Алиона Хильт - Страсть под турецким небом [litres]

Я читала, изучала и впитывала, словно губка, любую информацию, которая бы помогла мне лучше понять этих людей. Я безумно хотела говорить с ними на одном языке. Чтобы выучить язык, особенно турецкий, нужно понять ментальность этого народа, иначе никак. У каждого языка есть душа, и у каждой души есть язык. Языком моей души навсегда остался турецкий, ведь на нем так красиво звучит «sevgilim» – «моя любимая».

«Sevgilim» по-турецки значит и «любимый» (в турецком нет родов, поэтому в женской версии слово будет то же). Но он называл меня «ашкым» – «любовь моя». До сих пор при этом слове у меня мурашки по телу. Я не помню, когда услышала его от Алту впервые и не помню уже, когда им были сказаны заветные «я тебя люблю». Просто до сих пор ощущаю его крепкие объятия, когда он их произносил. Он обнимал меня так сильно, что перебивалось дыхание и сердце начинало бешено колотиться и выпрыгивать из груди. Он говорил, что без меня не может больше представить своей жизни, что я тот самый ангел, который исцелил его душу. Да, звучит слишком пафосно, но на то есть свои причины.

Все эти годы безудержного флирта с туристками его душа страдала от несчастной любви. «Я люблю море, поэтому я уехал работать в Анталию», – говорил он постоянно. Но только после его истории я поняла, ЧТО на самом деле значили его слова. Алту любил прекрасную Дениз, поэтому уехал из Анкары. «Deniz» означает «море». Они учились с ним в одном потоке в университете ODTÜ. Эта парочка была довольно интересной: он едва доходил ей до подбородка, но вместе с тем они как-то по-своему гармонично смотрелись… После расставания с Дениз у Алту по какой-то причине не поднялась рука выкинуть ее фотографии, а я любила их пересматривать снова и снова. У него были серьезные планы на эту красавицу, но в один момент все рухнуло. Эту историю я услышала не от него, но после этого я стала смотреть на его поведение и отношение к женщинам по-другому. Как говорят, прежде чем судить человека, надень его обувь и пройди его путь.

Дениз училась на художественном факультете, после учебы вела аэробику, была на голову выше Алту и пользовалась популярностью среди мужчин. Она была художницей на всю голову со всеми свойственными творческим людям причудами. Турчанка с самого начала обозначила свою свободу и заявила, что ей не нужны серьезные отношения. Мой друг же добился своего, и они начали встречаться. Однажды, через несколько лет отношений, когда Алту собирался сделать ей предложение, он уехал на некоторое время из студенческого городка.

Дениз не теряла время даром и продолжала вести богемный образ жизни, ходить на студенческие вечеринки и веселиться. Была ли она на вечеринках пьяна, я не знаю, но ее пару раз обнаружили в постели с кем-то другим. Среди соблазненных ею мужчин оказался и однокурсник моего жениха. Девушка же на полном серьезе считала, что все в порядке вещей, у них же «свободные отношения». Ах, как же страшно, когда двое влюбленных находятся на таких разных ступенях развития отношений!

Он выбирал кольцо, чтобы сделать ей предложение, она спала с его друзьями, и оба думали, что они поступают так, как полагается.

Узнав о случившемся, Алту взял академический отпуск и уехал. Дениз звонила, писала, объясняла, но он не отвечал. Поняв, что потеряла, она даже ездила к нему, но безрезультатно. Он не давал людям второго шанса. В Анталии, устроившись работать аниматором, он стал цинично относиться ко всем женщинам, разочаровавшись в одной из них.

«Ты все еще ее любишь?» – спросила я его. «Давай не будем об этом, это прошлое. Я люблю тебя», – отвечал он мне.

Гуляя, мы всегда держались за руки. Над нами даже подшучивали, что так мы и состаримся, и будут два дряхленьких старичка гулять за ручку по пляжам Анталии и мило ворковать, любуясь на волны.

Я помню тот день, когда мы познакомились на отдыхе. Мне тогда едва стукнуло 17, я отдыхала с родителями и младшим братом в отеле. Я была довольно обособленной и самодостаточной девочкой, не любила ни с кем знакомиться и повсюду ходила одна. И вот однажды вечером, возвращаясь с дискотеки в главный корпус, я споткнулась на лестнице. Было очень темно, и я не решалась шагнуть вниз, потому что в сумерках и темноте я становлюсь слепым дальтоником (эта болезнь называется гемеролапия). Вдруг кто-то меня обогнал и остановился передо мной на лестнице. Он хотел помочь мне спуститься. Спустившись на несколько ступенек вперед и видя мою нерешительность, незнакомец обернулся, протянул руку и сказал: «Доверься мне». И я доверилась. Тому взгляду было невозможно не поверить, а его загорелая рука так сильно сжала мою ладонь, что у меня не оставалось другого выбора, кроме как последовать за ним.

С тех пор держать его за руку было самым большим проявлением чувств. Для меня это значило «я тебе доверяю».

Наблюдали ли вы за собаками, как расслабленно они в присутствии хозяина откидывают свою голову, обнажая самое ранимое место – шею? Это признак полного доверия. Для меня вложить свою ладонь в его было равносильно обнажению моего сердца.

Эти прогулки – рука в руку – я запомнила на всю жизнь. Это было одновременное «ты моя», «я тебя оберегаю» и «не бойся, я с тобой»: он сжимал мою руку сильно, но нежно. Его рука не отпускала мою ни на минуту, а моей совершенно не хотелось вырываться. Мне было с ним хорошо и уютно, и я, несмотря на свою патологическую ревность, в эти моменты понимала, что доверяю, что вот он, со мной, а не с какими-то девушками на фото. Вот он, настоящий, с которым ничто не страшно. Я верю, что Алту был со мной самим собой – и был он именно таким: без масок, без напускного позерства, с теплыми и нежными руками, сильно сжимающими мое сердце. Я иногда себя спрашиваю: что же такое могло произойти, что руки этого восточного мужчины вдруг его выронили, и каким чудом оно не разбилось? Чтобы найти ответ на этот вопрос, я начала записывать свои воспоминания. Копаясь в себе, я зачастую ответы нахожу, и они гораздо полнее, чем взгляд со стороны…

«Бош вер!» – говорила мне моя турецкая мама, когда я грустила. По-русски это что-то типа «не обращай внимания, это того не стоит». Она вообще была прекрасной женщиной, о такой свекрови можно было только мечтать. Гюльнур любила меня, как родную дочь, если не больше, и я постоянно слышала от нее только самые теплые слова. Его родители вообще святые люди, люблю их и сейчас, как своих собственных.

Даже когда мы с Алту совсем разругались, я ушла из нашей квартиры… к его родителям. Жила у них несколько дней, сына они ко мне не пускали. Эти прекрасные люди заботились о том, чтобы мне было хорошо, как родной. В тот раз ссора произошла на пустом месте. Мои родители передали со своими друзьями из Питера отличную пару уличных кроссовок в подарок для Алту. Друзья в тот день ездили на экскурсию, и на обратном пути их автобус сломался, мы их прождали часов пять точно. Нет, мы не сидели у их отеля, а гуляли по зеленому городу, ели вареную кукурузу и подставляли лица теплому бризу… В конце концов, мы смогли забрать коробку и со спокойной совестью поехали домой. На обратном пути Алту устроил мне разнос, я так и не поняла почему. Когда мы доехали до нашей остановки, он отстал от меня, потому что нужно было купить хлеба, а я быстрым шагом дошла до дома, схватила кошелек, в котором было несколько лир, и села в долмуш. По дороге из Лары в Коньяалты, а ехать было достаточно долго, минут сорок, я думала о том, как болит мое сердце. Слезы катились из глаз, а я себя спрашивала: «почему? Ну почему он позволяет себе меня постоянно обижать?» Я ехала и спрашивала себя: что я делаю не так, почему я во всем не права? Вопросы были почему-то только ко мне, и я списывала это на возраст и неопытность… Когда мама Гюльнур открыла дверь, мои глаза были на мокром месте.