Кларита Арейя - Жестокий ангел

Паула крайне изумилась, обнаружив у себя в доимее такие перемены.

— Ты можешь остаться жить со мной и с Бруну, — предложила ей Тереза. — А потом мы возьмем к себе бабушку.

— Еще чего! — возмутилась Паула. — Если ты выгоняешь отца из дома, я уйду вместе с ним.

— У меня есть для этого основания, — грустно сказала Тереза. — Если хочешь знать правду...

Бруну поставил сестре кассету, и Паула увидела отца, прокрадывающегося в потемках к постели. Вот он кладет на лицо Терезы подушку...

— Я понятия не имею, кто сфабриковал против отца эту гадость, — заявила она нервно. — Не знаю и знать не хочу! Распорядись собрать и мои вещи. Я уезжаю вместе с отцом!

Тереза печально смотрела на свою своенравную неуемную дочь.

— Не забывай, что наши двери всегда для тебя открыты, — сказала она. — И двери, и сердца.

Руй только чертыхнулся про себя и переселился с Паулой в свой офис. С этого дня они расположились в нем словно в гостинице.

— Почему ты не снимешь нормальную квартиру, папа? — злилась Паула.

— Твой отец теперь бедный человек, — отвечал Руй, которому выгодно было разыгрывать из себя жертву.

Тереза не забывала своих друзей и по-прежнему частенько навещала особняк Жордан. Клотильда редко бывала дома, и она проводила время с Горети, которая сидела и шла подвенечные платья.

А Клотильда наслаждалась новой романтической жизнью. У нее с Америку начался роман. Они назначали друг другу свидания то в парке, то в музее, то на выставке цветов, то еще на какой-нибудь выставке. Вечерами они вместе ужинали в маленьких ресторанчиках при свечах, беседовали о путешествиях, книгах, читали друг другу стихи.

И чем доверительнее они беседовали, тем приятнее им становилось друг с другом.

Америку показалось, что в Клотильде он может обрести не только друга, но и женщину, чего никогда не могло случиться в его жизни с Горети. Ведь Горети была молода и любила другого. А Клотильда по-прежнему сохраняла свой женский шарм, несмотря на возраст. Перед Горети Америку чувствовал себя виноватым, она жила при нем как сиделка, как экономка, а Клотильда могла стать ему настоящей женой. Он расстраивался из-за того, что раньше не доверился женской интуиции Клотильды. Брак с Горсти теперь ему казался ошибкой, и он сожалел о ней.

Но и сейчас еще было не поздно все исправить.

— Когда вы впервые прислали мне стихи, я поняла, что между нами все возможно, — сказала ему Клотильда, когда они сидели на террасе уютного кафе и любовались черными лебедями.

— Я? — удивился Америку. — Это вы, Клотильда, первая почтили меня своим вниманием.

— Господи! — засмеялась Клотильда. — Неужели вы стесняетесь сделанного шага и боитесь признаться во всем откровенно? Вы же первый прислали мне чудесный сонет Камоэнса, и я оценила ваш вкус.

— Вам передала его Симони? — уточнил Америку, начиная о чем-то догадываться.

— Да, и потом передавала каждый день по сонету. А что же? — недоуменно спросила Клотильда. — Разве не вы их переписывали?

— Я. А девчонка бессовестно надула нас обоих, мы, романтические души, попались на ее детскую удочку, раз уж дело дошло до признаний, то расскажу все, как было.

И Америку рассказал, с чего и почему он взялся переписывать сонеты Камоэнса.

— Но ведь мы не сердимся на Симони? — спросил он, нежно беря Клотильду за руку. — Она сделала доброе дело. Тонкая детская душа уловила, что мы подходим друг другу...

— Да, конечно, — согласилась Клотильда, но все-таки какой-то едва заметный осадок остался у нее в душе после этого разговора. Хотя внешне ничего не изменилось в их отношениях, и они по-прежнему совершали долгие прогулки и помногу беседовали.

Для Горети не была тайной романтическая дружба Клотильды с ее мужем. Она наблюдала за ней со странным чувством облегчения. Эта дружба словно бы развязывала руки и ей, давая право и на свою внутреннюю жизнь, и на свои личные чувства.

Занимаясь делами Терезы, Фреду стал чаще бывать в городе, и Горети уже не гнала его, когда он приходил посидеть с ней. Как только у Фреду появилась возможность сидеть и разговаривать с Горети, он перестал видеться с Вивианой.

— У каждого возраста свои радости и утехи, девочка, — отвечал он на упреки и просьбы своей юной возлюбленной. — Найди себе паренька под стать и увидишь, как быстро ты позабудешь дядюшку Фреду.

Вивиана сердилась, нервничала, страдала, но мало-помалу смирилась с очевидностью. И Рикарду, который готов был следовать за ней повсюду, чаще и чаще оказывался ее спутником.

Дело Рикарду после заявления в полиции Руя и Терезы было закрыто, и он с головой ушел в благотворительную деятельность, которой занималась и Вивиана. Только рядом с ней Рикарду чувствовал себя счастливым. И глядя на его сияющее лицо, улыбалась порой и черноглазая смуглая девушка.

С беспокойством глядя на бледную, вечно сидящую взаперти Горети, Фреду предложил ей провести денька два ферме.

Тебе просто необходим глоточек свежего воздуха, — уговаривал он ее. — Поверь, тебе совершенно ничего не грозит, я буду паинькой.

— Да, пожалуйста, — жалобно попросила Горети, и Фреду понял, что его предложение принято.

Как давно они не были вместе! Одни! На природе!

Для обоих это было и великой радостью, и нелегким испытанием. Но они его выдержали с честью. Не в их правилах было воровство и утайки.

Фреду был бесконечно внимателен к Горети, и за каждым его жестом, движением, поступком она чувствовала одно — любовь, любовь, любовь.

Фреду познакомил Горети с Мануэлем. Слепой жил у него на ферме уже около десяти лет, и Фреду обращался с ним как-то особенно уважительно и ласково. Почтительно наклонилась к нему и Горети, когда Фреду представил ее.

— Вот женщина, которую я люблю, — сказал он.

Слепой провел руками по склонившемуся к нему лицу, и губы его тронула ласковая улыбка.

— Женись на ней, мой мальчик, — произнес он растроганно, — я благословляю тебя.

Горети и Фреду переглянулись — это было их Заветным желанием. Но осуществимо ли оно?

По приезде в Сан-Паулу Фреду, наконец, набрался смелости и завел разговор, на который не мог решиться вот уже несколько лет. Он выбрал сумеречное время, когда Клотильда сидела у окна и печально смотрела в сад. Наверное, мысли, которые томили ее, тоже были невеселыми.

— Я ведь все знаю, мама, — вдруг сказал он каким-то странным, чуть хрипловатым голосом.

Клотильда беспомощно встрепенулась и застыла, отводя взгляда от мужской фигуры, которая неясно вырисовывалась в полутьме.

Да, в потемках им было легче вести такой трудный, такой неожиданный разговор.

— А отец живет у меня на ферме вот уже много лет. Но я только недавно узнал вашу историю, — продолжал говорить Фреду.