Татьяна Воронцова - Тени утренней росы [litres]

– И ты не почувствовал никакого отвращения, никакого протеста, когда мужчина овладел тобой?

– Отвращения? Нет. Что отвратительного в половом акте? Протеста? Нет-нет, наоборот. Мне хотелось быть изнасилованным, чтобы позже насиловать самому. Мне хотелось почувствовать жизнь своего тела, кипение крови в сосудах. К тому же Стивен красивый мужчина. И он хотел меня. Он был в восторге от моей затеи, в чем признался позже. Он сравнил меня с Курои Мак Даре [18] Курои Мак Даре – в Уладском героическом цикле сказаний этот персонаж возглавлял воинство (фиану) западного Мунстера, клан Дегайд. Курои – король Мунстера и вместе с тем явно сверхъестественный персонаж, дух места или чародей: о нем говорится, то он вечно в пути, «ибо не могла земля Ирландии вынести его тяжести, славы и доблести». Его крепость на горе Слиаб Мис с наступлением ночи начинала вращаться быстрее, чем мельничный жернов, так что никто не мог отыскать вход в нее. Иногда Курои менял свой облик и становился чудаковатым крестьянином-гигантом, иногда демонстрировал такое величие, что его называли «властелином мира». Согласно преданию, Курои Мак Даре пал от меча Кухулина, вступившего в преступный сговор с его неверной женой Блатнад. , величайшим из плутов.

Ирландский трикстер [19] Трикстер – божественный плут, отрицательный вариант культурного героя с отчетливой хтонически-шаманской окраской. Красноречивый, обаятельный и абсолютно безнравственный мифологический персонаж, который время от времени вступает во враждебные отношения с другими богами, насмехается над ними, проявляя причудливо-злокозненный характер, хитрость и коварство. Чертами трикстера обладают греческий Гермес, римский Меркурий, египетский Тот, скандинавский Локи, кельтские Кухулин и Курои Мак Даре. , чародей. Вот так сравнение!

– После этого вы встречались? Все вместе или как-то еще?

– Хватит, Элена, – говорит он, посмеиваясь. – Развяжи меня. Об этом тебе знать необязательно.

Сердитая, взволнованная до крайности, я распускаю узлы, освобождая его запястья. На коже отпечатались красные полосы. С глубоким вздохом Нейл распрямляет руки, сжимает пальцы в кулаки, разжимает…

– Скажи хотя бы, как это повлияло на ваши отношения со Стивеном. Не могли же вы просто все забыть и оставаться добрыми друзьями, как прежде.

– Ты считаешь, каждая история должна иметь продолжение? Ведь я всего-навсего отвечал на вопрос. Ты спросила, что случилось в Оксфорде, я ответил. Меня взяли в плен неистовые женщины. Я был Загреем, Орфеем…

Концом ремня я щекочу ему загривок.

– Признайся, Курои, после этого случая ты еще ложился в постель со своим другом?

– Не признаюсь ни за что.

– Выходит, ты простил его! А как же те удары, что он тебе нанес?

Уловив в моем голосе нотки разочарования, этот мелкий бес улыбается коварно и торжествующе, бросает на меня кокетливый взгляд и произносит таким тоном, каким говорят о незначительных событиях, не стоящих отдельного упоминания:

– О, это мы уладили без проблем. Как только мы оказались в своей комнате, он бросил мне ремень, а сам уселся верхом на стул, лицом к спинке, чтобы мне было удобнее вершить правосудие. Я уже не был зол, но он нравился мне. Так что сама понимаешь. – Он вздыхает с притворным раскаянием. – Пришлось ему искусать себе руки до синяков.

Тем же концом ремня я резко щелкаю его по левой лопатке.

– Ну, дорогая, – роняет Нейл, выдержав вескую паузу, – это даже не смешно. Или ударь как следует, или не балуйся.

Сделав из ремня петлю, я накидываю эту петлю ему на шею.

– Курои Мак Даре.

– Что?

– Я приглашаю тебя в свой дом. Мы можем поужинать вместе, а потом… – Кончиками пальцев я ласково касаюсь его щеки. – Что скажешь?

– Да, – отвечает он не раздумывая. И улыбается с закрытыми глазами. – Это лучшее, что я слышал от тебя за все время нашего знакомства.

Проснулась я, как обычно, от пронзительного, громкоголосого, неумолчного, ликующего звона цикад. Чертовы твари вопили так, что уши отваливались. И хотя это повторялось изо дня в день на протяжении нескольких недель – сказочные рассветы и эти гимны восходящему светилу из каждого куста, как будто солнца не было по меньшей мере год и тут оно, наконец, появилось, – я так и не смогла к этому привыкнуть.

На кухне гремит посудой Урания. Интересно, что она думает? Может, это и не должно меня волновать, но ведь, собственно, и не волнует. Просто интересует. Урания – женщина, и Елена – женщина. Урания хозяйничает в этом доме, а Елена гостит. И вот впервые здесь появился мужчина. Запах его сигарет еще витает в воздухе. Следы его недавнего присутствия можно обнаружить повсюду. Кресло, в котором он сидел, развернуто в сторону распахнутого настежь окна, книга на русском языке, которую он просматривал, пробуя отыскать немногие знакомые на слух слова, так и лежит на журнальном столике, открытая точно посередине.

Увидев нас вместе, Урания и глазом не моргнула, спросила только, в котором часу подавать ужин. Я сказала, что она может идти домой, а Нейл, улыбаясь, добавил несколько слов по-гречески. Слушая, как они беседуют, я ощутила что-то вроде ревности. Смешно…

Позже я спросила его: «О чем вы говорили?»

«Я сказал, что она может быть спокойна – я не причиню тебе никакого вреда сверх того, что ты уже причинила себе сама. Я накормлю тебя, раздену и уложу спать. Я уберу всю посуду, вынесу мусор. И утром она найдет свое хозяйство и свою госпожу в том же виде, в каком оставила».

В том же виде… Не совсем так, милая моя Урания. Вернее, совсем не так.

Я отбрасываю одеяло и медленно провожу руками по своему обнаженному телу. Блаженство – вот что я испытываю. Иначе и не скажешь. Неописуемое блаженство.

Как он шепнул мне на ухо: «Разреши себе это, Элена». И я увидела, какими могут быть его глаза – нежными до самозабвения.

Настораживало только одно: в третьем часу ночи он уехал. Мне даже в голову не приходило, что он может так поступить. Зачем? Чтобы завтра опять встречаться на полпути к забытой часовне или легендарной крепости?..

Когда он встал и начал собираться, я просто глазам своим не поверила.

– Нейл, ты куда?

– Домой.

– Останься! – вырвалось у меня. Он уже тянулся за рубашкой.

– Нет, правда. – Я села в постели. – Тебе необязательно уезжать.

Он взглянул на меня исподлобья с каким-то затравленным выражением. В тусклом свете ночника волосы его, падающие на глаза, казались совсем черными.

– Я бы остался, но… – я с трудом разбирала его бормотание, – по утрам, знаешь ли, у меня иногда случается что-то вроде приступов мигрени, и я не хочу…

– О господи! – негодующе воскликнула я, чуть было не добавив «и всего-то!»