Нина Морено - Не встречайся с Розой Сантос

– Скажи ей, что это моя любовь его убила! – громко повторила мама, не желая успокаиваться. – Что я любила его слишком сильно, поэтому море забрало его. Пока весь город оплакивал мальчика, погибшего в море, ты посмотрела на свою дочь и ее растущий живот и сказала, что это все из-за проклятья. Что все из-за меня.

Последнее слово звучало как удар колокола, пробудивший наших злых духов. В комнате словно похолодало.

– Ты понятия не имеешь, что такое для меня – возвращаться. Прикусывать язык, делать вид, что мне все равно, когда люди косятся на меня, словно я ходячее несчастье. Слышать его голос из-за каждого угла. Я из кожи вон лезу, но каждый раз возвращаюсь ради своей дочери, потому что, несмотря на все это, здесь – ее дом, и она его любит. Вот это и есть мое проклятье, а вовсе не твое дурацкое море.

Мама бушевала, словно буря, а Мими потрескивала искрами, как туча перед грозой. Я и раньше видела, как они ругаются, но не так, как сейчас.

– Я все понимаю, – прошептала Мими.

– Не понимаешь, если…

Тут моя abuela взорвалась:

– Когда я выбралась из той разбитой лодки, держа тебя на руках, я знала, что каждый мой шаг по берегу – это шаг прочь от него . – Слова тяжело перекатывались у нее во рту, и голос был скрипучим, словно она вскапывала каменистую землю заржавевшей мотыгой. – Я своими глазами видела, как он утонул. Смотрела, как он погружается в морскую пучину, и знала, что ничего не могу сделать, чтобы его спасти. Но я заставила себя выйти из моря и ступить на землю – ради тебя. Я раз за разом прикусывала язык, пока учила тот, на котором говорят в нашей новой стране, и всякий раз, глядя на море, я скорбела о нем. Потом я видела, как все это снова происходит, с тобой. Но я осталась. Ради тебя. – Она посмотрела на меня. – И ради нее. Я все понимаю, но для тебя я все равно злодей, Лилиана.

– Ты оттолкнула меня, – прошептала мама.

– А что ты сейчас делаешь с ней? – вскинулась Мими.

Обе они в мгновение повернулись ко мне. И это было слишком тяжело. Я стояла на перекрестке их любви и их боли, но я не была готова нести эту ношу.

– А я пытаюсь все это исправить. – Я рассмеялась, и мой смех звучал горько и фальшиво. – Потому что тогда, возможно, мама сможет вернуться домой, и ее мама скажет ей, что любит ее, и тогда… Мечты, мечты, мечты.

– Роза… – начала мама.

– Нет, – перебила я. – Теперь моя очередь. Потому что через пару минут ты исчезнешь за дверью, а Мими уйдет в свою комнату, и я опять останусь одна. – Я обвела нас троих широким жестом. – Между нами что-то сломано. Что-то истерлось и дало трещину, а мы продолжаем ломать все больше и больше. – Я нагнулась и открыла рюкзак. Достала оттуда блокнот Мими и протянула ей: – Я хотела очистить себя от плохой энергии. Я сожгла твой корень и бросила в море несколько пенни. Никто мне ничего не рассказывает, поэтому я попыталась разобраться сама.

Мими взяла блокнот у меня из рук.

– Никто тебе ничего не рассказывает? Хорошо. Пойдем со мной.

Она повернулась и пошла в оранжерею. Я двинулась следом. Обычно такая спокойная, сейчас моя abuela расталкивала чаши и ступки у себя на столе, а потом опрокинула одну, полную земли. Она зажгла свечу и воткнула ее прямо в центр земляной кучи. Я наблюдала за ней, одновременно завороженная и испуганная, не вполне понимая, что она делает. Мне кажется, раньше я не видела, чтобы она творила такого рода магию.

– Сколько монет ты бросила в море?

– Что?

– Сколько? – спросила она еще раз, уже громче.

– Семь, – выпалила я. – Взяла из твоей стопки.

– Bueno , – с облегчением сказала она.

Мама стояла в дверях.

– Когда мне больно, я веду себя как borracha [65] Пьяница. , а ты ведешь себя como una bruja [66] Как ведьма. .

– Y dicendo verdades [67] Зато честно. , — ответила Мими ее же словами. Они были как отражения друг друга. Одна, в чужой стране, Мими погребла свою боль, но из этого семени выросла гневная дочь.

– Кто такая Нела? – спросила я.

Тени клубились в углах, и зловещий предостерегающий шепот скользил по моей коже. От шока и удивления в незащищенном взгляде Мими у меня разрывалось сердце.

– Почему ты задаешь все эти вопросы?

– Потому что ты ничего мне не рассказываешь.

– Я учу тебя всему, что знаю, но ты слишком нетерпелива. Это ты ничего мне не рассказываешь. Университет, Гавана, y qué más? Tienes novio [68] А еще что? У тебя есть парень? ?

– Что? У меня нет никакого парня.

В груди пробежал холодок.

Мама издала резкий смешок:

– Какой смысл влюбляться, если все равно приходится жить с твоим проклятьем?

– No es mío! – воскликнула Мими, и ее голос сорвался. – Оно не мое. Я тоже умерла на той лодке.

Она отступила назад и сделала то, чего никогда раньше не делала во время ритуала, – потушила свечу, вместо того чтобы дать ей догореть.

Она прошла мимо, и я потянулась к ней, но она просто ушла к себе в комнату и тихо закрыла за собой дверь. И это было хуже, чем если бы она ею громко хлопнула.

– Роза, – сказала мама.

– Лучше просто уходи. – Я не обернулась. Она на мгновение заколебалась, но потом оставила меня одну – бросила, как и всегда. В доме стало тихо. Моя мать ушла, Мими тоже, но наши призраки остались.

Снаружи за моим окном висели тяжелые серые облака, но солнца за ними не было. Его поглотила надвигающаяся буря, это совершенно точно.

Мими стояла у плиты, повернувшись ко мне спиной. Мы обе были слишком измучены вчерашней ссорой и ничего не сказали друг другу. Окошко в прачечной было закрыто, и она готовила завтрак, приправляя его своей скорбью. Она делала так каждый раз, когда мама уезжала, – готовила и сдабривала еду своими слезами, сожалениями и сердитыми молитвами.

Мой ноутбук издал свистящий звук, оповещая о возвращении вай-фая. Но я мягко закрыла крышку. Сегодня мне не хотелось коммуникации с окружающим миром. Мне хотелось завернуться в уродливое одеяло с незабудками и погрузиться во всепоглощающую тишину, которая окружала дыру, оставшуюся после отъезда матери.

Моя навсегда потерянная первая любовь.

Может, именно так выглядят для Мими воспоминания о доме: чувство боли и потери, но, несмотря на это, упрямая любовь. Когда все равно пытаешься сохранить теплые воспоминания, даже залечивая свежие раны и тоскуя о поступках, которые у тебя не было возможности совершить.

Я угнездилась в кресле и зажгла свечу на подоконнике. Рядом с ней, в желобках от вырезанных на дереве имен моих родителей, лежали три желудя. Я завернулась в желтое одеяло и, словно маяк, принялась наблюдать за бурей, охраняя свою бухту.

Ливень ослаб, и на следующее утро город окутал туман, мягкий, словно вязаный кокон. Мими предложила сделать мне café con leche и приготовила его так, как мне нравилось в детстве: нужно медленно вскипятить молоко, потом смешать с подслащенным кофе и переливать из одной чашки в другую, чтобы появилась пенка. Закончив, она толкнула чашку ко мне через стойку. Я не спросила ее, кто такая Нела, а она не сказала, что я не должна этого знать. И тот разговор словно отправился в кладовку, превратившись в очередной призрак, о котором запрещено говорить.