Александра Салиева - Чёрная орхидея

В конечном итоге сломленного горем человека банально уволакивают в неизвестном мне направлении, в то время как я продолжаю с упорным мазохизмом рассматривать беспечно счастливую улыбку Анны, обнимающей меня за шею.

Фотография сделана чуть больше трёх лет назад. Я тоже улыбаюсь на этом снимке. Настолько искренне и радостно, насколько не смогу уже никогда, наверное. Слишком много происходит с тех пор… всего.

Та, кто вернула этот кусочек моей прошлой жизни, взяла её у Маркуса. А значит – он с самого начала прекрасно знал, кто я такая и зачем явилась. То-то не удивился даже, когда я созналась. Хотя, нет. Удивился. Теперь, если прокрутить в памяти тот наш разговор, я точно это осознаю. И удивился он тому, что я призналась.

– Что это? – вынуждает сосредоточиться на реальности голос куратора.

Женщина так же, как и я, сосредоточена на окроплённом красными пятнами изображении моей названной старшей сестры. По беспристрастному выражению лица и не понять, как она к этому относится. Как и ко всему тому, что тут случилось.

– Когда-то эта фотография хранилась у Анны. Эбби отдала её мне. Сказала, что взяла у Маркуса, – не считаю нужным скрывать.

И уже заранее предвкушаю ответную реакцию…

Вот только она совсем не та, которую я ожидаю.

– Я не о фотографии, – поправляет шатенка.

Хотя по-прежнему смотрит только на неё.

– Флешка, – обозначаю очевидное, сжимая тонкую цепочку с осколками пластика в другой своей руке крепче. – Её тоже отдала Эбби. Перед смертью. Во вторник она помогала мне готовиться к торжеству в честь обручения. Там список гостей, поставщиков и всякая хренотень, которую надо было учесть, – вру без зазрения совести с такой лёгкостью, что и сама себе верю.

Повсюду валяются лепестки чёрных орхидей, которые я выронила, когда заметила снайпера. «Glock 45», который мне так и не пригодился, тоже лежит поблизости, на асфальте, как и моя открытая сумочка. А больше и нет ничего, на что куратор может обратить внимание, так что вычислить суть уточнения не составляет особого труда.

– Ещё Эбби сказала: все купленные на аукционе девушки – часть теневого бизнеса Грина. Не развлечение. А бывший управляющий «AlsoppLine» говорил о том, что верфь, владельцем которой с некоторых пор я являюсь, должна была перейти в собственность мнимой наследницы покойного владельца ещё три месяца назад. Отсюда следует, что либо Маркус не только понял, кто я, когда увидел воочию, но вообще заранее знал о моём будущем присутствии на аукционе, а также подготовился к тому, что будет происходить после, либо есть что-то ещё, – меняю тему, отвлекая нас обеих от былого. – Думаю, стоит это выяснить. В конце концов, вряд ли тот, кто нажил миллиардное состояние практически с нуля, настолько впечатлился выцветшей фотографией первокурсницы военной академии, что заочно решил жениться, – заканчиваю решительно и поднимаюсь на ноги.

Ключ к «Mercedes-Benz» находится в замке зажигания, поэтому мне не требуется каких-то особых усилий, дабы устроиться за рулём. Разве что перед этим приходится поднять огнестрельное и сумку, оставив их на пассажирском сидении.

– Что ты делаешь? – устало вздыхает куратор, как только я завожу двигатель.

– Эбигейл Олдридж машина уже не нужна, а мне пригодится, – обозначаю как есть, не считая нужным оправдываться каким-либо ещё образом. – Надо поговорить с бывшим управляющим «AlsoppLine» снова и выяснить подробности. Пока не умер кто-нибудь ещё.

То, что автомобиль по идее должен быть конфискован как улика по делу об убийстве его владелицы и мне не следует к нему вообще прикасаться даже, – я самым наглым образом игнорирую. Вряд ли соблюдение всех процедур реально поможет найти того, кто причастен к её смерти. Стрелка ведь так и не нашли по горячему следу. Больше чем уверена – и не найдут уже теперь.

– Где ты была, когда я тебе говорила, что мы больше не при делах? – обречённо закатывает глаза шатенка. – Ты не детектив, Станислава. Всего лишь актив в операции, которая прекращена ещё час назад.

– Вот именно, – соглашаюсь с ней покорно, переключая рычаг управления в необходимое для движения положение, – поэтому ты всегда можешь сослаться на то, что я вышла из-под контроля. А ещё можешь выслать мне один полезный адрес, – дополняю многозначительно с усмешкой.

Судя по хмурости на лице собеседницы, моя идея ей явно не по душе.

Но…

– Адвокаты Маркуса Грина в пух и прах разнесли ближайшее полицейское отделение, так что проводить допрос и дальше не получится. Скоро его отпустят, так что советую учитывать это, – вынужденно сдаётся куратор. – Придётся мне, и правда, писать отчёт подлиннее, – ворчит себе под нос и отступает на шаг назад, тем самым давая негласное разрешение «заниматься самоуправством» и дальше.

А мне два раза повторять не надо. Тем более что теперь я окончательно убеждаюсь в том, что «что-то скрывает» здесь не только медиамагнат.

Если бы женщина действительно не видела смысла в том, что я делаю, чёрта с два бы я покинула этот переулок, тем более таким способом. Остаётся только выяснить – что именно никак не доходит до моего измученного разума.

О последнем я думаю ещё довольно долго. В то время, как покидаю пределы Лондона в сторону одного из пригородов, выжимая максимум скорости, которую только способна контролировать с учётом дорожных условий. И пока раз за разом до судорог в пальцах сжимаю в ладони остатки цифрового накопителя, испорченного снайперской пулей… Жаль. Выкидываю испорченную флешку из окна посреди пустого шоссе, предварительно отсоединив ту от цепочки.

Почему я не рассказала правду о носителе информации?

Не потому, что я не доверяю куратору.

Но у меня есть свой, особый расчёт на этот, с виду бесполезный, кусок пластика.

Пришедшее на телефон сообщение с адресом, который я просила, только укрепляет мои планы на ближайшее будущее.

Надеюсь, Маркусу Грину в нём не найдётся места.

Иначе…

Будет действительно больно.

К тому моменту, как я добираюсь до нужного места, начинает темнеть. Закатные краски хмурого небосвода сливаются с алым заревом виднеющегося издалека пожара, будто так и задумано самой природой. Хотя вряд ли с этим согласен кто-либо ещё, учитывая развернувшуюся на узкой улочке панику и суету.

Небольшой одноэтажный домик объят высоким столпом пламени, который тушат примерно с десяток пожарных. Территория оцеплена и вряд ли меня пустят внутрь, поэтому ничего не остаётся, как наблюдать издалека.

Чёрт! Чёрт! Чёрт!

На противоположной от горящего дома стороне дороге, на краю лужайки, кутаясь в плед, стоит англичанка в преклонном возрасте. Она так же, как и я, наблюдает за развернувшейся картиной и утирает скупые слёзы на глазах.