Уинтер Реншоу - P.S. I Hate You

– Это семейное барбекю, которое просто совпало с моим днем рождения. Честно говоря, я даже не могу сказать, сколько лет мне исполнится. Я перестала считать свои годы уже давным-давно. Кстати, Исайя, ты можешь поверить: Йен сказал, что не сможет прийти? Сказал, что у него будет поездка по работе или что-то вроде того.

– Вполне могу поверить. И тебе исполнится пятьдесят семь, – напоминаю я ей.

– Ш-ш-ш. – Мама грозит пальцем, заставляя меня умолкнуть. – В душе мне все еще тридцать пять. Навсегда тридцать пять.

– Нам всегда столько, на сколько мы себя чувствуем, верно? – говорит Марица.

– Верно! – Мама смеется, хлопает в ладоши и ведет ее к дивану. – Присядь, милая. Я хочу услышать, как ты познакомилась с моим сыном.

– Он не рассказывал вам? – спрашивает Марица.

– Рассказывал. – Мама закатывает глаза. – Но у меня сложилось впечатление, что он выдал мне сокращенную версию. Я хочу выслушать историю с твоей стороны – и без купюр. Женщины всегда уделяют больше внимания важным подробностям, тебе не кажется?

Марица бросает на меня короткий взгляд.

– Вынуждена согласиться с этим.

– Хорошо. Я вся обратилась в слух. – Мама подается ближе к ней. – Расскажи мне, как мой любимый сын наконец-то воспользовался моим советом и нашел милую, добрую девушку, чтобы хорошо проводить с ней время.

Я обмениваюсь улыбками с Марицей через всю комнату, и она начинает рассказ с самого начала – от контрабандного блинчика до похищенного сердца.

Когда история заканчивается, я целую маму в макушку.

– Извини, что приходится покидать тебя, но я приготовил для Марицы кое-что особенное на сегодняшний вечер.

– Да? – спрашивает Марица. – Ты об этом не говорил…

– Это сюрприз, – отвечаю я, беря ее за руку. – До свидания, мам.

– Всего доброго вам обоим. – Мама машет нам рукой из своего кресла, и я веду Марицу к машине.

– Хорошо, куда ты меня везешь? – спрашивает она минуту спустя, застегивая ремень безопасности.

Включив двигатель, я бросаю взгляд на свою девушку с прекрасными, выразительными глазами, чьи восторг и веселье заразительны. Я все еще пытаюсь осознать то, что она наконец-то моя. И хотя я никогда бы не поверил в то, что она в моем вкусе, она почему-то оказалась именно той, которая мне нужна.

– Я узнал из надежного источника, что одна маленькая группа, которую ты любишь, устраивает импровизированную музыкальную сессию в доме ведущего вокалиста в Малибу… и из того же надежного источника узнал, что мы приглашены в качестве зрителей.

Под словом «приглашены», я имел в виду… Я позвонил своему зятю, и тот связал меня с Кейзом Мальбеком, и я смог объяснить тому, насколько важно для меня, чтобы Марица пообщалась с «Panoramic Sunrise» так, как она того заслуживает.

– Молчи. – Она хватает мою руку и изо всех сил сжимает, подпрыгивая на сиденье. – Ты шутишь. Скажи мне, что это шутка. Я тебе не верю.

Я смеюсь. Она такая ужасно милая, когда сердится.

– Это не шутка. Мы едем к Кейзу Мальбеку, чтобы посмотреть, как группа репетирует новые песни.

Ее глаза мгновенно наполняются слезами, и она прячет лицо в ладонях.

– Ты… плачешь? – спрашиваю я, отводя ее руку, чтобы увидеть ее лицо.

Обильные слезы струятся по ее щекам, и я не могу понять, плачет она, смеется или то или другое разом.

– Марица, ты плачешь? – снова спрашиваю я. – Что случилось?

Вытирая мокрые руки тыльной стороной кистей, она смотрит на меня блестящими глазами шоколадного цвета.

– Это слезы счастья.

Отстегнув ремень, она перегибается через боковую колонку, обхватывает мое лицо руками и целует меня крепче, чем когда-либо прежде.

– Я никогда в жизни не была так счастлива, – говорит она. – Ты сделал меня такой счастливой, Исайя! Ты для меня – все.

В английском языке не хватит слов, чтобы сказать ей, насколько обоюдны эти чувства, поэтому вместо слов я тоже целую ее, медленно и неторопливо, наслаждаясь и вкусом губ, и тем, что эта женщина, эта прекрасная, добрая, любящая женщина с золотым сердцем, которое бьется только для меня…

Что она – моя.

А я – ее. Боже, я – ее.

– После этого я не буду возобновлять контракт. – Исайя обхватывает меня за талию. Мы нагими плаваем в бабушкином бассейне при лунном свете, в необычайно теплый весенний вечер.

Впервые за целую вечность вся бабушкина усадьба оказалась в моем единоличном распоряжении. Мелроуз снимается в каком-то важном фильме в Ванкувере, а бабушка решила навестить ее, прежде чем вместе с Констанс отправиться в двухнедельный круиз по Аляске.

– Правда? – спрашиваю я, зависая в воде и обхватывая ногами его бедра.

– Да, правда. – Он привлекает меня к себе и целует, его губы пахнут хлоркой. – Мне кажется, пора начать думать о том, что будет дальше.

– Мне кажется, это хорошая идея. – Я обнимаю его, наши мокрые нагие тела трутся друг о друга, пока мы покачиваемся в воде. – И чем же ты намерен заняться?

– Может быть, мне пойти учиться на астронома или физика?

– Боже, ты будешь самым сексуальным ботаном, какого я когда-либо видела за всю свою жизнь. – Я откидываю голову назад. – Так и сделай.

Исайя смеется.

– У меня будет три года на то, чтобы подумать, но пока я склоняюсь в эту сторону. Кстати, а как твоя учеба? Я наконец-то продрался через все эти письма.

Я улыбаюсь, вспоминая о том, как отдала ему свой старый блокнот, лежавший у меня в прикроватной тумбочке. Тот самый блокнот, куда я записывала все эти письма, которые так и не смогла ему отправить.

– Быстро ты, – замечаю я.

– Я наслаждался ими, – отвечает он. – И, к слову сказать, я тобой чертовски горжусь.

– Гордишься?

– Да. Когда ты думала, что я продинамил тебя, ты справилась с этим, проанализировала то, что ты чувствуешь, а затем заставила себя двигаться по жизни дальше, – говорит он. – И это вызывает у меня дикую гордость за то, что ты так себя уважаешь.

– Спасибо, капрал. – Я снова целую его мокрые губы и крепче сжимаю его ногами.

– Если ты вот так будешь тереться об меня, то я возьму тебя прямо здесь и сейчас.

– Это угроза? Или обещание? – Я крепче прижимаюсь бедрами к его встающему достоинству и озорно улыбаюсь, пряча эту улыбку в изгибе его мускулистой шеи. Его стальные руки обвивают меня, крепко прижимают, и я клянусь, что, если этот момент продлится до конца моей жизни, я буду совершенно довольна.

Отойдя в более мелкую часть бассейна и усевшись на ступени, Исайя ведет ладонями по моим бедрам, подхватывает меня за ягодицы и прижимает к себе.

Я резко выдыхаю, когда он входит в меня, и стараюсь принять его еще глубже, а потом откидываю голову назад, сомкнув руки у него на затылке. Он ласкает губами мой затвердевший сосок, а я качаю бедрами вверх-вниз – медленно, потом быстро, потом опять медленно…