Шейла О'Фланаган - Пропавшая жена [litres]

Приехав домой, она сделала себе овощной салат, налила бокал белого вина и уселась за стол около окна. Что-то произошло с ней сегодня, думала она, глядя на сад. И дело не только в вилле «Мартин» и Селин. Что-то большее. Воспоминания захлестнули ее – и отступили, освобождая ее от себя. Она могла теперь разговаривать с людьми и не чувствовать себя виноватой. Она чувствовала себя так, словно снова становилась самой собой. Она чувствовала себя… свободной. И уверенной.

Конечно, она в общем уверенно чувствовала себя в «Шандон Леклерк», но каждый раз, когда говорила Винсу, какая хорошая у нее работа и как хорошо она с ней справляется, он отвечал, что работать на Конора Фоули – это не аэрокосмические исследования, что она ни за что не отвечает и что, если называть вещи своими именами, она не более чем секретарша.

Имоджен почувствовала, как в груди защемило, и отхлебнула вина из бокала. Конечно, она понимала, зачем Винс говорил все это. Она верила, что он все-таки не то чтобы хотел ее унизить, нет – он просто хотел возвысить себя за ее счет. Ведь как бы ни называлась его должность в страховой компании, он был всего-навсего продавцом. Очень хорошим продавцом, лучшим продавцом, который всегда показывал результаты более значимые, чем его коллеги, но все-таки продавцом. Он хотел двигаться дальше, трижды шел на повышение, пока они с Имоджен жили вместе, но каждый раз его обходил кто-то другой. Он считал, что компания недостаточно ценит его. Он поносил руководство на чем свет стоит всякий раз, когда рассказывал Имоджен о компании, говорил, что там сидят одни идиоты, которые не способны распознать талант, что они боятся двигать его, потому что он представляет собой угрозу для них самих.

– Нет такой хитрости, которую я не смог бы раскрыть, – сказал он ей как-то вечером. – Это я должен сидеть там, за столом правления, а не эти марионетки, которые сейчас там восседают. Они просто боятся меня, боятся, что я выведу их на чистую воду.

Она тогда ничего не ответила: все, что бы она ни сказала, все было бы неправильно.

Имоджен допила вино и снова наполнила бокал. Чувствуя, как силы возвращаются к ней, она открыла интернет и решила проверить почту. Одно письмо было от Шоны: она просила ей позвонить. Имоджен поморщилась и закрыла программу. Постучала пальцами по телефону пару секунд, а затем впервые после покупки использовала телефон по назначению и набрала номер.

– Алло!

Акцент был американский, но со следами французского прононса.

– Привет, Берти, – сказала Имоджен. – Это я, Имоджен.

– Имоджен! Сколько лет, сколько зим! Как ты? – в голосе Берти слышалась неподдельная радость.

– Очень хорошо, спасибо. Мне нужно поговорить с тобой кое о чем. Но сначала как Агнесс?

Последовало секундное молчание, затем вздох.

– Время от времени она меня узнает, а иногда нет. Это тяжело, Имоджен. Очень тяжело.

– Понимаю. Жаль.

– Я всегда знала, что однажды мне придется ухаживать за ней, – призналась Берти. – Она же старше меня. Но чем старше становишься, тем труднее смотреть, как тот, кого ты любишь, все больше и больше стареет и нуждается в помощи.

– Ей же в этом году семьдесят четыре, да?

– Да, – ответила Берти. – Совсем нестарая, особенно для того, кому шестьдесят семь.

– Шестьдесят семь – вообще молодость.

Берти засмеялась: «Для меня-то точно».

– Я скучаю по Агнесс, – сказала Имоджен. – Она всегда была такая веселая.

– Альцгеймер – жестокая штука, – ответила Берти. – Глядя на Агнесс сейчас, я думаю о твоей матери.

– О маме? Почему?

– О ее решении, когда она дала согласие отключить твоего отца от приборов. Она сидела там каждый день и знала, что он никогда не очнется, что его там больше нет… Но он все еще дышал, а пока человек дышит, надежда остается. Но Кэрол поняла, что эта надежда фальшивая, и приняла очень смелое и трудное решение, чего родители твоего отца ей не простили. И вот я, когда смотрю на Агнесс, думаю: вдруг она вспомнит меня сейчас, и тебя вспомнит, и все вспомнит… Но ее память как обрывок бумаги на ветру, и моя надежда на ее возвращение равна надежде на то, что этот обрывок бумаги опустится на землю и окажется романом.

Имоджен молчала.

– Впрочем, прости, – спохватилась Берти. – Ты позвонила, ты хочешь со мной о чем-то поговорить, а я загрузила тебя такими депрессивными речами. Какие у тебя новости? Все в порядке?

– На самом деле моя жизнь сейчас стала несколько сложнее, – ответила Имоджен.

– В каком смысле?

Имоджен колебалась. Она не посвящала Берти в подробности своих отношений с Винсом, потому что не хотела волновать ее, а еще потому, что ей было страшно неловко признаваться, что она совершила ужасную ошибку, особенно учитывая, как Берти и Агнесс обе буквально влюбились в него на свадьбе и все время твердили ей, какой он настоящий джентльмен. И сейчас ей совсем не хотелось вдаваться в неприятные подробности.

Она набрала воздуха в грудь: «Я ушла от Винса».

– О, Имоджен! Но почему? Что случилось?

– Он оказался не таким человеком, как я думала, – ответила Имоджен.

– Это ваше общее решение?

– Нет.

Имоджен начала рассказывать и выдала Берти очень сокращенную версию событий. Когда она закончила говорить, на том конце провода повисло долгое молчание: «Но… но, шери [13] Дорогая (фр.) , почему же ты просто убежала? Почему не подала на развод, не наняла хорошего адвоката, чтобы…

– Все не так просто, – перебила Имоджен. – Он… он бы не дал мне уйти. Не отпустил бы.

– Но он же не мог бы держать тебя силой.

– Я понимаю, это звучит безумно, Берти, но я в некотором роде именно этого и боялась.

Снова последовала долгая пауза, после которой голос Берти зазвучал как сталь: «Ты имеешь в виду… он что, поднял на тебя руку?»

– Нет, нет, никогда, Винс никогда пальцем меня не трогал! – поспешно заверила ее Имоджен. – Он не такой. Совсем нет. Тут другое. Ну как бы это… одним словом, он умеет заставить меня делать то, чего я делать не хочу.

– Как?

– Не могу объяснить. Так получается. Я собираюсь сделать одно, а после разговора с ним делаю совсем другое. Но мне абсолютно точно, на сто процентов надо было уйти от него, и поэтому я действовала по своему плану.

На этот раз Берти молчала так долго, что Имоджен начала подозревать, что их разъединили.

– Ты здесь? – спросила она.

– Да, да. Я думаю. Надо было тебе позвонить мне раньше, солнышко. Если были проблемы, я бы могла помочь.

– Не думаю. Не в этом случае. Лучше было уйти, никому ничего не говоря.

– А что же твои вещи? Твои друзья?

– У меня не так много вещей. И еще меньше друзей.

– Из-за него?

– О, Берти… – Имоджин вздохнула. – Я потеряла себя и всех своих друзей. И мне нужно было уйти, потому что, если бы я осталась, я бы загнулась. А если бы сказала ему, что хочу развестись ну так или иначе, то развод никогда бы не состоялся.