Альберто Альваерс - Тайна Дикой Розы

Первый шагом было завязать с ней разговор наедине. Лиценциат знал, что сделать это в доме очень трудно, потому что Дульсина любила быть в центре событий и вряд ли предоставила бы сестре возможность беспрепятственно общаться с юристом. Поэтому Роблес пустился на хитрость.

Он знал, что два раза в неделю Кандида посещала мессу. Дульсина редко ее сопровождала, и Кандиду было проще застать одну. В один из таких дней Федерико Роблес увидел машину Линаресов, в которой ждал Хаиме, чтобы отвезти свою сеньориту домой после мессы. Федерико устроился за столиком в уличном кафе напротив и, потягивая пиво, также поджидал старшую сеньориту Линарес.

Как только он увидел Кандиду, которая в строгом костюме и в шляпке выходила из собора, он моментально оказался на другой стороне улицы.

— Мое почтение, сеньорита Линарес, — раскланялся Федерико Роблес. — Очень рад вас видеть. Направляетесь домой?

— Да, я только что с мессы, - ответила Кандида, одарив своего собеседника приветливой улыбкой.

Роблес заговорил тоном, которому он постарался придать робость.

— Не сочтите за дерзость, сеньорита Линарес, но мне хотелось бы пригласить вас на чашечку кофе. Я почему-то сегодня себя чувствую особенно одиноко.

— Я с удовольствием приму ваше приглашение,— сказала Кандида, которой польстило приглашение лиценциата.

Роблес повел ее в уютное и довольно дорогое кафе, находящееся рядом. Кафе в этот час было полупустое, мягкие полукруглые диваны с неяркими светильниками и приятная негромкая музыка навевали ностальгическое настроение. После того как Роблес заказал для себя и своей спутницы кофе и пирожные, он попросил разрешения закурить и глубоко вздохнул.

— Простите мне мое волнение, сеньорита Линарес, бывают такие моменты в жизни, когда вспоминаешь прошлое и в сердце закрадывается печаль. Вновь болят сердечные раны, которые, как казалось, давно зарубцевались. Впрочем, простите меня, я боюсь наскучить вам.

— Нет-нет, продолжайте, прошу вас, — сказала Кандида, с которой уже много лет ни один мужчина не заговаривал на такие темы. — И, пожалуйста, если вы не против, называйте меня Кандидой.

— Благодарю вас, Кандида, это для меня большая честь, — ответил лиценциат. — Иногда по вашим глазам мне кажется, что вам тоже знакомы сердечные раны.

— Вы угадали, лиценциат Роблес, — тихо произнесла Кандида.

— Прошу вас, не лиценциат Роблес, а Федерико.

— Федерико, — повторила Кандида.

— Мне так и казалось, что в наших судьбах есть что-то общее, — продолжал Роблес. — Дело в том, что когда-то много лет назад я любил... и готов был посвятить всю свою жизнь любимой женщине. Но жестокая судьба разлучила нас. Мы не смогли быть вместе.

— О, как я вас хорошо понимаю, — воскликнула Кандида.

— Сеньорита Линарес.

— Кандида!— нарочито смущенным тоном произнес Федерико Роблес. — Разговор с вами принес мне такое облегчение! Мне так не хватало чуткого, отзывчивого друга, которому можно доверить свои беды и слабости... — он замолчал.

— Ну что вы, Федерико, мне было очень приятно поговорить с вами, — сказала Кандида. — Вы всегда можете рассчитывать на мое участие.

— Именно об этом я мечтал и не смел попросить вас, — пылко воскликнул лиценциат. — Если бы я мог надеяться, что вы иногда удостоите меня дружеской беседы...

— Ну разумеется, Федерико, я буду рада, — ответила простодушная Кандида.

После этой встречи Роблес был уверен, что рыбка клюнула на приманку. Но он не торопился, вел себя, как опытный рыбак. Каждую неделю он встречал Кандиду где-нибудь в городе, и они пили чай и беседовали. Роблес с удовлетворением заметил, что несколько раз она назначала ему деловые встречи в своем доме в те часы, когда Дульсина отсутствовала. Ее доверие к нему окрепло, и наконец он осмелился заговорить с ней о любви.

— Я считал, что мое сердце окаменело и не способно больше любить, — говорил он. — Но когда я встретил вас, Кандида, во мне опять проснулась надежда. Вы та женщина, с которой я могу испытать радость единения душ и сердец.

Не удивительно что Кандида, истосковавшаяся по теплу и любви, не могла остаться равнодушной к столь патетическим признаниям. То, что началось как сочувствие к человеку, чья судьба, как ей казалось, напоминала ее собственную, перешло в искреннюю привязанность и восхищение.

Простодушной Кандиде стало казаться, что лиценциат Роблес как раз тот человек, который может составить ее семейное счастье. Впрочем, Федерико Роблес много и охотно рассуждал о чувствах, но весьма туманно о будущей семейной жизни. Он охотно говорил Кандиде о том, как его привлекают прелести семейной жизни, но когда Кандида наводила разговор на что-нибудь конкретное, он отвечал убедительным голосом:

— Кандида, любовь моя, больше всего я мечтаю о том, чтобы мы были вместе. Но для этого я должен быть уверен, что смогу предложить тебе достойное существование. Как только такие условия будут созданы, мы откроем все твоим родным.

— Я боюсь Дульсины, — отвечала Кандида. — Боюсь, что она будет против нашего брака.

— Но ведь тебе известно, что ты главная наследница, — подзадоривал ее Федерико. — Почему ты позволяешь ей командовать всеми в доме? Тебе пора взять вожжи в свои руки.

— Я понимаю, Федерико, — отвечала Кандида, — но так уж повелось, что Дульсина заправляет всем у нас в доме. Я не знаю, как можно что-нибудь изменить.

Тем не менее лиценциат Роблес сумел добиться того, что Кандида влюбилась в него по-настоящему. В условленный час она говорила домашним, что едет в церковь, а сама отправлялась в квартиру Федерико.

Кандида была уверена, что ее будущее неразрывно связано с лиценциатом. Несмотря на то, что она была вынуждена скрывать свою любовь от родных, она чувствовала себя счастливой.

Рикардо возвращался из университета с чувством смутного недовольства собой и своими делами. Он думал о том, что уже несколько дней Рохелио сидит в своей комнате мрачный и ни с кем не хочет разговаривать. Рикардо понимал, что надо вернуться к вопросу о повторной операции, но для этого нужно было получить согласие от сестер на ее оплату и одновременно согласие самого Рохелио на повторное лечение, а Рикардо понимал, что это будет не просто.

Беспокоило Рикардо и другое. В последнее время возросла настойчивость Дульсины и Кандиды в попытках женить Рикардо на Леонеле. Сама Леонела названивала чуть ли не каждый день, и Рикардо уже устал придумывать предлоги, чтобы сохранить самостоятельность. Он представлял, как сейчас встретится с сестрами за обедом и те станут выговаривать ему за то, что он уже несколько дней не звонил Леонеле.

«Эх, — думал Рикардо, отворяя ворота, ведущие в их сад, — Леонела красивая и умная девушка, но в ней не хватает искренности. Неужели таковы все женщины? Неужели на свете перевелись девушки, способные на преданную и бескорыстную любовь? Или они существуют, и только мне до сих пор ни одна такая не встретилась?»