Федерико Моччиа - Три метра над небом. Трижды ты

Ренци смотрит на нее и расплывается в улыбке:

– Ты.

Дания поднимается на цыпочки и его целует – сначала легко и нежно, а потом страстно. Они стоят и целуются, среди летающих ласточек и на фоне римского неба, с бокалами в руках. Наконец Дания отходит в сторону и берет его за руку.

– Пойдем…

Она почти тянет его вниз, заставляя спуститься по этим ступенькам, ведет его обратно в гостиную, берет у него бокал и ставит его на столик. Дания отодвигает небольшое красное кожаное кресло, ставит его в середину комнаты, около большого окна наверху. Потом обходит вокруг кресла и, осторожно подтолкнув Ренци двумя руками в грудь, заставляет его упасть в мягкое кресло. Дания встает перед ним, делает последний глоток кока-колы, ставит бутылку на столик, а потом раздвигает его ноги и падает на колени. Продолжая смотреть ему в глаза, она расстегивает его ремень, пуговицу на брюках, молнию и, не переставая на него смотреть и улыбаться, находит то, что искала, и берет в рот. Теперь Ренци видит эти разметавшиеся по его ногам каштановые волосы, чуть выше – большое окно, несколько телевизионных антенн вдали, облака. Время от времени Дания поднимает голову и улыбается. В «Красотке» ее героиня смеялась, когда смотрела по телевизору мультфильм, и одновременно занималась тем же самым. «Хороший фильм», – думает Ренци. У него только один маленький, но опасный недостаток: Ричард Гир влюбляется в эту проститутку.

Даже не заметив, как так вышло, Баби и Паллина оказываются за цветным столиком в бистро «Тьополо» – точь-в-точь так, как много лет назад. Перед ними – две кружки пива. И, хотя ни одна из них много не пьет, как раньше, но они полны того же восторга и того же любопытства, а их глаза сияют так же, как прежде. Паллина чувствует, что уже забыла все обиды, хотя втайне ее пугает мысль, что ее снова могут обидеть. Однако она предпочитает об этом не думать. Речь Баби ее так воодушевила, что, слушая ее слова, Паллина ругает себя за то, что всегда была такой упрямой романтичной дурочкой.

– Знаешь, что мне сказал Лоренцо? Что старая гостиная нравилась ему больше. Но если уж ты решил сделать свою жену счастливой, выполнить ее каприз, то почему бы тебе не быть до конца великодушным? Ты уже потратил деньги, но этими словами все портишь: это все равно что сказать, что эти деньги были потрачены зря.

Паллина отпивает немного пива.

– Тогда мы могли заставить его потратить гораздо больше денег, раз уж мы были там, а?

Баби тоже отпивает немного пива.

– Ты права. Знаешь, что я тебе скажу? Мне кажется, скоро мне снова перестанет нравиться эта квартира, и я снова ее переделаю!

Паллина таращит глаза.

– Тогда он примет тебя за сумасшедшую. Да и к тому же я не думаю, что он станет тебе потакать.

– Станет.

– То есть он согласится снова все переделать?

– Да, я же тебе сказала: дело, разумеется, не в деньгах. Он в меня влюблен и сделает, что угодно. Ты помнишь, как ведет себя мужчина, когда он влюблен?

Услышав этот вопрос, Паллина сразу же начинает думать о Полло, о том, как они познакомились во время вечеринки, когда он пытался украсть деньги из ее сумочки. Полло – и его наплевательское поведение; Полло, даже если он и был так влюблен, не умел этого показать – не потому, что у него не было ни гроша, а потому, что у него не было на это времени…

– Да, Полло был влюблен, хоть и на словах. Однажды он сказал: «Благодаря тебе я чувствую себя особенным, самым богатым человеком в мире. Те пятьдесят евро, которые я у тебя стянул, стоили сотен миллионов евро, и знаешь почему? Потому из-за них я познакомился с тобой».

– Ты по нему так скучаешь?

– Иногда очень. Иногда просто невыносимо. Я до сих пор вспоминаю некоторые его фразы или мне кажется, что я слышу его смех… Или, когда со мной случается что-то забавное, мне хочется сказать: «Вот, а Полло сказал бы это или отпустил бы такую шуточку», или: «А вот этого перца Полло уже бы поколотил!»

– Ну, это уж наверняка.

Девушка в выцветшем небесно-голубом фартуке, с распущенными светлыми волосами и пирсингом в правой ноздре ставит на стол заказанные блюда.

– Картошка, запеченная в фольге. Кому?

– Мне.

Паллина поднимает руку и берет заказ. Официантка ставит перед Баби блюдо с авокадо по-датски – с начинкой из сливочного йогурта, креветок и укропа – и уходит.

Паллина еще больше отгибает фольгу, в которой запечена картошка, и поливает ее йогуртовым соусом.

– Знаешь, я должна сказать тебе одну вещь. Я тут кое с кем встречаюсь.

Баби удивлена.

– Да ладно. Я его знаю?

Паллина, улыбаясь, кивает.

– С кем-то из «Будокана»?

Паллина снова кивает и улыбается еще шире.

– Неужели? Не может быть… Не могу даже представить, с кем.

Баби немного думает, а потом, словно догадавшись, бросает на Паллину быстрый взгляд.

– Да ладно. Ты надо мной смеешься?

Паллина хохочет.

– Думаешь, смеюсь? Конечно же, нет.

Баби снова задумывается.

– Так… Но это же не Сицилиец, правда?

– Правда.

– Потому что хотя он и был очень милым, но его девушки всегда были деревня деревней, невозможно накрашенные, в трусиках, выглядываюших из-под джинсов. Это не про тебя – или на самом деле ты как раз такая и одеваешься прилично только для меня.

– Нет, это не он.

– Ну тогда мне уже никто не приходит в голову, потому что, кроме него, все были отвратительные, грязные и злые.

– Ладно, я скажу, а то ты никогда не угадаешь. Я встречаюсь с Банни.

– С Банни? Да не может быть, это невозможно. Паллина! Но он же такой мерзкий, просто страх. Я запомнила его таким грязным, вонючим…

– То же самое сказал и Стэп.

– Ты ему об этом сказала? И как он это воспринял?

– Вначале – ужасно, хотя и не показывал виду. А ты знаешь, каким он стал, нет?

– Ну…

(«Еще бы мне не знать», – хотела бы сказать Баби, но сдерживается.)

– Так вот представь: мне пришлось устроить вечеринку и пригласить всех из «Будокана», чтобы Банни и Стэп встретились и чтобы получить его благословение. Мне этого совсем не хотелось, я убирала в квартире два дня подряд, но Стэп оказался очень милым. – Тут Паллина останавливается, внезапно догадавшись, что, может быть, сказала что-то не то. – Извини, если что не так.

Баби смотрит на нее с любопытством.

– Почему?

– Ну, я не подумала, может, тебе совсем не хочется говорить о Стэпе, может, тебе это неприятно.

Баби ей улыбается.

– Нет, ничего, не волнуйся.

– Так вот я говорила, что он оказался очень милым, с ним мне было спокойно, и не было ощущения, что я поступила плохо, «подцепив» другого из той же самой компании и тем самым оскорбив память его большого друга.

– Со Стэпом, когда он хочет, ощущаешь себя… в трех метрах над уровнем неба.