Яна Егорова - Мой беглец. Стокгольм

— Кристоф, а ты… ты изменился, — прохрипел мой миллионер.

— Просто понял, что ты мне нравишься, — усмехнулся в его губы.

Я облизнул его верхнюю губу, желая не только доставить ему удовольствие, но и заставить стонать в моих руках. Отобрал у него мочалку и, произведя нехитрую рокировку, припечатал его к стене. Сам намылил великана, с восторгом наблюдая за его реакцией на себя. Не знаю, как выглядел в его глазах я, но его перекаты мышц мне очень нравилось гладить, и я мог этот делать бесконечно. Наслаждаясь его искренним блаженством и утопая в его восторге.

Кристоф уснул, а я никак не могу. Пусть сегодняшнее приключение закончилось благополучно, и мой беглец сейчас спит в своей постели, измученный и обласканный мной, но меня все равно терзает непонятное чувство тревоги. Словно все то, что уже случилось — даже не цветочки. Будет что-то еще в этом проклятом Стокгольме и самое отвратительное, что я даже предположить не могу, что именно. Проворочавшись с какой час, все же поднялся с кровати и направился на кухню — зверски хотелось пить. В доме стоит мертвенная тишина, есть надежда, что никого не встречу на своем пути. Бесшумно ступая по деревянному полу, спустился на этаж ниже. Везде темно — точно, все спят. Отлично, возьму воду и незамеченным вернусь обратно.

Пробравшись в нужное помещение, осознал, что допустил ошибку. Кухня здесь огромная, как и у меня дома выполнена по последнему слову техники, ни ручек, ни четких очертаний дверей. Чтобы найти стакан в полной темноте, придется потрудиться. Однако мне не пришлось напрягаться. Стоило лишь переступить порог и оказаться на середине помещения, как за моей спиной щелкнул выключатель — моментально на кухне зажегся верхний свет.

Обернулся. Ну, естественно! Отец Кристофа. При полном параде — в вечернем костюме. В отличие от меня, забредшего сюда в одних боксерках.

— Добрый вечер, Леннарт, — я прервал молчание, потому что Янссон старший, застыл своим взглядом на мне. Трудно было сказать, что там бурлило в его голове. Но взглядом он меня ощупал с головы до ног. — Не беспокойтесь, я всего лишь хотел взять стакан воды.

— Мне, кхм, — прежде, чем нормально со мной заговорить, ему пришлось откашляться, — мне казалось, я вам ясно сказал, что вам в этом доме не рады, Белов.

Говорил он это не мне, его слова ударились куда-то в район моего пупка. Интересно, он и с Кристофом так всегда разговаривает? Мой беглец не осознает силу своей красоты и любит гулять по дому голышом — нормально для парня. Но с учетом интересов его отца и невероятной белизны его кожи — для Леннарта присутствие сына было по-настоящему губительно.

— Согласен, — кивнул в никуда, он все равно этого не увидел. — Я здесь из-за Кристофа. Мы все выяснили, и он позвал меня сюда. Будь бы моя воля, Леннарт, я бы его давно уже увез от вас. И не переступал бы больше порог вашего гостеприимного дома. Особенно с учетом, как сильно вы печетесь о нашем расставании.

Мои слова все-таки заставили его очнуться. Мужчина разморозился и, подойдя к шкафчику, достал оттуда стакан, потом открыл холодильник и выудил бутылку с холодной водой. Но прежде, чем открыть ее, все же сказал:

— Давайте начистоту, Белов. Что вы хотите за то, чтобы отстать от моего сына раз и навсегда? Чтобы исчезнуть из его жизни?

Янссон налил в стакан воды и поднес его мне. Застыл, приблизившись, опять разгулялся глазами по моему телу. И, спустя несколько мгновений, с трудом сглотнув накатившую слюну, хрипло произнес:

— Можно?

— Что, можно? — спросил его, взяв стакан, пока отец моего беглеца не уронил его на пол.

— Дотронуться до… — мужчина показал пальцем куда-то в район моего торса.

— Нельзя, — я отказал как можно мягче, не хочу портить и без того плохие отношения с возможным будущим родственником. Возможным не потому, что я допускаю разрыв с Кристофом. Разрыва не будет. Никогда. Возможным потому, что мне все это порядком надоело, и я все-таки уговорю своего мальчишку уехать отсюда и сократить свое общение с принципиальным отцом до редких звонков по телефону. — Я принадлежу вашему сыну, Леннарт. И только ему. А вот тот, кому вы заплатили, за то, чтобы разлучить нас — Иван Ивантеев, не отказался бы вам дать себя потрогать за те же деньги. И поверьте, он очень красив.

— Он… он не такой, — выдавил из себя мой собеседник каплю правды.

— Не такой?

— Он красив, да, но в нем нет…

— Чего? — мне пришлось упереть ладонь в бок, чтобы хоть как-то изменить позу. Его жадные до мужского тела глаза уже порядком начали доставать. Вот если бы Кристоф так на меня посмотрел. Хоть раз… Он бы сделал меня самым счастливым.

— Силы, — рука Леннарта все же потянулась ко мне, — этой силы духа, упрямства.

— Остановитесь, Леннарт. Это уже крайнее неуважение к вашему сыну, — сказал достаточно резко, чтобы розовый туман в его глазах растворился. Я не собирался его бить. Ни в коем случае. Кристоф, не смотря на побои в детстве и обиды, очень любит отца и никогда мне не простит обиду родственника. Поэтому добровольно я никогда не сделаю и малейшего шага, чтобы хоть как-то рискнуть нашими отношениями.

Мужчина словно очнулся от гипноза. Наконец, нашел мои глаза и убрал свою руку в карман. Чуть покачался на месте с пятки на носок, и вернулся к тому разговору, с которого мы начали.

— Раз так. Хорошо…

Я сделал глоток воды. Похоже, уходить придется прямо сейчас. Жаль будить моего мальчишку — ему уже достаточно на сегодня.

— Хорошо, Белов, хорошо. То есть, вы не уберете свои лапы от моего сына? Так? Ладно…

— Я так понимаю, нам лучше уехать? — спросил у него спокойно, уже прикидывая в уме, как буду говорить об этом Кристофу. Уже видя его возражения и заявление «зачем ты вообще пошел на кухню». И он будет прав. Черт возьми, дебил, не мог до утра потерпеть!

— Нет, отчего же? Я не идиот, как вы уже успели заметить, — хищно оскалился папаша.

Да, он не Кристоф. Совсем не Кристоф. Они похожи, папа у него имеет достаточно белую кожу и аристократичную внешность и стать, но, все это несравнимо с его сыном. Может быть именно из-за характера. Янссон старший настоящая змея по своей сущности. Остается лишь удивляться, откуда тогда столько благородства в его сыне.

— Прекрасно понимаю, что Кристоф не даст вам уехать. Обидится на меня. Мне ли не знать своего дорогого сына? Оставайтесь.

Мужчина обошел меня и, отодвинув один из высоких стульев, придвинутый к мраморной столешнице, что накрывала барную стойку в центре помещения, опустился на него. Лишь тогда завершил.

— Оставайтесь. Я буду. Рад. Вам. Только помните Белов. Я сделаю все, чтобы вы здесь не задержались. Вы, а не мой сын. Поверьте, у меня достаточно желания и денег, чтобы справиться даже с вами.