Наталия Кина - Архитектура для начинающих

– От ты дебил, – с чувством шипит Золотарев, кривит губы, выказывая крайнюю степень презрения. – Она ж… – он успевает поставить блок против удара справа, но отвлекается на него и пропускает удар в челюсть снизу вверх, нанесенный с такой звериной силой/ненавистью, что Золотарев буквально опрокидывается на спину и остается кататься на асфальте, рыча и закрывая разбитое лицо руками.

– Сам ты… – язык явно не слушается Исина. Так бывает, когда из-за бешеного выброса адреналина все тело прошибает такая дрожь, что зуб на зуб попасть не может. Тут не до речей в стиле «эпик». Тяжело дыша, Талгат стоит над катающимся в пыли Золотаревым и, видимо, решает не добивать. Слов Мишки разобрать невозможно.

Ольга тоже молчит, в два затяга докуривая сигарету.

– Он ему челюсть сломал, – приглушенно комментирует кто-то из притихшей толпы юных неформалов.

Забавно, но до этого они воспринимались Ольгой, как неодушевленные статисты.

– Да не, тот язык откусил, наверное, вишь, воет, – спорит другой.

– Шли бы вы отсюда, – негромко советует детям Кампински, оглядывается, целит взглядом в многоголовое тело компании. – И твоя мысль про язык. Мне понравилась.

Оказывается, «Лунный ветер» работает даже ночью и даже имеет свой штат постоянных посетителей в это неурочное время суток.

– Мы часто сюда на дежурстве бегаем за кофейком, – признается Карапетян, хмыкает, – а Карина права была. Женщины – ведьмы, они иногда такие вещи знают!

Ольга переводит тяжелый взгляд на бывшего одноклассника:

– Ты о чем?

Ее мысли работали на удивление ясно и слаженно – «избавиться от случайных свидетелей. Убедить чувака с адреналиновым шоком (Талгата), что она не враг и ее убивать не нужно. Погрузить в машину другого чувака с болевым шоком (Мишку). Взять первого в помощники и обоих доставить в травматологию к третьему чуваку».

– Она сказала, что один из вас ко мне вернется сегодня, – опуская голос до полушепота, отвечает Арсен. – Как в воду глядела, ведьма.

Ольга смотрит на него, и губы, помимо ее воли, растягиваются в какой-то людоедской ухмылке.

– Это нормально, – подает голос вполне уже пришедший в себя Талгат. – У меня брат и дядя на скорой работали. Не дай господи послушать, как они шутят. От смеха вздернешься.

Короткий хохоток Арсена будит задремавшего студента-бармена, тот вспоминает об оплативших заказ посетителях и приносит им кофе.

– И ты прав оказался, хоть и не ведьма, – глядя в свою чашку, произносит Исин. Арсен выжидающе-вопросительно поднимает глаза.

– Завтра она к вашему Руденко поступит, – заканчивает Талгат. Ночь в ужасе шарахается от нового приступа Карапетянского хохота. Ольга удивленно смотрит на парней, пытаясь понять логику происходящего, где Арсен насильно жмет руку Исину, крича во всю глотку.

– Ай, молодца! Мужик! С Андрюхи теперь простава! – а потом, будто между делом, оборачивается к Ольге. – Вези его домой, мать, пока сам ходит.

Когда шаги и насвистывание «врача без границ» затихают в ночной тиши, Ольга поднимается из-за столика, тянет за собой Талгата.

– Давай, давай, герой. Время три, хоть немного поспать.

– Я к Ложкину. В гостиницу, – Исин тяжело поднимается следом. Арсен оказался прав и в том, что с каждой минутой Талгат выглядит все хуже. Сейчас, например, словно пил неделю беспробудно или употребил очень сильное психотропное. Заторможенный, с явной потерей ориентации в пространстве, язык заплетается – «стандартный расколбас после адреналинового шока».

– Угу, – Ольга направляет к машине, открывает перед ним дверь ауди, – садись, – обходит, ныряет за руль.

– У тебя отходняк будет позже, – еще в беспощадном свете ламп приемной пообещал Карапетян, щурясь на зрачки Кампински, словно через них заглядывал в ее программный код. – Или не будет вовсе. Золотареву веселее, он ему нос перебил, челюсть сломал, два зуба выбил. Язык цел.

– Если бы не ты, я вместо Мишки сейчас валялась бы у Арсена, – констатирует Кампински, выруливая на проезжую часть. – Как ты там оказался в этот момент? Я думала…

– Он к Джамале ломился, – наверное, так хреново выглядят люди под «сывороткой правды». Заторможенные зомби, отвечающие на любые вопросы, даже если их не спрашивают.

– Когда? – обалдевает Ольга. – Вчера?

Талгат смотрит вперед, если можно так сказать при условии, что правый глаз заплыл и превратился в щелку, а левый уже стекленеет надвигающейся отключкой.

– Нет. В Москву когда и Рита с нами.

Ольга кивает – поняла.

– Она не пустила его, – монотонно продолжает Талгат.

– Не сомневаюсь даже, – Ольга сворачивает во двор своего дома, паркуется у подъезда. – Ложкин отменяется. Идем.

– Она… – бормоча свою правду, Талгат на автомате покидает машину.

– Любит тебя, – звякает сигналкой Ольга, следит за тем, чтобы он двигался в верном направлении. – И будет теперь тебе верной до самой смерти. Давай, шагай и живи. Блин.

Тупая, ноющая, невыносимая боль, соперничая с душевной, резко возвращают его в этот мир. В глазах светлеет, а душа проваливается в вечный мрак, где урывками вспыхивают воспоминания. Рита в проеме двери, Соня скачет по облущенному бордюру, компания смеющихся людей за столиком в уличном кафе и почти физическая ненависть к ним. Ко всем вместе и каждому в отдельности. Ненависть похожа на второе тело, повторяющее контуры первого, но гораздо сильнее потому, что в ней нечему болеть. Она чистая энергия, она рождена для того, чтобы делать больно. Это она заставляет подниматься физическое тело, когда его слабенькие возможности на пределе, идти в слепую атаку и убивать.

Мишка вглядывается в лица, выбирая следующую цель. Вереница лиц закольцовывается – Рита, Ольга, Джамала, Исин, Карапетяны, Рита… Не найдя адресного выхода, не чувствуя движения вперед, ненависть впивается в собственное Мишкино тело. Словно адская змея запускает яд прямо в спинной мозг, нервную систему, выжигая их изнутри, голодной собакой рвет плоть. Миша не может сдержать стон, вернее, он даже не ощущает/не понимает его. Обратная сторона сделки с ненавистью – боль. Если тело не слушается, не поднимается на ее зов, ненависть начинает уничтожать его же. Потому что ей, по большому счету, без разницы, что уничтожать. Она не имеет понятия добра и зла, не делит тела на свое и чужое, не умеет сочувствовать и любить – она ненависть, энергия разрушения.

– Арсен Вагитович, как хорошо, что вы пришли! – громко, испуганно зовет высокий девичий голос из невидной темноты. – Тут пациент просто ужасно стонет, он проснулся, наверное.

Цепляясь за голосовые вибрации, Мишка словно пытается вынырнуть из-под воды, как будто там должно стать легче, но вверху, разочарованием и страхом его встречает вкус больницы, вперемешку с привкусом собственной крови.