Ульяна Соболева - Петля [СИ]

Я вдруг поняла, что сжала руки в кулаки, и ногти царапают мне кожу до крови. На несколько мгновений закрыла глаза, чтобы не дать слезам покатиться по щекам, а когда открыла, увидела, как Настя ритмично двигает головой.

Внезапно я почувствовала непереносимый жар внизу живота вперемешку с яростной ненавистью к ним обоим. Пальцы Андрея сжали волосы женщины в кулак. Он запрокинул голову, и я видела его идеальный профиль, его приоткрытый рот и сильную шею. Ничего более завораживающего никогда в своей жизни не наблюдала. Как и ничего более отталкивающего и заставляющего от боли сильнее и сильнее стискивать пальцы. Он был красив, как дьявол. В этой грациозной похоти, охватившей его от бесстыдных ласк этой сучки, которая сжимала руками его бедра и жадно ублажала ртом.

Я судорожно глотнула воздух и вдруг поняла, что мне… нет… это не может быть правдой… мне захотелось оказаться на ее месте. Желание было острым, невероятно ярким и противоестественным. Чтобы вот эти красивые, властные руки сжимали мои волосы, и это я чувствовала его член у себя во рту. Его вкус.

От собственных мыслей зарделись щеки и замерло дыхание.

Я резко отвернулась и вжалась в стену, закрыв глаза. Как же я сейчас ненавидела их обоих и себя вместе с ними. А перед глазами все еще стоит эта проклятая картинка. Животная грация похоти, безжалостные пальцы, не дающие женщине увернуться, резкие толчки вперед, в глубину ее рта… Примесь грубости и жестокости, но той, кто терпела его натиск, это явно нравилось.

Я одновременно и возбудилась от увиденного и в то же время по щекам катились слезы. Меня он так не захотел, отправил к себе в очередной раз. Он не взял меня, не сделал ни малейших усилий, чтобы удержать и не… Черт… о чем я думаю? Разве я стала бы ублажать его, стоя на коленях? Лучше сдохнуть. Я же ненавижу его. Он омерзительный ублюдок, который держит меня в плену и унижает при любом удобном случае. Просто все дело в его красоте. Он, как породистый жеребец, невольно заставляет восхищаться своей яркой внешностью. И больше ничего. Я не люблю его на самом деле. Я не могу его любить. Он этого не достоин. Ничего не достоин получать от меня. Пусть трахает свою Настю. Кто она ему? Да плевать, кто. Для него в самый раз.

Я снова посмотрела в дверной проем — Настя жадно хватала пальцами запястья Андрея, она ласкала мужчину с диким исступлением, всхлипывая, но не останавливаясь, извивалась в его руках от желания угодить, от того, что дарила наслаждение ему, и он позволил. Когда она смотрела на Андрея — в ее глазах блестело фанатичное безумие страсти. И я вдруг позавидовала ей. Она имеет право сейчас быть с ним. Говорить с ним просто так, стоять перед ним на коленях, брать в рот его плоть, отдаваться ему, когда он захочет, проводить время, звонить и смеяться вместе с ним, общаться с его дочерью, знать его привычки. А я… у меня никогда не будет ничего этого. Потому что ко мне относятся совершенно иначе. Я здесь временный трофей. Транзитный пассажир на тот промежуток времени, пока не выкупит отец. А потом от меня избавятся так же быстро, как от надоедливого насекомого. Одним щелчком пальцев. Раз — и нет. Я больше не могла на это смотреть. Не могла находиться здесь ни секунды. Иллюзии остались за дверью этого кабинета. Я медленно пошла к себе, натыкаясь на стены и чувствуя, как по щекам и подбородку катятся слезы. Вытерла ладонью. Это правильно. Хорошо, что я все увидела и поняла. Нужно думать, как выбраться из этой западни, а не о том, каковы на вкус поцелуи ненавистного Воронова. Я Александра Нармузинова, я дочь его врага, и так останется навсегда. Граф никогда не изменит своего отношения ко мне. Возможно он даже специально разыгрывал страсть передо мной, чтобы насолить отцу, чтобы унизить меня еще больше и получить удовольствие. Разве это не победа, когда дочь твоего врага влюблена в тебя и умоляет о ласках, готова стоять на коленях, как последняя шлюха? Это больше, чем победа — это настоящий триумф.

Я снова зашла к себе в комнату. Медленно открыла дверь и захлопнула ее, потом повернула ключ в замке и прижала ладони к пылающим щекам. Но самое ужасное — меня все равно трясло. Я бросилась на кровать и свернулась калачиком. А перед глазами все еще стояла картина, где Граф смотрит на эту сучку Настю в тот момент, когда та стоит перед ним на коленях. Я не хотела думать о том, чем они занялись дальше. Это было очевидным.

Я так и не смогла уснуть. Смотрела в потолок и слушала, как разъезжаются гости, как стихают в доме голоса. Потом, когда на дом опустилась тишина, я тоже закрыла глаза, чувствуя, как понемногу успокаиваюсь. Я не должна больше думать об этом. Больше не идти с ним на контакт, не давать повод играть со мной в его игры, где я заведомо проигравшая. Андрей прекрасно понимает, как он на меня действует, какие эмоции вызывает, и он манипулирует мной, а потом… потом идет к своей Насте и трахает ее.

Ненавижу. Как же я его ненавижу. Проклятый ублюдок. Почему он не может просто закрыть меня где-то в подвале и не трогать. Оставить под замком до самого освобождения. Это не так больно и унизительно…

Не знаю, сколько времени я пролежала на кровати, то размазывая слезы по щекам, то сжимая кулаки от ярости. Наверное, меня все же начало клонить в сон, потому что когда вдруг услышала сдавленный плач, я резко проснулась. Открыла глаза и села на постели, прислушиваясь к странному звуку. Где-то совсем рядом. Я встала и на носочках и подошла к двери, прислушиваясь. Тихо повернула ключ и вышла в коридор, следуя на звук тихих всхлипываний и рыданий. Подошла к одной из спален и осторожно открыла дверь.

Это оказалась спальня Карины. Сама девочка металась во сне по постели и жалобно всхлипывала.

Я склонилась к кровати и тронула ее за плечо, пытаясь разбудить.

— Эй. Проснись. Это сон. Открой глаза, Карина.

Она резко подскочила, и я приложила палец к губам. Девочка задыхалась, глядя на меня расширенными от ужаса глазами.

— Дыши глубже… осмотрись по сторонам. Это сон. Видишь? Ты у себя в комнате.

— Мне приснился кошмар, — она вытерла слезы ладонями, отворачиваясь от меня. — Прости, если я тебя разбудила.

Да, одно дело петь на сцене с любимой певицей и совсем другое, когда она, совершенно чужая, вдруг видит, как ты плачешь ночью, уткнувшись в подушку.

— Мне тоже иногда снятся кошмары. Можно я сяду?

Она кивнула и подвинулась на постели, обхватывая худенькие плечи руками.

Я села на краешек кровати и посмотрела на нее, такую испуганную, растрепанную, с заплаканным лицом. Сейчас она вообще казалась мне ребенком, хотя и была младше всего на пару лет.

— Что тебе приснилось? Говорят, что если рассказать кошмар кому-то, он перестает быть таким страшным и пугать нас.