Дора Коуст - Секретарь для злодея [СИ litres]

Среди этих имен были женщины, но я по себе знал, что женщина, у которой есть дети, никогда не будет рисковать работой. Такие обычно стараются держаться за привычное место – это психология, потому что дети и без того добавляют в жизнь непредсказуемости. Именно поэтому их нужно было тщательно проверить первыми. Собирался играть жестоко, потому что тратить время на выяснения мне было жаль. Мог бы оставить все как есть, но предавший единожды предаст и еще раз. А я собирался максимально расширить бизнес в ближайшие три года, охватывая как можно большие территории за пределами страны.

Работал в гостиной. Рядом с диваном стояла Аришкина кроватка. Девчушка сладко спала, но Марина предупреждала, что она просыпается ночью. Был готов к этому, вооружившись всем необходимым. Не собирался спать, но усталость последних дней все равно взяла свое, а потому уснул я прямо на разложенном диване рядом с ноутбуком, чтобы проснуться не от плача Аришки.

Обернувшись, впился взглядом в темноту. Кровать пустовала, а самой Марины нигде не было видно. Только узкая полоска света выглядывала из-под двери ванной комнаты, да слышалось тихое журчание воды. Поднявшись, я подошел к двери, стараясь не шуметь. Тихонько постучав, окликнул девушку:

– Марина? У тебя все хорошо? – спросил я шепотом, но, услышав всхлип, не стал дожидаться разрешения войти.

Девушка сидела на бортике ванны и при виде меня постаралась быстро прикрыть свою грудь полотенцем. Если серьезно, то я уже увидел все то, что она спрятала, но волновало сейчас не это, а слезы, что текли по ее щекам. Марина смотрела на меня испуганно. Наверное, хотела возмутиться, но продолжала тихо всхлипывать. Рядом на полочке стоял молокоотсос.

– Что случилось? – не приближался, выдерживая между нами расстояние, чтобы не пугать девушку еще больше.

– Ничего, – тихо ответила она, прижимая к себе полотенце.

– Марина, я не уйду, пока не узнаю, что случилось, – поставил я ее перед фактом, стараясь говорить строгим голосом. Обычно это впечатляюще действовало на моих сотрудников, но девушка не испугалась.

– Я молоко сцеживаю, – выдавила она из себя.

– Это я вижу, но плачешь ты почему? – все-таки приблизился я к ней, присаживаясь на корточки у ее ног. То, что она смотрела на меня сверху вниз, должно было придать ей уверенности.

– Я боюсь, – прошептала она едва слышно.

– Чего?

– Что молоко исчезнет.

– Это очень важно для тебя?

Она несмело кивнула. Взгляд растерянный, состояние подавленное.

– Что нужно делать, чтобы проблем не возникло? – задал я следующий вопрос, прекрасно помня, что именно нужно делать. Юлька нередко просила размять ей грудь, но было важно, чтобы Марина озвучила это сама. Пресловутое доверие, от которого лично я мог шагнуть дальше.

– Разминать и сцеживать, – ответила она после некоторой заминки.

– Болит? – поинтересовался я и, получив утвердительный кивок, решил хоть немного ее успокоить. – Утром вызову врача, пусть посмотрит. А пока могу помочь, если ты не против.

Даже не моргал, ожидая ее ответа. Прямо-таки видел ее сомнение. У нее в глазах читался уверенный отказ, но, видимо, отчаяние победило. Потому что кивнула она раньше, чем неловко произнесла:

– Хорошо.

Грудь не болела в полном смысле этого слова. Ее скорее распирало, и это приносило дискомфорт, от которого я и проснулась. Приснился кошмар, что у меня пропало молоко и нечем кормить Аришку, а она умирает от голода прямо в моих руках. Я тут же бегом помчалась в ванную, захватив молокоотсос, но подумать оказалось легче, чем сделать.

Совсем не хотела будить Павла. Страхи завладели мной, и это было выше моих сил, а теперь я не знала, что делать. Кошмар еще был свеж в памяти, а я уже так опрометчиво согласилась на помощь мужчины. Он все так же сидел передо мной на корточках, а я все так же прикрывала грудь полотенцем, не решаясь убрать его. Показывать свое тело чужому человеку было страшно и неловко. Тем более учитывая то, что передо мной сидел мужчина, но я старалась уговорить себя, что в этом нет ничего такого. Ведь показывала же грудь, например, врачам на осмотрах. Оставалось убедить себя, что это одно и то же. Почти…

Пока я боролась с собственным стыдом, Павел уверенно удерживал мой взгляд, но, видимо, ждать ему надоело, потому что, прикоснувшись рукой к полотенцу, он начал медленно стягивать его до тех пор, пока пальцы мои не ослабли и не выпустили ткань.

– Я осторожно, – проговорил он с самым серьезным видом. – Если будет больно, скажи.

Больше он на меня не смотрел, сосредоточившись на грудях. Мне было неловко, стыдно да и вообще невозможно, но то, что Паша не видит моих красных щек и закушенной губы, хоть немного, но успокаивало.

Судорожный вздох вырвался непроизвольно, когда теплые пальцы прикоснулись к моей груди. Мужчина невесомо оглаживал нежную кожу, давая мне привыкнуть к своим рукам, осознать, что происходящее не плод моего воображения. Закрыв веки, я попыталась отрешиться от эмоций и чувств. Щеки горели как никогда. Прикусывала зубами высохшие губы, старалась выровнять дыхание, но чувства не спрячешь за маской невозмутимости. Особенно когда понимаешь, что мужчина слишком близко и, кажется, видит насквозь все твои мысли.

Возбуждение. Оно нахлынуло единой волной, опалило легкие, прокатилось по позвоночнику, вынуждая сердце забиться испуганной птицей под пальцами мужчины. Я слышала свое тяжелое дыхание, понимала, что грудь поднимается и опускается ему в такт, выдавая меня с головой. Павел продолжал массировать, лицо его оставалось невозмутимым, но напряженные плечи говорили о том, что это всего лишь маска. Невыносимо хотелось сжать ноги. Непроизвольно сгибала пальцы на ногах, но тапочки закрывали это непотребство от чужого взгляда. Низ живота пульсировал. У меня не было секса сколько? Месяцев девять, может, чуть меньше, но даже сами мысли об этом вызывали во мне разрыв шаблона, по которому я привыкла жить.

Тело дрожало, я ощущала это так отчетливо, что Павел не мог не заметить изменений в моем поведении. Это невыносимая пытка. Глупо отговариваться тем, что он просто помогает мне с такой интимной проблемой. Успокоившись, я бы наверняка могла сделать это сама, а теперь наблюдала за ним из-под опущенных век и, к собственному стыду, просто не имела желания его останавливать. Ощущала, как капельки молока стекали вниз по коже. Лучше бы вытереть, но выдавить из себя хоть слово не представлялось возможным.

Когда наши взгляды встретились, я вдруг поняла, отчетливо осознала, что уже пропала. Его пальцы замерли, прокатились по коже живота вниз, с силой очертили талию, бедра и впились в бортик ванны. Он поднимался медленно, будто давал мне шанс передумать, оттолкнуть, остановить, но едва ли я была способна хотя бы на короткое «нет». Я тонула в его темных глазах. Они были обжигающе черными, как ночное небо, плотно затянутое тучами, словно одеялом. Губы все ближе. Смотрела то на них, то в его глаза, из последних сил цепляясь за реальность. А потом ее просто не стало.