Татьяна Воронцова - Тени утренней росы [litres]

– У крошки Чарлин не очень-то получалось, и Стивен научил ее. Показал, что такое тяжелый удар с оттяжкой, рассекающий кожу до крови. Силенок у нее, конечно, было не столько, сколько у чемпиона университета по легкой атлетике, однако вполне достаточно для того, чтобы заставить меня обливаться потом и жрать угол покрывала.

– Этот проходимец Стивен посмел ударить тебя после того, как сам же тебя подставил?

– Посмел. Всего несколько раз, не больше десяти. Но ему удалось то, чего не удавалось ни Мэри, ни Чарлин – заставить меня стонать в голос. Так что он был просто обязан поделиться с ними секретами своего мастерства.

Заставить его обливаться потом, заставить стонать в голос… Должно быть, воздух в той комнате кипел от накала страстей.

– Они располосовали тебе спину до крови?

– Посмотри повнимательнее. В некоторых местах шрамы видны до сих пор. По крайней мере, Этайн их видит. – И на всякий случай поясняет, хотя я и так уже догадалась, о ком речь: – Моя кузина Этайн.

– Этайн тоже была твоей любовницей? – спрашиваю я наобум.

– Да, – отвечает он с легкостью. – Этайн была моей всегда. Всегда.

Отсюда и его вражда с братцем Джеффри.

– Итак, я лежал, привязанный к кровати, озлобленный, истерзанный, беспомощный, а мои крошки и не думали закругляться. Тогда я подумал: чем же может закончиться эта история и какой из вариантов развязки я счел бы наиболее предпочтительным для себя. Меня беспокоило следующее: во-первых, чем бы все это ни кончилось, с этим мне предстоит как-то жить дальше (начиная с завтрашнего утра с каким чувством я буду смотреть на свое отражение в зеркале?); во-вторых, чем бы все это ни кончилось, придется поддерживать какие-то отношения с этой троицей (смогу ли я обходиться без них? и если нет, то кто их заменит?); и наконец, как любит повторять моя тетушка, что скажут люди? Стивен будет помалкивать, это ясно, но вот девчонки – девчонок рано или поздно начнет разбирать. Нужно срочно придумать что-нибудь такое, что наверняка отобьет у них охоту болтать. Примерно в таком духе я совещался сам с собой, пока не обнаружил совершенно случайно, что дружище Стивен возбужден. Он как раз подошел поближе, чтобы заглянуть мне в лицо. Ошибиться было невозможно. Это открытие вынудило меня присмотреться к остальным, и очень скоро по ряду косвенных признаков я догадался, что и они тоже пребывают в состоянии крайнего сексуального возбуждения. Вакхического, я бы сказал, возбуждения. Их лихорадило, на лицах блестел пот, волосы растрепались, и, обращаясь друг к другу или ко мне, они уже не разговаривали, а почти рычали.

– Страшно было? – тихо спрашиваю я, машинально поглаживая кончиками пальцев его спину.

– Да. Но я знал, именно этого им показывать нельзя. План действий был разработан молниеносно. Когда после короткой передышки ремень перешел в руки Чарлин, я повернул голову и заговорил с ней. Я сказал: «Сладкая моя, посмотри, что ты делаешь. Ты сжигаешь меня до костей. Неужели тебе не жаль меня?» Я знал, что она влюблена в меня без памяти, и с каждой минутой убеждался в этом все больше и больше. Она опустила руку и уставилась на меня с обидой и изумлением. Она не ожидала, что я начну разговаривать с ней. Никто из них этого не ожидал. «Извини, Нейл, – сказала она наконец, – но жалость здесь ни при чем. Не думаю, что ты имеешь право рассчитывать на мою жалость. После всего, что ты… – Тут ее прорвало: – Чёрт бы тебя побрал, Нейл Бреннан, тебе что, мало одной дырки для члена? А двух, двух-то, надеюсь, достаточно? Или, может, поблизости бродят толпы твоих поклонниц, готовых по первому требованию задрать перед тобой юбку? И я – подумать только! – я была одной из них!» Она хлестнула меня по горящей спине, но я уже понял, в чем мое спасение, и продолжал разговаривать с ней тем же голосом, каким всегда разговаривал в постели: «Скажи, тебе нравится то, что ты делаешь? Нравится?» – «Да…» – «Почему? Согласен, я не имею права на жалость, зато имею право на откровенность. Я твой мужчина, твой любовник. Пока еще ни ты, ни я не заявили о том, что все кончено. Не жалей меня, но и не уходи от ответа. Пожалуйста, Чарлин. Я только хочу знать: почему?» – «Почему? – закричала она сквозь слезы. – Ты каждый раз доводил меня до оргазма – и ты еще спрашиваешь, почему?..» Слушая наш диалог, Мэри просто осатанела: «И все это ты говоришь ей в моем присутствии? Я терпела твой сволочной характер, я ублажала тебя по-всякому! Ну, всё, с меня хватит. Сейчас ты у меня повертишься, скотина. Чарлин, дай мне ремень». Я знал, что ближайшие несколько минут мне потребуется все мое самообладание, ибо малейшая слабость с моей стороны тут же обратит их любовь в презрение. Я знал, что другого шанса мне никто не даст. Тем временем Стивен присел на корточки у изголовья кровати, и некоторое время мы молча смотрели друг другу в глаза. Я – мокрый от пота, исхлестанный, страшный, дергающийся со стиснутыми зубами под лязг ремня, и он – опрятный, невозмутимый, разве что слегка озадаченный. Я улыбнулся и по выражению его лица понял, что дело сделано. Мэри все бесилась, в промежутках между ударами осыпая меня самыми грязными ругательствами, какие приходили ей в голову, а Стивен уже отвязывал меня от кровати. Наконец-то… Ко мне подскочила плачущая Чарлин. Глядя на нее, Мэри тоже залилась слезами. Настало время привести мой план в исполнение. Я сел, потом встал, обнял повисшую на мне Чарлин и принялся ее раздевать. В двух шагах от нас Стивен проделывал то же самое с Мэри. Это был единственный выход, поверь, Элена, – превратить расправу в оргию. Никак иначе мне не удалось бы сохранить свое достоинство и любовь этих троих.

Слушая его неторопливый рассказ, от которого он сам получает удовольствие, я вблизи разглядываю его лицо, более чем когда-либо похожее на лицо юноши-бога, какие встречаются на фризах и фронтонах древнегреческих храмов. Зеленые глаза. Помню, я где-то читала, что только чистокровные кельты бывают так вопиюще зеленоглазы.

– Итак, после жестоких забав, жертвой которых первоначально был я один, мы окунулись (оцените мой стиль) в пучину разврата. Как это происходило? Да, в сущности, как всегда. Ничего нового. Всю ночь напролет мы кувыркались то на постели, то на полу и перепробовали, кажется, все возможные комбинации. Я с Мэри, Стивен с Чарлин, я с Чарлин, Стивен с Мэри, я с обеими сразу, Стивен с обеими сразу, я со Стивеном, девчонки друг с другом. Мои красавицы были неотразимы. Они любили меня. Они любили Стивена. Ничего удивительного, что к утру мой друг стал моим любовником. В этой неразберихе все вышло как-то само собой.

– У тебя был секс с мужчиной?

Нейл легкомысленно пожимает плечами:

– Да, впервые в жизни. У меня с ним, у него со мной. Думаю, к той минуте ни один из нас уже не осознавал себя мужчиной или женщиной, американцем или ирландцем, язычником или монотеистом. Дионисийское безумие владело нами безраздельно.