Александра Салиева - Чёрная орхидея

Ну, конечно…

О грядущем событии обязательно напишет даже самый ленивый репортёр.

Честно говоря, даже отдалённо понятия не имею, кто все эти люди, снующие туда-сюда, пока я и мой спутник пересекаем усыпанную гравием дорожку на пути к центральному крыльцу. Изредка мужчина перебрасывается короткими фразами, когда кто-либо из присутствующих спрашивает у него что-нибудь по поводу грядущей церемонии. Он до сих пор держит меня за руку. Крепко. Не отпускает. И, признаться, – это единственное обстоятельство, из-за которого я до сих пор иду рядом с ним, старательно подавляя в себе желание бежать отсюда без оглядки как можно дальше. Туда, где никто меня не найдёт. В первую очередь – Маркус Грин.

О чём я только думала, когда соглашалась на это безумие?!

Не думала я тогда. Только чувствовала. То, чего совершенно не чувствую сейчас. То, без чего и жить не хочется, на самом деле.

В подсознании вообще, кроме сомнений и противоречий, ничего не остаётся.

– Когда ты ела в последний раз? – вырывает из пелены мрачных раздумий голос Маркуса.

Оказывается, мы уже на кухне.

– Не хочу, – отмахиваюсь без зазрения совести.

Еда – самое меньшее сейчас из моих насущных потребностей. И даже обилие расставленных повсюду на специальных подносах закусок не привлекает моё внимание, хотя и пахнет аппетитно. Больше занимает тот факт, что помимо нас, в помещении никого нет. А ещё дверь плотно прикрыта.

– Хочешь или нет, поесть всё равно придётся, – невозмутимо отзывается между тем Маркус, напоминая самую настоящую глыбу льда по своей тональности. – Позже. Не сейчас.

Всё ещё злится. И эта его эмоциональная стадия – намного опаснее, нежели то, что было продемонстрировано на улице перед медицинским центром.

Он методично осматривает посуду и кухонную утварь, открывает даже посудомоечную машину в явном поиске чего-то конкретного. Мне становится интересно, что же мужчина задумал, поэтому терпеливо дожидаюсь того момента, как в его ладони появляется… французская мраморная скалка.

Вполне закономерно становится не по себе.

– З-зачем она тебе? – интересуюсь с запинкой, не скрывая проскальзывающую в голосе дрожь.

Не стряпать же брюнет собирается, в конце концов!

Подтверждение последнему я получаю очень скоро. Сразу, как только недолгую тишину кухни наполняет властное, не терпящее возражений:

– Раздевайся.

Всего одно слово. Всего один-единственный подчиняющий взгляд, где живёт абсолютная пустота. Настолько необъятная, что я невольно тону в ней. И пропадаю. Совсем не потому, что бездонная тьма – опасна, а у меня нет иного выбора и нет никакой возможности ей сопротивляться. Просто, я – как никто другой, ощущаю ту самую катастрофически отчаянную потребность, при которой смертельно необходимо заполнить эту пустоту.

Кто, если не я?

– Повторить? – не терпит лишнего промедления Маркус.

Весь мир перестаёт существовать. Банально исчезает. Остаётся только взор цвета тёмный ультрамарин, устремлённый ко мне.

Бездонный.

Хищный.

Голодный.

На мне всё ещё надето пальто, прикрывающее платье-футляр, длиной чуть выше колена. Избавляюсь и от того, и от другого в считанные секунды. Одежда сваливается на пол, к моим ногам. Я переступаю через роскошный кашемир, приблизившись к мужчине вплотную. Теперь на мне лишь нижнее бельё, чулки и обувь. Слегка наклоняюсь вперёд, одновременно с тем цепляя кончиками пальцев пояс кружевных шортиков, однако стянуть ткань не успеваю.

Мои запястья обвивают мужские ладони, вынуждая замереть, а губ касается чужое обжигающее дыхание. Не поцелуй, нет. Всего лишь обещание. Едва осязаемое прикосновение. Такое же призрачное и обманчивое, как и всё то, что я успеваю представить в своих фантазиях по поводу происходящего…

– Отпусти, – следует новым приказом.

Я послушно разжимаю пальцы, прекратив затрагивать край ажурного белья.

– Ты очень сильно разочаровала меня сегодня, цветочек, – продолжает Маркус.

Знаю. И мне очень-очень жаль. Настолько сильно, что сердце сжимается бескрайне щемящей болью от осознания того, насколько жестоко я ошиблась.

Но то остаётся глубоко внутри меня.

А вслух:

– Накажешь? – спрашиваю тихонько, невольно переводя внимание на скалку, покоящуюся на кухонной столешнице.

– А должен? – задаёт встречный вопрос брюнет.

И не отвечает на заданный мною вопрос.

Что ж… Так даже интереснее.

Скорее всего, последнее довольно отчётливо отражается на моём лице, потому что на губах англичанина расплывается понимающая ухмылка. Маркус проводит двумя пальцами вдоль моей нижней губы, тем самым вынуждая открыть рот и принять то, чего он хочет. Обхватываю его пальцы, втягиваю глубже, облизываю и прикрываю глаза.

– Теперь это, – следует очередным приказом.

Скалка не очень широкая, на ней нет ручки, она холодная и гладкая. Я согреваю её своим дыханием, послушно обхватывая губами, пока широкая мужская ладонь плавно скользит вдоль линии груди и ниже, к животу. Гладит так аккуратно и бережно, что совсем не вписывается в моём разуме на контрасте с использованием нами в данный момент кулинарного предмета.

– Маркус, – срывается с моих уст в тихой мольбе.

Я выгибаюсь ему навстречу, позволяя себе без лишних сомнений тонуть и пропадать в хищном пламени, горящем во взгляде цвета тёмный ультрамарин. Когда-нибудь оно сожжёт меня дотла. Но в данный момент меня это совершенно не волнует. Только то, чтобы это продолжалось как можно дольше.

Одним спешным жестом он отшвыривает мою одежды в сторону, подхватывает за бёдра и усаживает на кухонный стол, стягивая нижнюю часть белья.

– Ножки шире, цветочек, – сам же поднимает и разводит их, вынуждая опираться пятками о край столешницы.

Англичанин медлит всего лишь какую-то жалкую долю секунду, прежде чем окончательно лишает меня кислорода. Он забирает весь мой воздух, целуя так горячо и алчно, что кажется, будто дышать снова я и вовсе уже не смогу. Не только голова кружится – весь мой мир идёт кругом, норовя вот-вот и вовсе исчезнуть, поэтому цепляюсь за сильные плечи, чтобы оставить себе хотя бы напоминание о том, будто бы остаётся ещё хоть что-то, что я могу контролировать. Пусть это и не так, на самом деле.

Маркус снова гладит живот, а затем его ладонь плавно умещается между моих ног. Никакой подготовки, никаких прелюдий. Он просто вторгается в моё тело, всовывая пальцы, сгибая их, поглаживая и растягивая меня изнутри. Впрочем, я не жалуюсь. Требуется не так уж и много времени, чтобы рассудок заволокло туманной пеленой сладостной эйфории, пронизывающей каждую клеточку моего организма. Но столь ожидаемое освобождение никак не наступает.

Мои губы сами собой растягиваются в букву «О», а из горла вырывается протяжный стон, когда мужские пальцы внутри меня заменяет недавно согретый мною мрамор. И это только начало. Он явно дразнит меня, сосредоточенно наблюдая за собственными действиями, пока по чуть-чуть проталкивает скалку, а затем вытаскивает её. Снова и снова.