Александра Салиева - Чёрная орхидея

Вот бы снова отправить весточку…

– Мисс Риверс, – вежливым сухим тоном сообщает тем временем подошедшая ассистентка. – Маркус просит вас вернуться в его кабинет.

Что ж… Если уж Маркус просит, кто я такая, чтобы отказываться?

Серые тучи скрывают собою солнце, поэтому в кабинете владельца медиахолдинга не настолько светло, как прежде. Искусственное освещение не горит. Но, похоже, никакого дискомфорта по этому поводу стоящий у окна мужчина не испытывает. Он вглядывается в пейзаж набережной за окном. Его руки заведены за спину, а пальцы сцеплены в замок.

Я тихонько прикрываю за собой дверь, располагаюсь в одном из кресел и просто жду, когда брюнет соизволит обратить на меня внимание.

На полу, перед столом стоит несколько коробок с какими-то бумагами. Ещё недавно их здесь не было. Должно быть – это те самые документы по аудиту, о которых давал распоряжение Грин.

На столике передо мной покоится чашка с недопитым латте. На белом фарфоре нет никаких следов от розового блеска для губ, поэтому предполагаю, что напиток употреблял Маркус, а не Эбигейл.

Впрочем, вполне возможно, что её чашка уже просто-напросто унесена. Хотя, ехидное подсознание между тем старательно подсказывает – не кофе бывшая любовница тут пила в моё отсутствие.

– Как пообедала? – нарушает недолгую тишину англичанин.

– Занимательно, – не вижу необходимости отрицать. – Пообщалась кое с кем.

Сообщаю ему намеренно. Уж слишком явно разговор с наследницей нефтяного состоянии веет очередной подставой.

Что, если каждое её слово – ложь?

Которую заставил рассказать находящийся поблизости…

Я нисколько не удивлюсь, если так.

А то слишком легко и просто.

Не верю.

И если эта флешка на самом деле существует, то почему сразу не отдала?

Никакой цены тоже не озвучила…

Да и смысл ей беспокоиться о той, кого она совсем не знает?

Выложить такое первой встречной…

Может, и правда, сумасшедшая?

– С Эбигейл? – уточняет тем временем Маркус, но ответа не ждёт. – И о чём же вы общались? – разворачивается ко мне лицом и заинтересовано приподнимает бровь.

– О тебе, – пожимаю плечами напоказ безразлично. – Она считает, что мне не стоит выходить за тебя замуж, – выдерживаю демонстративную паузу и дополняю ядовито: – Забыл её просветить о том, что моё согласие не учитывается?

На губах мужчины расцветает жестокая ухмылка. В несколько размашистых шагов он сокращает разделяющее нас расстояние и обхватывает за плечи, поднимая на ноги. В ультрамариновом взоре поселяется мрачная задумчивость, пока Маркус неожиданно нежно проводит большим пальцем по моим губам, склонившись совсем близко.

– Почему же не учитывается? – шепчет он тихо-тихо. – Ты не единожды дала мне своё согласие… На всё. Сначала на аукционе, после – в том винограднике… Разве нет?

Не то, чтоб он совсем не прав…

Однако и признавать чужую правоту тоже не хочется.

Шумно сглатываю.

В горле пересыхает.

– Но я не подписывалась на финансовые махинации, которые могут влиять на огромное производство и судьбы нескольких тысяч человек, – оправдываюсь вынужденно.

Брюнет качает головой, никак не комментируя моё высказывание. Его пальцы скользят вдоль скулы и забираются в волосы, сжимаются, слегка оттягивая вниз, вынуждая приподнять лицо, а задумчивость в бездонном омуте ультрамариновых глаз сменяется на открытое предвкушение.

– Сними плащ, – звучит откровенным приказом.

Верхняя одежда соскальзывает с моих плеч и остаётся на спинке кресла. Шарф отправляется туда же, но уже не по моей инициативе.

– Маркус…

Он впивается в мои губы жадным глубоким поцелуем, отбирая возможность сказать что-либо ещё. Как и возможность дышать, вместе с кислородом. Конечно же, временно. Но ничего не остаётся, как в очередной раз подчиниться обстоятельствам, позволяя мужчине увлечь меня за собой сначала к его рабочему столу, а после и вовсе уложить спиной на холодную кварцевую поверхность.

Прикосновения становятся требовательнее, настойчивее. Пропитывают мои вены очередной ядовитой порцией соблазна. Мужские ладони гладят внутреннюю сторону бёдер, распаляя всё ярче и ярче желание заполучить больше. Я буквально тону в этих эмоциях. Запрокидываю голову, прикрываю глаза, погружаюсь в нахлынувшие ощущения, позволяю вытворять с моим телом всё, что ему вздумается… Без остатка пропадаю в пропасти чистейшего наслаждения и эйфории, заполонившей разум.

И только когда отголоски оргазма стихают, а сознание вновь может пытаться обрести самостоятельность, до меня доходит, что именно сделал англичанин.

– Зачем? – выдыхаю еле слышно, глядя в потолок, не в силах пошевелиться.

И тут же проклинаю себя за вопрос, а заодно надеюсь на то, что мой голос прозвучал достаточно тихо, чтобы брюнет не услышал.

Вот только мимолётная надежда не оправдывается.

– Соскучился по твоим сладким стонам, – неожиданно тепло улыбается Маркус, прежде чем запечатлеть на моих губах ласковый поцелуй.

Пока я пытаюсь закрыть рот, перестав демонстрировать крайнюю степень удивления, он аккуратно поправляет помятое платье, помогает слезть со стола, а после располагается в кресле, усадив меня к себе на колени.

Я в растерянности…

И пребываю в ней ещё довольно долгое время, пока англичанин просто наслаждается тишиной, продолжая обнимать меня обеими руками.

– Нравится? – нарушает затянувшееся молчание Грин.

Его внимание обращено на кольцо с синим сапфиром.

И вот что сказать?

– Оно… Внушительное, – не сразу подбираю правильное слово.

Да и то не совсем точное определение.

– Хм… То есть не нравится? – уточняет мужчина. – Да ты, оказывается, ещё та привереда, цветочек, – дополняет в насмешке.

Вот только в его глазах я не вижу ни грана веселья.

– Разве оно может не нравиться? – задаю встречный вопрос, чувствуя себя ещё более неуютно, чем минуту назад. – Очень красивое, – как и брюнет, смотрю на ювелирную вещицу. – Дорогое. Тяжёлое… – замолкаю, мысленно проклиная себя за то, что не в силах изобразить необходимый восторг. – Правда, Маркус, что ты хочешь от меня услышать? Я не понимаю… Какая разница, нравится оно мне или нет? Можно подумать, это важно, – заканчиваю совсем тихо.

И в явном оправдании.

А с чего бы мне оправдываться за то, в чём я не виновата?

Я и за то, в чём действительно виновна, – обычно не оправдываюсь…

Если на то нет веских причин.

Мои истинные чувства, к слову – не являются такой причиной.

Никогда.

– Ну, хоть что-то правдивое, – неопределённо ухмыляется англичанин и тянется к телефону на своём столе, нажимая кнопку вызова ассистента.