Алиона Хильт - Страсть под турецким небом [litres]

В условиях чужой страны, чужого языка и «взрослой» жизни я пыталась адаптироваться как можно быстрее. Я встала на ноги, брала на себя ответственность и росла как в профессиональном, так и в психологическом плане. А как иначе, когда от тебя и только от тебя зависят твоя жизнь и ее уровень. Я всегда была сильной и упрямой, как говорят, «человеком со стержнем», неужели он этого не видел? Неужели не поэтому он выбрал меня, не по этой причине приезжал под окна общежития, поселил со своими родителями и ручался за меня на новой работе? Он же гордился мной! «Эта девочка еще совсем малышка, но какой у нее потенциал!» – помню я его разговор с шефом, когда мне отказали в должности. Когда я шла рядом с ним на высоченной платформе (а были мы почти одного роста), он весь сиял и хорохорился, что рядом идет такая девушка. Я точно помню, что ему нравились и мини-юбки, и декольте, и мой яркий макияж, когда мы выходили в свет. Что же случилось потом? Заполучив жар-птицу в невесты, он решил сделать из нее курицу-наседку? «Да нет, брось, это временный кризис, он просто потерян, слишком большие в жизни перемены…» – уверяла я себя.

Я не могла никак понять, кто из нас ошибся: я ли себе нафантазировала его, наделила теми качествами прекрасного принца из моих снов или он принял меня за простушку? Да нет же, не могла я ничего придумать, вот же он обо мне заботился, помогал и поддерживал! Не спал ночами, спасал меня, протягивал руку и говорил: «Доверься мне!» Он же сам сделал выбор в пользу семейной жизни! Он гордился, ободрял и поддерживал, а значит, он любил.

И я его тоже любила. Сердце снова сжималось в груди, будто от него отрывали кусок. И вот ты чувствуешь, как этот кусок падает куда-то в желудок, и пытаешься задержать его, ухватить, чтобы вернуть на место, а он на твоих глазах падает все ниже и ниже… Локти и место под коленками покрываются мурашками, ни руки, ни ноги не слушаются, а за ушами как-то предательски щекотно. Я вспоминала его красивый орлиный нос, густые оформленные брови и расслабленные губы. На одной брови был татуаж, на месте шрама, который Алту получил во время какой-то драки в молодости. Я любила проводить пальцем по этому гладкому месту, выкрашенному в густую сине-черную краску, и думала, как мне дороги все его недостатки и все его заморочки.

И вместе с тем я не хотела возвращаться в нашу квартиру после работы, чтобы снова и снова слушать его недовольства. Каждый раз, приезжая на корпоративном автобусе к нашему дому, я стискивала зубы и испытывала странное ощущение в груди, мне было трудно дышать. Уныние – так я могу назвать то чувство, с которым я вставляла свой ключ в замочную скважину. А еще я знала, что, несмотря на мою дикую усталость и необходимость вставать в 6 утра на работу, ночью он будет ко мне приставать. Отказывать было чревато применением силы с его стороны. Нет, он не бил меня, но был очень груб.

«Сегодня домой ты не едешь. И завтра тоже. Можешь пожить у меня», – сказала Ирина и обняла меня за плечи. Так я поселилась в цокольном этаже отеля вместе с моей начальницей. Я до сих пор помню запах духов «Дольче Габбана», которыми она пользовалась, и даже сейчас этот аромат ассоциируется с тем периодом моей жизни, когда я принимала важное решение. Мы много болтали перед сном: о работе, о жизни, о мужчинах. Рядом с ней я отвлекалась от разбитых чувств и более-менее начала приходить в себя. Ира следила за тем, чтобы я нормально ела. Помню, как мы сели вместе ужинать, а на моей тарелке было два кусочка сыра кашыр и салат. «Ты что, мышь? А ну-ка возьми себе нормальной еды!» Смешно вспоминать!

Я еще больше погрузилась в работу. Теперь ездить мне было некуда, поэтому я брала часовой перерыв днем и бегала на улице или ходила на соседний пляж загорать. Работать в две смены без выходных – значит больше заработок или потом можно будет взять несколько отгулов разом. «Да, я возьму несколько отгулов, чтобы куда-нибудь съездить. Я ни разу не была в Памуккале, а от родительского дома как раз ходят экскурсионные автобусы. Может, даже одна смотаюсь», – строила я планы, только бы не думать о расставании, каждый день видя свое помолвочное кольцо на безымянном пальце.

Кольцо было очень красивое, золотое, в форме скругленного квадрата, оно смотрелось очень скромно, но в то же время необычно, я ни у кого таких не встречала. Носила я его с особой гордостью, не снимая, ведь кольцо означало статус.

Родители меня воспитали так, что один мужчина – навсегда. Вот поэтому-то я и держалась за Алту как полоумная, будто на нем свет клином сошелся. Это я сейчас понимаю, что великой любви у меня к нему не было, но тогда… Тогда я не могла потерпеть такого позора: я же одной ногой в браке, мы помолвлены по всем турецким обычаям! Алту, в конце концов, мой первый и единственный мужчина! Да, так меня воспитали. Это, наверное, неплохо, но в моем случае было принято как единственно возможный вариант развития событий: постель – помолвка – свадьба (хотя, положа руку на сердце, сначала должны были быть помолвка и свадьба, а потом уже все остальное, но увы, так сложились обстоятельства). Я думаю, что именно по этой идиотской причине я терпела его придирки. А придирался он ко всему: ему не давал покоя мой внешний вид, национальность, менталитет, моя манера говорить, одеваться, спать, есть, как будто он хотел перекроить меня полностью, настолько я была для него неидеальной. Почему же он тогда меня полюбил? Почему захотел быть со мной, зачем заботился и внушал доверие? Почему в самом начале нашей истории он принял решение защищать и опекать меня, чем я его привлекала? А главное, что изменилось, что я постепенно перестала соответствовать его ожиданиям? Мне было больно думать об этом, больно понимать, что я совершила какую-то странную ошибку, доверив себя его рукам. Почему, как это могло со мной произойти? Как я могла так обжечься? Как я теперь смогу найти себе пару? Вы представляете, чего мне стоило тогда собрать вещи и уйти? Мои идеальные понятия о первом и единственном рушились, как хрусталь о камни. Думаю, не все могут это понять. Я терпела до последнего, старалась спрятать свои интересы глубоко-глубоко, так, чтобы они не показывались мне на глаза, но, видимо, в какой-то момент чаша моего терпения оказалась переполненной, а остатки чувства собственного достоинства отыскались где-то в подсознании. Если честно, я бы не решилась на такой шаг, если бы не Ирина. Ее твердое «Так, ты никуда не едешь» заставило меня замереть и исполнить приказ.

За то время, что я не была дома, трудно поверить, но я стала увереннее в себе. Вдруг я поняла, что я вполне самостоятельна и самодостаточна, что не должна терпеть чьи-то недовольства, особенно внешностью. Да, наверное, это был тот самый переломный момент, позволивший мне принять решение, давать ли Алту тысяча сто первый шанс.