Светлана Оплачко - Камни в холодной воде

Она хотела было запротестовать, что она сама легко сыграет такой удачный расклад, но прикосновения прохладных пальцев Ильинского были так приятны, что она сдалась без боя и покорно отдала карты — в конце концов, пусть Вадим Борисович сыграет хорошую игру. Хоть и не на своих картах.

— Ну ничего, — задорно произнесла Лия, глядя на то, как Ильинский сбрасывает карты в колоду после первой удачной игры, — не везёт в картах, повезет в любви, — это было сказано просто так, абсолютно без намека на что либо, хоть до Лии потом и дошло, как эти слова, наверное, прозвучали для Вадима Борисовича, тем более, что произнесла их она.

Игру закончили уже в полутьме, когда чтобы подсчитать, что кому стался должен и кто у кого выиграл, понадобилось низко склоняться к листочку с записями. Как Лия и предполагала, Ильинский проиграл Андрею и выиграл у неё и Эдика, но с до смешного маленьким отрывом.

Берег реки зарос ивняком, в котором стояли паутинные сети для ловли птиц — тонкие черные и невесомые, полностью оправдывающие свое название. Поэтому когда Вадим Борисович ушел на обход береговых сетей, Андрей, блаженно улыбаясь, произнёс:

— Вот сейчас я доволен, — он радостно и торжествующе посмотрел на Лию. — А вот нечего было раньше времени начинать психологическую атаку и мурлыкать себе под нос песенку, что все очень хорошо.

— Ты тоже давай не сильно зазнавайся, — засмеялась Лия. — Что в следующий раз хочешь сделать — оставить его в минусе?

— Именно, — кивнул Андрей, — и ты мне в этом поможешь.

— А не боишься, что нас потом придушат во сне? — пошутила Лия. — Сам знаешь, как он к проигрышам относится.

— Он мальчик взрослый, — возразил Андрей, наливая себе чай — почти такой же терпкий как и у Ильинского, — пора привыкать, что не все бывает так, как хочется ему. А то как выиграет, так сразу начинается веселье и втаптывание в грязь.

— Так он всех партнёров растеряет, — заметила Лия, отпивая кофе. — Ты вот обиделся в прошлый раз.

— А чего он начинает метание кала? — ответил Андрей.

— И то верно, — согласилась Лия, которая была прекрасно знакома с этой чертой Ильинского — пусть шутливое, но унижение оппонентов или партнеров по игре, если он чувствовал, что ему везёт или же кто-то совершал простительную глупость.

Именно поэтому Лия и не смогла весь прошлый сезон и половину этого играть с Ильинским в преферанс — она просто терялась, когда Вадим Борисович начинал острить и подшучивать над её умственными способностями и умением играть. Лия не так хорошо, как он, запоминала карты — это да, но Ильинский играл в преферанс сорок лет, а Лия — полтора года, из которых полгода она просто наблюдала за игрой.

После нескольких неудачных игр в начале прошлого полевого сезона и появления за карточным столом Андрея, Лию «исключили» из «клуба», о чем она не раз едко напоминала Ильинскому, на что тот делал вид, будто не понимает, о чем речь или притворялся глухим. Пару раз она робко просилась обратно, но ей в этом было отказано — почему, так и осталось неизвестным.

Поэтому Лия была очень удивлена, когда сегодня — через год бесплодных попыток, её снова позвали играть, лишь только стоило ей попросить. Ильинский почти что пригласил её сам, хотя Лия, которой, в принципе, уже и не очень нужна была игра, пошла на партию только оттого, что не хотела, чтобы Ильинский учил играть Лизу.

Какое-то чувство собственности не позволило ей допустить это, а гордость заговорила вместо неё. И Лия пошла играть. Причем довольно удачно — она не сильно проиграла Ильинскому и Андрею и даже выиграла у Эдика. День определённо удался.

Как и вчера, Лия не услышала шума мотора Дружинина. Вениамин Геннадьевич просто неожиданно появился на кухне — низком деревянном строении с четырьмя большими окнами и двумя дверьми, где Лия, Андрей и Эдик готовили себе при свете фонариков и догорающего солнца картошку, которая, звонко треща и стреляя каплями масла, жарилась в сковороде.

— Вениамин Геннадьевич, — произнесла Лиза, радостно улыбаясь, — я по вам скучала, — она смотрела на Дружинина с обожанием и весельем и, как показалось Лие, даже игриво.

Что-то в том, как Дружинин смотрел на Лизу, не понравилось Лие. Слишком много было в этом взгляде желания, которое Лия никогда не видела в глазах Ильинского по отношению к ней самой.

— А уж как я скучал, Лизонька, — усмехнулся Дружинин, поправляя большие очки в простой оправе и глядя на Бакланову снизу вверх — ростом он не вышел. — Хорошо тебе тут? — он едва заметно провёл рукой по плечу Лизы.

Сомнения Лии превратились в уверенность.

— Я посмеюсь, если Дружинин с Ильинским сядут бухать, а девочка будет танцевать голая на столе, — пошутила Лия, перемешивая картошку. И уже громче добавила: — Вадим Борисович, будете картошечку? С салатиком.

На последний обход — в половине одиннадцатого вечера, Лия ходить откровенно боялась. И если раньше она убеждала себя, что бояться, в сущности, нечего, то сейчас, когда в округе рыскала лиса, её страх стал вполне реален. Умереть молодой в двадцать два года от бешенства — приятного мало, и Лия очень удивлялась, что Ильинский упорно игнорировал опасность, исходящую от рыжей бестии.

И вот Лия шагала в темноте, стараясь ступать бесшумно и осторожно, не шелестеть лишний раз высокой травой, которая едва заметно колыхалась, когда Лия проходила по протоптанным тропинкам, раздвигая заросли. Раньше она ходила без света — мало ли что могло показаться из тьмы густого высокотравья, то теперь она крепко сжимала в одной руке фонарик, а в другой увесистый дрын — перестраховка не помешает.

Внизу в ивняке тихо плескалась речка Тайгинка, а стаи водоплавающих птиц шелестели в зарослях рогоза по берегам. Тонкие рваные полоски тумана, которые залегли в низинах ещё на закате, начали расползаться, и, когда Лия вышла за ворота стационара, то почувствовала себя ёжиком в тумане — вокруг, куда ни глянь, простирался молочно-белый густой дым, который, казалось, обволакивал своими клубами не только Лию и стационар, а весь мир.

Она быстро и ловко шла по тропинкам, а узкий луч света, испускаемый фонариком, прорезал завесу тумана, играя отблесками в мелких каплях воды, которая висела в воздухе. Если бы Лия не была одна и шла бы без дела, она, вероятно, полнее бы прочувствовала и оценила окружающую её красоту нетронутой тайги и ночной природы, но она вышла в туман с определенной и четкой целью — проверить, не попался ли в сети какой-нибудь незадачливый дрозд, большеглазая сова-сплюшка или молодой глупый соловей.

Впрочем, Лия была уверена, что на этом обходе никого в сетях не будет — ни у неё за воротами, ни у Эдика на берегу. Она вообще хотела попросить Ильинского перенести последний обход с половины одиннадцатого на десять — не так темно ходить. А, следовательно, не так страшно.