Кристал Сазерленд - Наши химические сердца

– С днем рождения! – прокричали мы хором, когда она зашла на кухню в розовой ночнушке (никогда бы не подумал, что Лола может носить такое).

Во сне ее челка встала дыбом, как ирокез. Она зажала рот рукой.

Лола приняла душ, переоделась, мы заехали за Мазом и поехали завтракать в город. Джорджия подарила Лоле кактус. («Офигеть, как романтично, – ахнула Лола, открыв подарок. – Наши отношения однозначно перешли на новый уровень».) Маз подарил масляные краски в бамбуковой коробочке, а я – свечку в виде кошачьего скелета: когда она прогорала, оставались только кости.

Мы с Лолой верили в тайный смысл подарков, и, увидев стремного кота, закапавшего воском подарочную бумагу, Лола поняла, что я хотел сказать. Наша дружба – как эта свеча: все дерьмо прогорит, но внутри останется твердый костяк. Навсегда.

– Генри, ты удивительное существо, – Лола прижалась лбом к моему виску. – Что за подвиг я совершила в прошлой жизни, чем заслужила твою дружбу в этой?

– Вы двое такие лапочки. Иногда прямо жалею, что ты лесбиянка, а то поженились бы и жили долго и счастливо, – сказала Джорджия. – Нет, я, конечно, рада, что ты лесбиянка, но не суть.

Я стал думать, что подарить Грейс на день рождения в конце месяца. Ничего из того, что обычно дарят девушкам, не подойдет, потому что: 1) Грейс Таун – не моя девушка; 2) я почти не сомневался, что ее вырвет при виде цветов, конфет и побрякушек. Я знал, что не нужно дарить ничего крутого; главное – чтобы подарок был со смыслом.

Но что подарить девушке, чья душа вмещает целую Вселенную, когда твоя голова прочно застряла на планете Земля?

Черновик 6

Потому что ты заслуживаешь звездной пыли, а все, что у меня есть, – пыль под ногами.

В СУББОТУ ВЕЧЕРОМ небо разверзлось и пошел ливень. Папа отвез меня к Грейс. Я выбежал из машины, укрылся под высоким вязом у ее дома. С волос капала вода: я успел промокнуть до нитки. В руке зажужжал телефон.

ГРЕЙС:

Задерживаюсь на 10 минут. Подожди у дома. Внутрь не заходи.

Я взглянул на грустный, мрачный дом с задернутыми шторами и заросшим садом и вспомнил, как Мюррей прикалывался, что Грейс не от мира сего. Вампир или падший ангел. Эти стены явно хранили секреты, которые мне было не положено знать. Но какие?

Дверь открылась, и из мрака вышел невысокий мужичок с лысиной. Я узнал его: он всегда забирал машину Грейс по вечерам.

– Генри Пейдж, – спросил он, прищурившись в тусклом свете, – это ты?

– М-м-м, да, – тихо ответил я, а потом добавил громче: – Да, я Генри Пейдж.

– Чудесно. Да замечательно! Заходи, заходи в дом. Я Мартин.

Меня вдруг пронзил иррациональный страх. Подожди у дома. Внутрь не заходи . Что если это была не просьба, а предостережение? Что если этот Мартин – оборотень или еще какая нечисть? Потом иррациональный страх превратился в настоящий. В страх предать ее. Что бы ни находилось внутри этого дома, она не хотела, чтобы я это видел. По крайней мере, пока. А может, никогда.

– Да мне и тут нормально. Грейс через пару минут подойдет.

– Не глупи. Смотри, как льет. Заходи, согрейся.

Мартин поманил меня одной рукой, а другой придерживал комариную сетку. Ну я и зашел. Из-за того, что было холодно, темно и шел дождь, но еще и потому, что хотел знать, что она от меня скрывает. Я снова вспомнил Чесли Салленбергера: тот в жизни бы не стал вести себя как я. Увы, я все больше отдалялся от своего белоусого кумира.

– Заткнись, Салленбергер, – буркнул я себе под нос.

– Генри, – промолвил Мартин, пожав мне руку. – Мы много о тебе слышали.

– Надеюсь, только хорошее.

Так полагалось отвечать, но мне было приятно. Приятно знать, что кто-то из ее близких знал о моем существовании.

– Ну, по большей части, – усмехнулся он. – Располагайся. Если хочешь, подожди в комнате Дома, – сказал он и тут же исправился: – То есть в комнате Грейс. Теперь, наверное, это ее комната.

– Что? Здесь… жил… Дом? – Я произнес это отрывисто, разделяя слова паузами, будто мой мозг с трудом пытался уяснить, что значат эти три слова вместе.

Мартин нахмурился.

– Жил? Грейс же сказала тебе, что мы не ее родители?

– Э-э-э… нет. Я думал, вы ее папа.

– Нет-нет. Я Мартин Сойер. Доминик – наш сын. Где-то за месяц до катастрофы Грейс переехала к нам. Она же тебе рассказывала, что у нее проблемы с матерью? А когда Дома не стало, мы с Мэри настояли, чтобы Грейс осталась у нас. Мы ведь так давно ее знаем. Все эти годы. Грейс нам, считай, как дочь.

– Грейс живет… в комнате Дома?

– Я думал, ты в курсе.

– Ух. – Я покачал головой, облизал пересохшие губы и впервые огляделся.

Тепло-кремовые, почти светло-оранжевые стены; мебель из темного дерева. Старый протертый ковер на лестнице и стены, сплошь увешанные фотографиями. Улыбающиеся лица выпускников, выцветшие свадебные фото, и на всех был он, Доминик. Его лицо смотрело на меня отовсюду.

Ближе всего висела его фотография с Грейс: она сидела на его широких плечах, а он держал ее за здоровые ноги. Я видел его впервые. Меня словно ужалила ядовитая змея. Дом был крепким, мускулистым – классический красавчик. Полная моя противоположность. На снимке на нем была футбольная форма; он улыбался во весь рот. А Грейс смеялась, откинув голову; на ней был его футбольный шлем, пальцы в его волосах.

Во мраке моей уничтоженной души закипала желчь. Я не ревновал. Не боялся. Мне просто стало грустно.

– Дом был нашим младшим сыном, – сказал Мартин и отвел меня от пыточной стены. – У них с Рене приличная разница. Старшие уже давно жили отдельно, когда случилась авария. Хорошо, что Грейс осталась с нами. Я не смог бы выдержать тишину.

– Простите. Я не знал, что это его дом.

– Брось, дружище, не за что извиняться. Ты хороший друг. Ты и твоя девушка, Лола. Вы молодцы, что так ее поддерживаете. Мы вам очень благодарны.

– Моя… девушка… Лола? – снова спросил я, отделяя слова паузами.

Тут Мартин уже посмотрел на меня как на тупого. Значит, Грейс ему врала. Врала о нас. Хотя почему бы и нет? Как сказать отцу своего погибшего парня, что спишь с другим?

– А-а-а, Лола! Ну да. Моя девушка. Мы любим Грейс.

Мартин кивнул на дверь в конце коридора:

– Можешь подождать в комнате. Грейс скоро придет. Я скажу, где ты.

– Спасибо.

Я подождал, пока Мартин уйдет, и медленно, одной рукой, открыл дверь, колеблясь на пороге его склепа. Воздух в комнате был спертым. Здесь отчетливо пахло Грейс.

Нет, здесь пахло им.

Мне захотелось блевать. Или принять ошпаривающий душ. Или блевануть в ошпаривающе-горячем душе. Но любопытство пересилило. Я включил свет и шагнул через порог.

Это была обычная комната подростка, где, как и у меня, беспорядок соседствовал с порядком. Смятое клетчатое покрывало в ногах неприбранной кровати. Книжный шкаф со всеми томами «Гарри Поттера» и «Властелина колец». Гитара на стуле. Проигрыватель с кучей старых виниловых пластинок. Глобус. Скейтборд. Рюкзак. Стол, а на нем – ноутбук, спортивные журналы, детские сокровища. Грифельная доска и портрет Моцарта на холсте, сувениры из далеких стран. На комоде – украшения Дома: кожаные шнурки с якорями, крестами, черепами. Его дезодорант.