Анна Тодд - Самые яркие звезды

– Я не спал.

Только сейчас я заметила, как он смотрит на мои бедра, и вспомнила о своем наряде. Попыталась прикрыться руками… Что толку? Следовало надеть штаны или хотя бы такие трусики, в которых не вся попа наружу.

– Почему не спишь? Сидишь тут в темноте… Извини, что я так одета. Думала, все спят.

Каэл смущенно опустил глаза на мои ноги. Мне опять стало не по себе: я вспомнила, что на бедрах у меня целлюлитные ямочки.

Он поднял голову.

– Можно мне тоже воды?

Я покраснела. Мало того, что полуголая, так еще хлебала воду прямо из бутылки.

Я кивнула и открыла холодильник.

– Только минералки у меня нет. Я редко ее покупаю, а когда выпью, наливаю в бутылку из крана. Здесь у меня простая вода.

Не знаю, зачем я все это выдала.

– Я несколько месяцев пробыл в Афганистане, так что воду из крана в Джорджии как-нибудь перенесу.

Удивительно – ирония!.. Я улыбнулась, и Каэл улыбнулся в ответ – еще один сюрприз.

Он взял бутылку и стал пить, не касаясь губами горлышка.

– А почему ты не спишь? Не привык к разнице во времени?

Каэл вернул бутылку, и я сделала большой глоток. После жаркой спальни в кухне было прохладно, да и плитка на полу приятно холодила ступни.

– Я мало сплю, – наконец ответил он.

– Вообще?

– Вообще.

Я села напротив.

– Это из-за войны?

От жалости у меня защемило сердце. Я представила, как его будил по ночам свист снарядов или ракет, или что там ему пришлось пережить.

Он кивнул.

– Здесь теперь непривычно.

Каэл сказал это так просто – и вдруг показался мне очень ранимым.

– А тебе туда нужно возвращаться? – Я очень надеялась, что он скажет «нет».

Где-то в глубинах моего разума зазвенел сигнал тревоги: похоже, у меня возникли к Каэлу какие-то чувства. Я знала его меньше суток, а мне уже хотелось его защитить, не пустить обратно.

– Не знаю.

– Надеюсь, не придется, – вырвалось у меня.

Не предаю ли я свое детство, мои семейные военные идеалы? Видимо, я недостаточно патриотка. Или патриотизм у меня другой.

Каэл опустил голову на скрещенные руки. Участь военных людей порой чудовищно несправедлива. Мне хотелось спросить, думал ли он, во что ввязался, или же, как большинство моих знакомых ребят, просто хотел выбиться из бедности, привлеченный регулярным жалованьем и хорошей медицинской страховкой.

– Изви…

Я не договорила, потому что у него закрылись глаза, а через несколько секунд раздался негромкий храп.

– Ты всегда ходишь в форме? – спросила я, когда мы свернули к стеллажу с крупами.

Колесо у тележки скрипело и заедало на поворотах. На парковке я дала Каэлу список покупок и попросила не выходить за его рамки. Он промолчал – вероятно, согласился.

– Не всегда, – к моему удивлению, ответил Каэл.

– А похоже, так. – Я улыбнулась, чтобы не показаться грубой, но Каэл на меня не смотрел.

– У меня нет с собой одежды.

Вот черт!

– Ой, извини. Я совсем забыла. А где твои вещи? Нужно за ними съездить?

Каэл взял пакет коричных сухариков. По крайней мере, в еде разбирается. Свои покупки он складывал в откидную корзиночку, куда родители сажают маленьких детей, – и на виду, и есть чем занять.

– Я не знаю, где они. – Каэл вроде бы смутился. Я уже научилась его понимать. Прошло только два дня; медленно, но верно я этот орешек раскусывала. Лицо у него было очень выразительное.

– Я думал пойти в магазин или торговый центр.

Какой-то пожилой мужчина слишком пристально на нас смотрел – несколько раз перевел взгляд с меня на Каэла и обратно. У меня даже шея взмокла. Потом он свернул за угол. Я хотела сказать про него Каэлу, но решила, что нечего развивать в себе паранойю и тратить лишние нервы на неприятного старикашку.

– До четырех я на работе, потом могу тебя отвезти, – предложила я.

В гарнизонном магазине было, как всегда, полно народу. Стоит ли ради низких цен терпеть толкучку? По мне, так лучше отработать лишнюю смену, чем торчать в очереди у шеренги тележек.

Каэл свернул в следующий проход, где лежала заморозка.

– А ты слышала про такси?

Я уставилась на него.

– Я просто проявила вежливость!

– Ну ладно, а я – просто подкалываю.

Говорил он весело; такого тона я у него еще не слышала. У меня даже мурашки по спине побежали. Отвернувшись, я сказала:

– Ха-ха.

У меня пересохло в горле. Никогда не забуду, как из-за него у меня болело в таких местах, которых я раньше и не чувствовала. И всегда буду за это благодарна.

– Так тебя везти или нет? Захвати, пожалуйста, вон ту коробочку с мини-пиццами, красную.

– Ну, если хочешь… я ведь и так живу у тебя в доме, наедаюсь на ваших семейных обедах, да еще съел твои батончики-мюсли.

– Ты съел мои батончики?

Он коротко рассмеялся. Не повернись я вовремя – не успела бы увидеть.

– Куплю тебе другую упаковку.

– Я бы сказала: хватит простого извинения, но электричества у меня за месяц нагорит немало, так что давай. – Я подтолкнула его плечом.

Каэл мгновенно напрягся. Совсем чуть-чуть, едва заметно, но я буквально спинным мозгом почувствовала.

Мы двинулись дальше, однако теперь он на шаг приотстал. Мне стало как-то неловко. Кажется, его стена дала трещину. Да, ночной разговор в маленьких трусиках вполне может к такому привести. Сегодня Каэл уже другой – более открытый, почти общительный. И все-таки я сомневалась. Уж не заигрывает ли он со мной? Именно такими словами я не думала, но что-то подобное ощущала.

– Извини, – сказала я наконец.

Мы стояли в отделе чипсов, и я не могла выбрать – «Доритос» или «Пикантные колечки»? – а Каэл взял пакет кукурузных колец и кинул в тележку.

– В детстве я их любила. Мы с моей подружкой Сэмми все время их ели. И запивали лимонадом «Дью». Мне мама не разрешала его пить, а мама Сэмми…

Опять меня понесло.

Каэл слегка расслабился. Я старалась поменьше на него смотреть и не стала рассказывать о том, как скучаю по Сэмми, которая вышла замуж и уехала на другой конец страны, и как мне хочется того же. То есть не выйти замуж, а уехать отсюда.

Покупки мы закончили в молчании и отдельно выложили каждый свои. Предъявили карточки, он – карту военнослужащего, а я – члена семьи. Каэл, как настоящий джентльмен, помог отнести мои покупки к машине, из машины – домой, да еще предложил помочь с распаковкой. Отвратительно у меня голова устроена – в ней сразу начинают крутиться вопросы типа: с чего такая любезность? Как будто нельзя просто принимать от людей услуги и одолжения. Как будто я недостойна элементарной вежливости.

В присутствии Каэла мне становилось как-то не по себе, хотя, пожалуй, его общество начинало мне нравиться, – пока он не выказывал намерений за мной ухаживать. Есть ли у него девушка, Каэл не упоминал. Ничего особенного мы не делали, – просто покупали вместе продукты и ночевали под одной крышей, но, будь у него подружка, она вряд ли позволила бы ему жить вместе с двумя женщинами, пусть даже одна из них беременна.