывался выполнить его требования.

– Вы просили меня стать ассистенткой вашего сына, – напоминаю я. – Именно ради этого вы наняли меня – а не для того, чтобы шпионить за ним. Мне не нравится, когда меня разыгрывают втемную. Я привыкла держать свое слово и полагала, что вы – тоже.

Я понимаю, что проявляю неслыханную дерзость, разговаривая подобным образом с этим человеком, но самое худшее, что он может сделать, – это уволить меня, и, как ни иронично, это также самое лучшее, что он может сделать.

– Я хочу знать все, – говорит он, едва ли не скрипя зубами. – Что он делает, куда он ездит, что он любит, сколько долбаных сигар выкуривает за чашкой кофе.

Колдер не пьет кофе, но я не раскрываю этот маленький секрет.

Как ни противно мне защищать его отпрыска, но мне каждый день приходится смотреть на себя в зеркало, каждую ночь приходится оставаться наедине со своими мыслями, и куда проще бодрствовать и засыпать, если моя совесть останется чиста.

– Не забывайте об этом, мисс Кин, – говорит мистер Уэллс, наставляя на меня палец. Он идет к двери и останавливается у самого порога. – И могу ли я посоветовать вам еще раз перечитать ваш контракт, когда у вас выдастся свободная минута?

«Конечно».

Вероятно, там сокрыт какой-нибудь расплывчато сформулированный пункт, не подлежащий обжалованию.

– Да, сэр.

Я прячу сумочку обратно в ящик стола. Мой голод, похоже, бесследно рассеялся.

Когда наша машина вливается в общий поток автомобилей на дороге, отец поднимает перегородку, отделяющую нас от водителя. Мы на пути в «Tavern on the Green» на бизнес-ланч, где будут присутствовать и несколько участников совета директоров, которые, по странному совпадению, считаются хорошими друзьями отца.

Вот уже пятый день отец водит меня повсюду, словно циркового слона, показывая меня всем своим приятелям, и я стараюсь не ежиться, когда он отпускает комментарии, подразумевающие, что мы с ним не чужие друг другу и что таким отношениям между отцом и сыном можно только позавидовать.

Если с возрастом ты начинаешь верить таким иллюзиям, то я не хочу стареть.

Я не перебросился и парой слов с Аэрин с самого понедельника – после того, как сказал ей, что она всего лишь почти чужая мне девушка, которую я просто трахнул в барном туалете. А если говорить точнее, она не сказала мне и пары слов.

Едва сделав то жестокое заявление, я пожалел о нем.

Пытаясь отстранить ее, я слишком сильно и грубо ее оттолкнул, метафорически говоря. И это было неправильно. В середине недели я пытался извиниться, но она оборвала меня прежде, чем я успел это сделать, и перевела разговор на исключительно деловую тему.