Александра Салиева - Чёрная орхидея

А я… просто-напросто перестаю дышать.

Потому теперь точно знаю, кто убийца!

Но ведь я обещала не делать поспешных выводов…

– Так вот почему ты решил, что к убийствам причастны люди «Oz», – обозначаю вслух лишь малую долю того, что сейчас буквально кипит в моём разуме.

Маркус не отвечает. Мне приходится приподняться и потянуться к нему выше, касаясь мужского лица в лёгком успокаивающем поцелуе.

– Флешку разнесло снайперским выстрелом. То, что от неё осталось, я выбросила по дороге, пока ехала сюда, – исполняю свою часть обязательств, по-прежнему прижимаясь губами к его щеке. – Нет больше никакой флешки, Маркус.

Понятия не имею, с чего бы мне тревожиться за стоящего рядом, но почему-то никак не отпускает противное давящее чувство, пока ощущаю, насколько сильно он напряжён и мрачен.

– Хорошо, – выдыхает Грин спустя целую минуту, кажущуюся лично мне настоящей вечностью.

Не уверена, поверил ли он мне на самом деле, но всё равно беззаботно улыбаюсь ему в ответ. И не сопротивляюсь, пока брюнет ведёт за руку к своей машине, усаживая на пассажирское сиденье. Терпеливо жду, пока он забирает всё необходимое из автомобиля Эбби и отгоняет «Mercedes» к обочине, а после возвращается за руль. И самым бессовестным образом засыпаю, пока немецкий спорткар несётся по загородному шоссе в направлении поместья медиамагната.

Наконец-то, согреваюсь…

Вязкая тьма не отпускает сознание даже тогда, когда я открываю глаза. Жутко холодно. И сыро. Сверху, одна за другой, мне на голову падают капли воды. Судя по ощущениям, лежу в неглубокой луже. Не на улице. Ветра нет. Воздух затхлый. Пахнет сыростью. Подо мной бетонные плиты. Платье насквозь мокрое. Как и я вся.

Какого чёрта?!

Проходит не меньше минуты, прежде чем зрение относительно приспосабливается к темноте. Комната, в которой я нахожусь, довольно маленькая. Потолок – низкий. Можно вытянутой рукой достать. Ни одного окна. Больше напоминает клетку, нежели помещение. Или могилу.

Как я здесь вообще оказываюсь?!

Засыпаю в машине Маркуса Грина, а просыпаюсь… Здесь.

Впрочем, догадаться не трудно.

Хотела знать, кто убийца?

Похоже, теперь я буду знать не только это.

Обуви на мне нет. Когда я поднимаюсь на ноги, уровень воды достаёт до щиколотки. Достаточно сделать всего пару шагов, чтобы наткнуться на стену. Из того же бетона.

И долго мне тут сидеть?

Стоять…

Если ответ на первые вопросы живёт в моём разуме без лишнего подтверждения, то вот последнее остаётся неизвестным ещё долгое время.

Ненавижу тишину…

Но и нарушать её не спешу.

Просто жду дальнейшего развития событий, стараясь не обращать внимания на промозглый холод, пронизывающий каждую клеточку организма.

Уровень воды постепенно убывает. Правда, проходит несколько часов, прежде чем влага окончательно уходит сквозь необработанные швы напольных плит. И вот тогда в моей персональной темнице становится чуточку светлее.

В железной двери открывается небольшой заслон снизу – сквозь него кто-то просовывает поднос, на котором… белая фарфоровая чашка, наполненная латте с корицей, а рядом на блюдечке – круассан в яблочном сиропе.

На фоне всего того, что меня окружает, поданное кажется полнейшей несуразицей. Нет, даже не так. Настоящим своеобразным издевательством.

Прям долбанное откровение какое-то!

Очередное…

На самом деле я не голодна, но от предложенного не отказываюсь. Если, конечно, угощение не отравлено, то оно пойдёт на пользу. Не только в качестве демонстрации моего послушания. Силы мне ещё совершенно точно пригодятся.

Кофе и булочку я съедаю, вернув пустую посуду обратно на поднос. Спустя примерно минуту его забирают. Мужчина, если судить по размеру ботинок. В чёрных кожаных перчатках.

Как только заслон в двери опущен, с потолка начинают литься хлёсткие разрозненные потоки воды, будто я нахожусь в душевой кабине, а не в непонятном подземелье. Спасибо, горячая, а не холодная. Это в какой-то степени, помогает согреться. Впрочем, то длится не так уж и долго. А вода довольно быстро остывает. И снова я начинаю замерзать.

Секунды плавно перетекают в минуты, а те – в часы, которые складываются в мучительную череду сплошного ожидания и неопределённости. Влага вновь постепенно уходит через швы между бетонными плитами. Но на этот раз еды мне больше не приносят. А вот горячий напор сверху включается снова. И снова… И снова… Высчитываю закономерность в три с половиной часа между этими циклами. Заняться-то особо всё равно нечем. Вот и считаю. Чтобы не сойти с ума.

Так и засыпаю, сидя на корточках в самом дальнем от двери углу, прислонившись к стене спиной…

Новое пробуждение ничем особо не отличается от предыдущего.

Как и ещё одно. И ещё… И ещё. И…

– Доброе утро, цветочек, – звучит тихим вкрадчивым тоном, а моего лица касаются чужие пальцы, прежде чем открываю глаза.

Темноту в помещении разгоняет два плоских прожектора овальной формы, прикреплённых к потолку. Прежде я их не замечала. Зато теперь могу разглядеть не только светильники, но и вмонтированную систему подачи воды, схожую с оросительным принципом для полива газонов. Помимо этого, в самом центре потолка прикреплён металлический крюк, с которого свисает длинная альпинистская веревка. Её концы достают до подсыхающего после потопа пола.

– Доброе утро, Маркус, – отзываюсь запоздало, оценив всю полноту грядущего, исходя из окружающей обстановочки.

В ультрамариновом взоре вспыхивает нечто новое. То, чего я ещё не видела прежде. Тёмное. Безгранично голодное. Истинно жестокое.

– Я задам всего один вопрос, – мужчина поднимается на ноги и поднимает вместе с собой и меня. – Как только ты дашь правильный ответ, всё прекратится.

Он тянет меня к центру комнаты и берёт в руки верёвку, которую методично наматывает на мои запястья. Я не сопротивляюсь, позволяю ему делать, что вздумается. В конце концов, дверь заперта – деваться всё равно некуда.

– Где флешка, которую ты забрала у Эбби? – озвучивает Грин, подтягивая путы на крюке так, что мои ступни больше не касаются пола.

Звук расстёгиваемой молнии на платье сливается в подсознании с ритмом собственного сердца. Я стараюсь не поддаваться панике, дышать глубже и ровнее. Несмотря даже на то, что спина обнажена, а в ладони Маркуса появляется скальпель.

Что будет дальше… И без лишних пояснений понятно.

Мужчина обходит меня сбоку и останавливается в полушаге, пристально вглядываясь в моё лицо. Ни одной былой эмоции в нём не остаётся. В ультрамариновых глазах царит только бездонная пустота. Какое-то время англичанин просто стоит и смотрит на меня, не шевелится вовсе. Лишь сжимает хирургическую сталь до побеления пальцев.