Ольга Арнольд - Конец ток-шоу

Но Глеб в этот роковой вечер должен был быть в Питере, а вовсе нев Останкино! Как это может быть? Не мог же он. раздвоиться? Что мне теперь делать? Только не выдать свои сомнения, сделать вид, что все в порядке. Не встретиться с ним глазами. Я продолжала смотреть на его руки; он проследил направление моего взгляда и как бы невзначай заметил:

- Вот пришел забрать оставшиеся от Женечки некоторые вещи, в прошлый раз не все взял… Кстати, вы не знаете, что это за записи? Клянусь, в прошлый раз их тут не было!

Еще бы - сразу после смерти Котовой менты туг переворошили все! Кто же положил эти вырванные странички в котовский шкафчик?

- Да, я знаю, что это такое! - и протянула руку, чтобы их взять, но Глеб отдернул свою, и моя повисла в воздухе. Я наконец отважилась посмотреть ему в лицо.

Глеб был, как и всегда, мужественно красив; его голубые глаза смотрели прямо, не мигая, тень от длинных светлых ресниц падала на щеки.

Светло-русые волосы, чересчур длинные, зачесаны назад, но одна непокорная прядь картинно падала на лоб; губы его прятались за пшеничными усами, очертания подбородка не были видны из-под окладистой бороды. Борода эта… Я отвела взгляд от его лица, и в поле моего зрения опять попали Оксанины листочки. Мое внимание привлекла дата слева на полях - 4 апреля… Уже после смерти Жени и за несколько дней до гибели самой Верховцевой. Значит, она действительно вела дневник… Но вместо того чтобы промолчать, я вдруг затараторила:

- Глеб, если бы эти записи нашлись раньше, может быть, некоторые люди остались бы живы. Это страницы из пропавшей черной тетради Оксаны. - Я наконец прикусила язык, но было уже поздно.

- Кто же, интересно, их положил в Женин шкафчик?

- Наверное, Степан Кочетков. Или, может быть, Таисия… - размышляла я на ходу. - Хоть и поздно, все равно надо передать листочки капитану Филонову - может быть, там что-то важное.

- Хорошо, я передам. - И Глеб, небрежно их смяв, стал заталкивать бумажки в карман своего пиджака.

И тут меня будто что-то стукнуло. Даже если он убийца и я иду по лезвию бритвы - все равно, я не дам ему уничтожить эти доказательства!

- Подождите! - мне казалось, что я говорю совершенно спокойно. - Дайте их мне - я сегодня встречаюсь с капитаном, он обещал мне передать кое-какие материалы по работе, найденные у Кочеткова.

Глеб отступил от меня на полшага, и в голосе его послышались стальные нотки:

- Вот как? А по-моему, Агнесса, вы стали чересчур любопытны.

- А что плохого в том, что я прочитаю дневник Оксаны? Или вы боитесь, что эти записи вас скомпрометируют?

- А если и так - вы что, будете меня за это осуждать? Ведь дело уже закрыто.

Мне очень не понравилось выражение его лица, когда он на меня опять посмотрел тяжелым-тяжелым взглядом. И вообще его лицо… Что-то тут было не так!…

Я сделала резкое движение вперед и выхватила листочки у него из кармана. Он этого не ожидал, но быстро оправился и сразу же сжал мое запястье железной хваткой.

- Сейчас же отдайте!

Я дернулась, но он меня не отпускал; потеряв равновесие, я почти упала в его объятия, как когда-то в коридоре - и, как тогда, его борода коснулась моего лица. И тут меня осенило второй раз за какую-то минуту! Будто разрозненные кирпичики в моей голове встали на свои места, и я прозрела. Теперь мне стало ясно, почему вид террориста Радуева на телеэкране, жалкого и с голым лицом, так меня взбудоражил. Про него говорили, будто борода после ранения у него была накладная. Так вот, борода у Глеба тоже была какая-то… неживая! Неужели театральный реквизит?! Но зачем ему это нужно?

Я почувствовала, как дрожь пробежала у меня по телу и на верхней губе выступил холодный пот, противно размывая грим. Наконец я отчетливо поняла, что меня держит за руку человек, который не раз убивал и которому ничего не стоит прикончить и меня!

Надо спасаться, и я отстранилась, со смешком произнеся:

- Вы правы, незачем мне это читать. Дико извиняюсь, но на телевидении у меня появилась привычка лезть в чужую жизнь, даже когда меня это не касается.

Наверное, мой смех прозвучал фальшиво, но ничего с этим поделать я не могла – не так-то просто перебороть страх. Нет, даже не страх, а охвативший меня смертельный ужас. Овечкин это наверняка почувствовал: свободной рукой он грубо взял меня за подбородок и заставил поднять голову. Наши глаза встретились, и то, что он прочел в моих, заставило его криво усмехнуться:

- Вы, Агнесса, действительно слишком любопытны. Не совали бы нос не в свое дело - продолжали бы свою блестящую карьеру. А так, увы, мне придется заставить вас замолчать…

Я уже не вырывалась, а только пролепетала упавшим голосом:

- Я не понимаю, о чем вы говорите! Сейчас же отпустите меня! Я закричу!

Он выпустил мое запястье, но в тот же миг я почувствовала обе его руки на своем горле, и вместо крика у меня вырвался жалкий писк. Он был силен, как настоящий атлет, но не стал душить меня сразу, а решил растянуть удовольствие. Наверное, убийца действительно входит во вкус - так, во всяком случае, утверждает Агата Кристи.

Когда он слегка ослабил живую удавку, я обрела голос:

- Хватит шутить! У меня через пять минут съемка, сейчас же отпустите меня!

- Я не шучу. Как вы догадались, что это я убил Женю?

Я обреченно молчала. Несмотря на весь кошмар положения - или благодаря ему, - голова моя лихорадочно работала: я искала выход, но не находила его. Между тем Овечкин медлил, и я не понимала, отчего: ведь в любую минуту в комнату мог кто-то войти.

- Отвечайте же! - он слегка сжал пальцы, и у меня снова перехватило дыхание.

Отвечать? Но говорить я была не в состоянии, не сводя взгляда с его лица, и он правильно его истолковал:

- Ага, значит, это борода и усы… Странно, но никто не заметил, что они наклеены, кроме вас. Никто даже не заподозрил, что я успел слетать из Питера в Москву и обратно и в промежутке избавиться от жены! А как давно вы это поняли?

Так вот почему он не задушил меня сразу! Он хотел убедиться, что никто, кроме меня, не догадывается о его превращениях. И сразу же я обрела голос:

- Давно. В тот день, когда мы с вами столкнулись в коридоре. Только я долго думала-гадала, зачем вам это надо. И если вы считаете, что вам это сойдет с рук, то очень ошибаетесь.

- Вот как? А вы, часом, не вели дневник, как эта дурочка Оксана?

Это был мой шанс, и я за него схватилась:

- Дневник - пет, но свои мысли по поводу вашей персоны, я записала. И поделилась ими с капитаном Филоновым. Так что если вы меня сейчас задушите, все равно ничего не добьетесь.

И, кстати, на кого вы спишете мой труп? Таисия ведь мертва, Кочетков тоже. Ведь это вы их убили?

- Ну зачем же так? Кочетков сам шагнул в окно, я только помог ему правильно истолковать голоса, которые все время ему что-то нашептывали, - ответил Глеб, хотя я не ждала ответа. Убийца хотел лишний раз похвастаться своей гениальностью хотя бы передо мной, своей очередной жертвой! Лицо его приняло такое выражение, с каким режиссеры выходят на поклон после удачной премьеры. Как он собой восхищался! Поигрывая пальцами на моем горле - то слегка отпуская, то нажимая сильнее, - он продолжал: - Мне повезло, что Степан тогда придумал это покушение на вас, с лестницей, хотя ему и не удалось довести задуманное до конца - что ж, он был вечным неудачником. Таисии, этой дурочке, оставалось только повторить мизансцену. А что касается ее самой, то никогда я не видел человека, который стремился бы на тот свет с такой скоростью. Ей всегда были нужны наркотики или хотя бы деньги на них. После того как она помогла мне избавиться от Оксаны, она больше не была мне нужна. Кто ж знал, что ей придет в голову припрятать компромат на меня? Кстати, насчет меня вы не беспокойтесь. Вашего убийцу искать не будут, потому что вы умрете естественной смертью. Упадете с лестницы - совершенно случайно, конечно, - и сломаете себе шею. Знаете, тут направо по коридору буквально в десяти шагах есть лестница? Там совершенно темно, я сам только что по ней поднимался. А вот умрете вы легко или будете мучиться - это вам выбирать. Скажите мне только, где ваши записи?