Алиона Хильт - Страсть под турецким небом [litres]

Мы любим людей, которые либо похожи на нас, либо являются нашими противоположностями. Невозможно сказать наверняка, что лучше и какие пары существуют дольше.

Отношения с Алту напоминали пороховую бочку – при каждой искре раздавался взрыв. В ход летели тарелки, столовые приборы, еда, вещи и даже техника. Он – горячий турецкий парень, я – только что вступившая в совершеннолетие сопля с замашками. Как страстно мы ругались! Это было лучше секса, я серьезно! Конечно, у меня случались истерики в духе «кому я себя отдала?», но оно того стоило. Я безумно его ревновала, патологически: к настоящему, прошлому и будущему. Он же свою ревность пытался прятать, но настолько бездарно, что его не взяли бы ни в один, даже российский, сериал.

Мне нравилось ходить по острию бритвы, и после случая с моим пляжным Аполлоном и коробкой с письмами в комоде мне хотелось щекотать свои и его нервы. Я стала безбожно флиртовать с туристами.

В обязанности аниматора входило создание атмосферы на ночной дискотеке. Кто торчал на танцполе и собирал самых красивых мальчиков, абсолютно не умея танцевать? Я, конечно же! Какое же удовольствие я получала, ловя его грозный взгляд со сцены (надо сказать, пел Алту изумительно, и до сих пор в моих ушах «My way» Синатры в исполнении некогда любимого голоса). Сейчас я думаю, что это был своего рода выпад в «наказание» ему за то, сколько туристок ему писали. А может, таким образом я защищалась от съедающей меня изнутри ревности. Это разрушающее чувство, но мне кажется, оно идет рука об руку с любовью. Или я не права?

Как я уже говорила, у моего Алту была сестра, Дидем. Она была на несколько лет старше меня, симпатичная турчанка с хорошей спортивной фигурой. Несмотря на то что она была абсолютно глухой на оба уха, девушка категорически не хотела учить язык глухонемых, мотивируя это тем, что не хочет выглядеть, как инвалид. Она говорила как умела, но понять ее было довольно сложно. Мама Гюльнур шутила со слезами на глазах: у нас есть две девочки (она меня называла «кызым» – «дочка»), и обе разговаривают как иностранки.

Дидем родилась абсолютно здоровым ребенком, но в раннем детстве переболела каким-то инфекционным заболеванием, которое дало такое осложнение. Папа занимался с ней каждый день артикуляционной гимнастикой, учил говорить, чтобы дочь чувствовала себя полноценным членом общества. Дидем ходила на дискотеки, общалась со сверстниками и даже звонила маме по телефону. Она выучила, что нужно говорить сначала «Селям!» (Привет!), а затем ждать какое-то время и спрашивать, как дела, и, хотя она вообще ничего не слышала, мама Гюльнур вела с ней диалог.

У меня каждый раз было чувство, как ножом по сердцу, и тогда я еще больше окрепла в своем желании во что бы то ни стало выучить турецкий – и язык, и жесты, и менталитет. Я хотела стать настоящей турчанкой: стала читать Гюнтекина, истории Ходжи Насреддина, смотреть старые турецкие фильмы и проникаться турецкой музыкой, культурой и, конечно же, реформами Ататюрка.

Помните фильм «Королек – птичка певчая?» Кто его не смотрел в детстве, кто не любил и не переживал вместе с прекрасной Фериде? Но книга Ришада Нури Гюнтекина – это другое измерение, это первый турецкий роман, переведенный на русский язык. Мне так хотелось узнать больше о восточном менталитете, сформированном веками, что я вцепилась в эту историю любви и взросления, находя что-то общее с главной героиней. Каждый раз я ждала этих «свиданий» с романом, которые были так коротки. Я предпочитала чтение сну, еде или каким-то другим занятиям. Каждую свободную минуту я проводила наедине с книгой, узнавая новые турецкие слова, которые то и дело мелькали на страницах русского текста, новые подробности характера турецких мужчин и женщин… Пусть несовременных, но многое объясняющих… Книга закончилась очень быстро, я ее проглотила, наверное, за неделю… Нужно было найти что-то еще.

И однажды, когда я искала в книжном магазине учебник по турецкому, мне на глаза попалась тоненькая книжечка «Турецкий с Ходжой Насреддином». Это было самое настоящее пособие, методика чтения Ильи Франка (если вы с таким не знакомы, срочно это исправьте, метод весьма любопытный!). Особенность ее была в том, что все тексты были написаны на языке оригинала с подстрочным переводом. «То, что нужно!» – подумала я и принялась с упоением читать забавные истории из жизни мудреца Насреддина. «Ходжа», кстати, по-турецки означает «учитель». И действительно, было у него чему поучиться, некоторые истории я выписала себе в дневник и перечитывала, когда чувствовала в этом потребность…

Немного грустные, местами смешные, когда-то глупые, а когда и филоссофские, эти зарисовки из жизни Насреддина Ходжи (в турецком слово, обозначающее отношение к человеку или его статус, ставится после имени) заставляли задуматься…

Эмир заказал Молле сделать надпись на перстне, которая поддерживала бы его в несчастье и сдерживала бы в радости. На следующий день Молла пришел к Эмиру и молча протянул тому перстень с надписью: «И это пройдет»…

Я читала и думала: а ведь и правда, и грусть проходит, и радость тоже, поэтому не стоит впадать в уныние и терять почву под ногами. Вроде одна фраза, но гениальная же?

Я стала искать в телепрограмме старые турецкие фильмы. Оказалось, турки пересняли абсолютно все киноленты с Мэрилин Монро: «В джазе только девушки», «Джентельмены предпочитают блондинок» – я смотрела знакомые истории на своеобразный турецкий лад и удивлялась, насколько иначе они переливались яркими красками! Фильмы были 60–70-х годов, но европейская открытость и отсутствие типичных стереотипов меня поражали. Мне кажется, я пересмотрела пару дюжин турецких кинолент, мне удивлялись даже родители Алту: «Это фильмы нашей молодости, неужели тебе они интересны?» Конечно, интересны! Они помогали мне заполнить тот пробел, который так или иначе возникает со временем между друзьями разных национальностей.

В каждом доме и в каждом офисе висел портрет Мустафы Кемаля Ататюрка. Этот голубоглазый и светловолосый первый президент Турецкой республики выглядел абсолютной противоположностью той внешности, которую мы представляем, говоря об этой национальности. Вы будете удивлены, но древние чистокровные турки – именно такие: блондины с голубыми глазами! Кемаля называют «турецким Петром Первым»: он стремился модернизировать свою отсталую в экономическом и культурном отношении, разъеденную коррупцией страну, модернизировать ее, опираясь на достижения европейской цивилизации. «У нас есть единственный путь – Европа», – убеждал он своих соотечественников. Именно благодаря Ататюрку Турция поборола безграмотность населения, основным письмом взамен арабского стала латиница, в обиход вошли модифицированные французские слова. Внешне эта страна стала вполне европейской, большинство женщин отказались от ношения тюрбана и паранджи. Точно не помню, но мне кажется, что кто-то говорил о том, что если женщина хотела получать образование, она должна была отказаться от покрытия головы. Кемаль всегда говорил о силе и величии своего народа: «Народ, который отдает все свои силы во имя жизни и свободы, непобедим». Он старался быть ближе к людям, применяя, однако, авторитарное правление. Благодаря ему Турция из исламского государства превратилась в республику, и турки этим очень гордились, отмечая 29 октября День Турецкой Республики.