Мария Акулова - Эффект бабочки [СИ]

Тот же вечер, когда Настя вновь превратилась в бабочку, только теперь уже не на сцене Баттерфляя, а в их с Имагиным спальне, девушка запомнила на всю жизнь.

Глаза Глеба горели. Они были именно такими, какие отпечатались в девичьей памяти, и какие Настя так хотела увидеть еще раз. Имагин смотрел очень пристально, практически ощутимо, следил, не отрываясь, да и все состояние мужчины будто кричало, что он взведен до предела — гуляющий по шее, при каждом сглатывании, кадык, напряжение во вроде как расслабленной позе, собранность, готовность отреагировать на малейшее касание…

А касаться Настя не давало долго — наслаждалась таким пристальным вниманием своего мужчины, восторгом в его взгляде, собой и танцем.

Как там было в первый вечер?

Девушка опустилась на корточки, чтоб потом подняться, выводя пальцем извилистую линию на ноге. Улыбнулась, бросая быстрый взгляд на Имагина. Когда-то из-за этого движения в глазах потемнело у нее, а теперь темнели уже его — от страсти.

Подняв над головой руки, Настя крутнулась вокруг своей оси, скользнула одной рукой по пилону, глянула через плечо, подмигнула, замечая, как Глеб непроизвольно дернулся вперед, но усидел.

Да и вообще он в тот вечер демонстрировал чудеса выдержки — взгляд не отводил, даже не моргал, но терпеливо ждал, пока сама подойдет.

И она наконец-то подошла, сбросив крылья, позволила пуговка за пуговкой расстегнуть все ту же белую латексную юбку, щекотать дыханием голый живот, а потом не только дыханием, но и касаниями губ.

— Моя бабочка, — мужчина выдохнул где-то на уровне одной из бедренных косточек, чтобы через секунду уже прижать эту самую бабочку к кровати.

Ему точно понравился танец, он сам об этом говорил, быстро расправляясь с остатками ее, вроде как шелковой, и своей одежды. Конечно, Настя подозревала, что ради секса в тот момент Имагин мог сказать что угодно, но судя по тому, каким бурным этот самый секс получился, не врал ни грамма.

А через какое-то время, придя немного в себя, дыша тяжело, но уже не от танца, Настя поняла, что ее обманули.

— Имагин! — девушка сняла с себя руки мужчины, чуть отодвинулась, переворачиваясь так, чтоб удобно было заглядывать в лицо довольного Глеба. — Мы не так вообще-то договаривались!

Он тоже повернулся на бок, приподнял бровь, не перебивая.

— Сначала танцевать должна была я, потом ты, я станцевала…

— А я тоже, Насть, — ее боднули носом, надавили на плечо, снова прижимая спиной к простыне, согрели дыханием шею, задержались губами на впадинке, — только ты у нас по вертикальным танцам, а я исключительно по горизонтальным. Так что квиты. Но если хочешь, можем еще раз повторить мою часть. Для закрепления.

Девушка была в ярости! Ведь действительно обманул и не видать ей теперь танца в его исполнении, но… Ярость как-то быстро отходит на второй план, когда он так трепетно целует. Пришлось повторять…

Глеб заснул первым, а Настя долго еще лежала, глядя попеременно на него и на потолок, потом в окно, и снова на него.

В последнее время ее часто мучила бессонница, хотя скорее не мучила — сопровождала. Веселовой даже нравилось проводить вот так часы — глядя на Глеба и думая.

Они скоро поженятся, она превратится в Имагину, все станет еще серьезней и необратимей. Рано или поздно Глебу все же придется идти на контакт с ее мамой, рано или поздно ей самой придется делать то же по отношению к его родителям, рано или поздно у них появятся дети. Она для кого-то станет мамой, а Глеб — папой. Интересно, каким отцом он будет? Станет баловать или держать в строгости? Будут ли их дети боготворить его так же, как сама она боготворит своего отца?

Осторожно скользнув пальцем по мужскому плечу, Настя нащупала след шрама, оставшегося на теле Глеба вечным напоминанием об аварии, изменившей сразу столько жизней. Девушка погладила зарубцевавшуюся кожу, задевая и рисунок, которым решил себя обозначить уже сам мужчина. Он не хотел забывать о произошедшем. Его превращение из куколки в бабочку было очень болезненным. А Настя в этот момент жалела о том, что этот шрам неизлечим, да и татуировку не вывести. Их не отшлифуешь и не сотрешь. Их, а еще шрамы на сердцах. На многих-многих сердцах.

У Глеба сначала затрепетали ресницы, а потом он открыл глаза, сощурился, бросил взгляд на Настю.

— Почему не спишь?

— Думаю, — продолжая нежно водить по шраму, девушка придвинулась чуть ближе.

— О чем?

— Знаешь… Я ведь в той аварии потеряла самого дорогого для меня мужчину…

Какой аварии и что за мужчину, объяснять Глебу было не нужно. Он привычно опустил взгляд. Наверное, вечно будет чувствовать себя виноватым. Вечно будет корить. Вечно будет пытаться искупить.

Убрав руку от шрама, Настя провела ею уже по щеке мужчины, улыбнулась, почему-то чувствуя, как в глазах сами собой появляются слезы.

— А могла потерять сразу двоих. Самых дорогих.

Та авария забрала у нее отца. Забрала целые годы детства. Забрала часть сердца. Забрала у матери мужа, у бабушки сына, у Андрюши — пример, которому он должен был подражать, чтоб не пытаться найти теперь этот пример уже в Глебе. Она забрала много. Возможно, кому-то покажется, что даже слишком много, но все могло быть в разы хуже.

Они ведь могли бы даже не встретиться с Глебом. На том перекрестке и позже в больнице могли оборваться сразу три жизни, и когда-то она ведь искренне желала тому, третьему, выжившему, такой же участи, как постигла отца. А теперь…

А теперь она любила того, третьего, так, что сама бы бросилась наперерез, грози ему опасность.

Жизнь — удивительная штука, раз за разом доказывающая, что зарекаться нельзя.

Бабочки во всем мире машут крыльями ежесекундно, создавая каждым взмахом если не цунами, то порыв ветра, заставляющий людей вскинуть взгляды друг на друга или наоборот — пройти мимо. Так и их бабочка когда-то взмахнула раз, приводя Настю на порог Баттерфляя, а потом еще раз — заставляя Глеба зацепиться взглядом именно за нее, и снова — не давая ни шанса не встретиться, не влюбиться, не срастись.

У их бабочки своеобразное чувство юмора, ведь история вышла в меру трагичная, хоть и вполне красивая.

Засыпая, Настя решила, что эту бабочку можно было бы поблагодарить, ведь есть за что. Имагин притянул ее к себе, уткнулся в затылок, сонно вздыхая. Например, вот за это.

— Насть, я ушел…

— Снова не разбудил, Имагин! — Настя отбросила одеяло, окидывая мужчину внимательным взглядом.

Он улыбнулся, коснулся поцелуем лба, развернулся, уносясь из спальни.

— Ты хоть поел? — отчаянный оклик должен был застать его уже где-то в прихожей.

— Кофе выпил. В двенадцать встречаюсь с Марком, вместе поедим, — Глеб снова появился на пороге спальни, уже обувшись. Схватил телефон, застегнул часы, поправил галстук. — Если хочешь, вечером заеду за тобой в школу, поужинаем в городе.