Дженни Даунхэм - Чудовище

Скажи это вслух. Прокричи с крыши.

В общем, в итоге меня все-таки перевели при условии, что я подтяну математику на курсах и пересдам экзамен. Для выпускных я выбрала драматургию, киноведение и массовые коммуникации, а в качестве самостоятельной работы – изучение сказок.

На собеседовании я сообщила об этом учительнице, и она удивилась – как-то это несерьезно, сказки – для малышей, может, лучше выбрать другую тему?

– Какую же, например? – спросила я.

– Что-нибудь, о чем тебе хотелось бы узнать больше. Космические путешествия. История олимпийских игр. Британская политика. Семейство Кардашьян, в конце концов.

– Кардашьян? Вы считаете меня идиоткой? – удивилась я.

– Вовсе нет. Они же очень популярны.

На это я возразила, что сказки пишут отнюдь не только для детей: по мотивам сказок снимают фильмы, телепередачи, делают видеоигры.

– Существует опера «Замок герцога Синяя Борода» и балет «Золушка», – добавила я.

– Чем же тебя так привлекают сказки? – уточнила учительница.

– Они познавательны. Учат, как справиться с испытаниями, чтобы потом жить счастливо.

– Ты о принцах? – спросила она.

– Еще чего! Нет, я о том, как герои, заблудившись в лесу, в конце концов находят хижину, в окнах которой горит свет, и понимают: все будет хорошо.

– То есть эту счастливую жизнь нужно заработать?

– Ну да. Выход есть всегда, но его еще надо найти. Сказки учат нас в процессе поиска не терять надежду.

– Похоже, ты знаешь, о чем говоришь. – Учительница улыбнулась. – С удовольствием почитаю твою работу.

Она улыбнулась мне так, как преподаватель драматургии, точно хотела сказать: «Учить тебя – одно удовольствие. Я рада, что ты у меня в классе».

Бен плюхнулся рядом со мной на траву. Мы ели пиццу. Теперь у нас тоже появились пропуска, как у Керис (как же я тогда ей завидовала!), и в обед мы почти всегда выбирались в парк.

– Давай снимем фильм про снег, – предложил Бен.

– Сентябрь на дворе, – напомнила я. – Снега еще ждать и ждать.

– Тогда о мороженом. О льде. Домах со сквозняками.

Стояла такая жара, что мы мечтали о холодах, словно они уже никогда не наступят. Над городом буквально дрожало марево. И все равно было приятно, что Бен сидел, прислонясь ко мне.

До чего же хрупкая штука дружба, которая вот-вот перерастет в нечто большее. Бен уже не казался мне таким нескладным – может, разве что чуточку занудой, – зато он светился внутренним светом: добротой. С ним мне не приходилось подбирать слова, я говорила все, что в голову придет. Мне никогда не бывало с ним скучно. Все, что мы делали вместе, казалось увлекательным приключением. Он ни разу не нагрубил мне и не обидел. Он всегда интересовался тем, что для меня важно. Он задавал толковые вопросы и внимательно выслушивал ответы. Не играл со мной в горячо-холодно. И вообще не притворялся. Не подбивал меня на то, на что у него самого не хватало смелости. И не скрывал чувств. Они были написаны у него на лице.

Конечно, были у него и раздражающие меня привычки, причем немало. Вот прямо сейчас он держал огромный кусок пиццы на ладони вместо тарелки, и тот шмякнулся ему на джинсы. Бен приподнялся, сел, принялся отряхиваться. На моей футболке осталось влажное пятно – там, где он ко мне прислонялся. Правая щека Бена была вымазана кетчупом, к зубу прилипла капелька песто. Я протянула ему салфетку, и он трубно высморкался в нее, хотя я вовсе не это имела в виду, но бедняга страдал от сенной лихорадки и весь день шмыгал носом.

– Ладно, мы наверняка что-нибудь придумаем. – Бен сунул салфетку в карман. – Может, кино про пиццу? Правда, на дегустациях мы разоримся…

После обеда нужно было представить нашей группе план проекта. Каждая из групп получала сто фунтов и полтора месяца времени на съемки. В нашей группе были новые ученики. Они ничего не знали о моей чудовищной репутации, поскольку пришли к нам в школу только в этом году. Новое начало, как и говорил Бен.

– Может, снимем кино о женщинах и работе? – предложила я.

– Ты про маму?

– Она до сих пор, вернувшись домой, готовит и убирает, и это при том, что весь день вкалывает в магазине.

– Гендерные стереотипы, – сказал Бен.

– Это еще что такое?

– Джон – полный придурок, его пугает, если женщина сама что-то может, вот он ее и наказывает.

Да, мама теперь явно могла многое. Утром она уходила на работу, оставляя на холодильнике списки дел и покупок. После завтрака Джон должен был вымыть посуду, убрать квартиру, сходить в магазин, приготовить обед, забрать Айрис из школы и отвезти в парк или в гости к подружке. Айрис он забирал без звука, остальное же делать отказывался и день-деньской просиживал в кабинете над чертежами дома мечты.

– Может, у него депрессия? – предположил Бен.

– Скорее, шок, – ответила я.

– Думаешь, она его выгонит?

– Увы. Она его любит и по какой-то необъяснимой причине нуждается в нем.

Все потому, что мама верит в родственные души. Но об этом я умолчала, чтобы Бен не подумал, будто я с ним заигрываю.

По выходным мы частенько ходили гулять. Не как влюбленные, а как друзья – просто чтобы выбраться из дома, подышать воздухом. Мы проходили по кованому туннелю под Темзой, который начинается в Гринвиче возле «Катти Сарк» и выходит у парка Айленд-Гарденз на другом берегу. На кладбище у церкви нашли общую могилу умерших во время чумы; наткнулись на паб с петлей висельника в витрине. Как-то раз снимали бабочек и цапель в парке Эколоджи, потом устроили пикник на лугу. Однажды взяли у Вестминстера лодку и доплыли до дамбы. Любовались закатом в парке Парламент-Хилл, а на обратном пути купили у метро жареную картошку. И везде, куда нас заносили ноги, мы снимали кино. Бен монтировал кадры с Лондоном для портфолио к киношколе.

– Может, снимем мир, в котором все перевернуто вверх дном? – предложил он. – В одном французском фильме чувак ударился головой и очнулся в обществе, где царит матриархат. Вот что-то типа того. Ты сыграешь девушку, которая однажды просыпается и обнаруживает, что власть теперь в ее руках.

– Власть над контролирующим отчимом?

– Над миром!

– А летать я умею?

Бен очаровательно скривил губы в улыбке.

– Конечно, только летать тебе придется самостоятельно. У нас нет денег на спецэффекты.

Я встала, взмахнула руками. Бен закрыл глаза ладошкой.

– Я не смотрю.

– Смотри, если хочешь. Раз уж власть теперь в моих руках, женщины имеют полное право летать, даже если мужчины на них смотрят. – Я вскочила на скамью, по-прежнему размахивая руками. Бен валялся на траве и с улыбкой наблюдал за мной. Я встала на металлический подлокотник скамьи и подпрыгнула высоко-высоко, насколько хватило сил. На миг я представила, как ветер подхватывает мои крылья и несет, точно река. Но лишь на миг. Я бухнулась на траву и уселась по-турецки рядом с Беном.