Светлана Бланкина - Верхний Ист-Сайд. Внутри [СИ]

— Всё будет хорошо, — тихо говорит она, когда я поджимаю губы, чтобы сдержать слёзы. Майя крепко обнимает меня, и я не сопротивляюсь, я поддаюсь эмоциям. — Тише, тише, ты же сильная, ты такая сильная, Кларисса! — ласково говорит она, прижимая меня к себе и проводя рукой по моей спине, а я всё плачу. — Ты намного сильнее меня и ты справишься с этим, как и со всем остальным.

— Нет, — сквозь слёзы шепчу я. — Я больше не могу.

Майя недолго говорит со мной, но она быстро замечает моё нежелание разговаривать и решает меня не мучить. Джек всё ещё не заходит ко мне, но всё это время я вижу его в коридоре. Иногда он сидит и просто смотрит на меня через окно, иногда говорит с врачами, с матерью или по телефону. Должно быть, он уже позвонил Джессике, и она уже летит в штаты.

Я слышала, как Джек спрашивал у доктора, когда я могу ехать домой, ему сказали, что уже сегодня, но всё же лучше, если я проведу ещё одну ночь в больнице. А потом Джек вдруг исчез из моего вида.

И та мысль, которая посетила меня перед тем как пришла мама Джека, снова появилась в моей голове. Здесь слишком много боли, слишком много вранья и жестокости. И я, правда, пыталась стать частью этого мира, и мне казалось, я стала, но каждый раз я всё равно падаю вниз, терплю поражение и пытаюсь снова. Но на этот раз это была моя последняя попытка и я больше не могу бороться, я устала.

Эта мысль такая неожиданная, необдуманная и… в этот момент она кажется самой правильной. Как я могу жить в городе, в котором я пережила самые ужасные моменты своей жизни? Как мне жить здесь, где каждый угол напоминает мне о прошлом?

Снова закрыть на всё глаза? Снов представлять, что моя жизнь прекрасна и делать вид, что я счастлива? Опять начинать сначала? За эти почти два года я поняла, что здесь нельзя начать сначала, здесь можно лишь перевернуть страницу всё той же старой книги. И это значит лишь то, что если я не могу начать с чистого листа, значит, я могу начать с чистой книги.

Откинув одеяло, я глазами ищу свои вещи и быстро нахожу их лежащими на подоконнике. Кажется, их привезла мама Джека, чтобы я смогла уехать в них домой. Переодевшись в чёрные джинсы и в зелёный свитер крупной вязки с высоким горлом, я обуваюсь, накидываю своё пальто и осознаю, что по щекам скатываются слёзы.

Нет, я не могу остаться, не могу жить здесь, где все будут жалеть меня, где я каждый день буду видеть Джека и ненавидеть его всё больше и обременят его своим присутствием. Я не могу… больше не могу.

Я снимаю своё кольцо, которое расплывается перед глазами из-за пелены слёз. Каждый удар в сердце отдаётся болью во всём теле, каждый вздох наполняет лёгкие не воздухом, а ядом, разъедающим меня изнутри и мысль о том, что ещё каких-то два дня назад я была неимоверно счастлива, заставляет меня умирать снова и снова.

Сняв помолвленное кольцо я кладу его на кровать, как и цепочки, я снимаю с себя всё, что может напоминать мне о пришлом, и я бы с удовольствием сбежала от самой себя, но как же жаль, что этого нельзя сделать.

Утерев слёзы, я собираю волосы в хвост и вытаскиваю из своей сумки свой паспорт и банковскую карту.

Я уже делала это раньше… с Адамом, поэтому смогу сделать это и сейчас. Опустив жалюзи на окне выводящим в пока что пустой коридор я быстрее подхожу к окну выводящим на улицу, открываю его и забираюсь на подоконник.

С улицы подул холодный зимний воздух, сейчас около девяти вчера, на территории больницы никого нет. Я пару раз вдыхаю холодный воздух и прикрываю глаза. Но мне нельзя ждать иначе я этого никогда не сделаю и застряну в этом круговороте боли уже навечно.

Сейчас или уже никогда. И открыв глаза, я спрыгиваю с окна, приземляясь на ноги и упираясь ладонями в усыпанный снегом асфальт.

Хоть это и первый этаж, но боль в животе становится на порядок сильнее, но я стараюсь не обращать на неё внимание. Выпрямившись, я быстрыми шагами иду к выходу, утирая всё ещё скатывающиеся по щекам слёзы.

Мне невероятно больно и обидно за то, что мы потеряли наш шанс на счастье. И его уже не вернуть.

Я успешно выхожу из территории больницы и останавливаю такси.

— До ближайшего аэропорта, — прошу я водителя, садясь в машину, и он без лишних слов, выезжает на дорогу.

Я не знаю, куда я бегу, пока не знаю. Мне важно уехать отсюда, а куда именно — не имеет значения. Буду ли я скучать? Определённо. Но лишь по некоторым моментам и лишь по некоторым людям.

Возможно, я совершаю ужаснейшую ошибку, а возможно делаю то, что стоило сделать уже давно. Сейчас главное — уехать, исчезнуть, чтобы меня больше не нашли. Я боюсь, что Джек может найти меня, но…

Я нахожу в кармане пальто свой телефон и закрываю глаза. Я забыла его вытащить, и мобильник начинает трезвонить на весь салон. Это Джек.

На глаза снова накатываю слёзы. Как можно одновременно любить человека до боли в костях и ненавидеть его с такой же силой?

— Остановите, — громко прошу я водителю, когда мы едем прямо по мосту.

— Но…

— Пожалуйста, остановите машину, — снова прошу я, скидывая уже второй звонок от Джека, и машина останавливается. — Спасибо, подождите меня, я быстро.

Я выхожу из машины, и телефон снова начинает звонить, и я отвечаю на звонок, подходя к перилам моста.

— Клэр, где ты? — с испугом спрашивает Джек. — Пожалуйста, я люблю тебя, Клэр, не делай глупостей, умоляю тебя! — говорит он и в сердце вонзается очередной нож.

Во мне идёт сопротивление, впервые после случившегося я сомневаюсь в этом решении.

— Прости меня, если когда-нибудь сможешь, — негромко говорю я, смотря на расплывающиеся перед глазами огни этого города. — И не ищи меня, Джек. Прощай.

— Клэр, пожалуйста, не бр…

Я размахиваюсь и кидаю телефон в воду. Ещё несколько секунд я стою на мосту и, прикрыв глаза, чувствую, как по щекам скатываются одинокие слёзы, которые обдувает холодный Нью-йоркский ветер. Единственный раз, когда прощаться действительно больно, это когда ты знаешь, что никогда не скажешь «привет» снова, когда ты знаешь, что это и вправду конец.

Я слушаю шум машин за моей спиной и думаю, не скинуться ли мне с этого чёртового моста и не закончить всё это прямо сейчас? Это, кажется намного проще, вся боль пройдёт, пройдёт всё и всё закончится.

— Едем в аэропорт, — говорю я водителю, когда сажусь в машину, и она тут же трогается с места.

Я просто трусиха и не могу переступить через страх смерти, поэтому я делаю то, что умею — просто сбегаю.

Мне больше нечего терять я потеряла всё, что у меня было, включая и саму себя. Я теперь никто и, наверное, это то, чего я сейчас хочу.

Мы приезжаем в аэропорт, я расплачиваюсь с таксистом и захожу внутрь. Руки дрожат, как и ноги, я всё ещё чувствую дикую слабость, но пути назад уже нет.