Кристал Сазерленд - Наши химические сердца

– Грейс, я не…

На этом у меня сорвался голос, она перебила меня и начала говорить. И с каждым прекрасным словом, капавшим с ее языка как яд, я заболевал все сильнее, как Мюррей и предсказывал, и хотел ее все больше.

– Таких как ты больше нет. Хочу, чтобы ты знал, – произнесла она. – Я любила Дома, очень, но у нас с тобой есть что-то, чего у меня с ним никогда не было.

– Грейс.

– Генри, я серьезно. У нас с тобой такое взаимопонимание, такая близость… С Домом я никогда не чувствовала ничего подобного. Ты особенный. Когда мы вместе… После его смерти я думала, что никогда не смогу полюбить. Я не хотела влюбляться. Но потом появился ты. И я испугалась, потому что все случилось так скоро. Но мы с тобой… Нам же так здорово вместе, Генри. И я так хочу тебя, боже, я хочу тебя постоянно.

– Не хочу, чтобы ты мне все это говорила, когда пьяна. Скажи мне то же самое, когда будешь трезвой.

– Я знаю, что у нас все получится. Правда. Я хочу, чтобы мы были вместе.

– А я хочу, чтобы ты повторила это завтра, когда проснешься. Хочу, чтобы ты была уверена.

– И как ты повел себя после того, как увидел его комнату… Я думала, будет ужасный скандал, но то, как ты отреагировал… После этого я еще сильнее хочу быть с тобой.

– Ты завтра вспомнишь все, что сегодня наговорила?

– Я должна знать, уедешь ли ты в колледж.

– Не знаю. Возможно.

– Потому что если мы будем вместе, ты должен остаться. Я пока не готова уехать. Поэтому мне нужно знать, уедешь ты или нет.

– Грейс… я пока не знаю. Еще не решил.

– Я слишком напираю на тебя, прости.

– Ничего. Я тоже поначалу напирал.

– Но так и должно быть, если люди любят друг друга! Нужно прямо говорить о своих чувствах. Я тебе завидую. Ты можешь признаться в своих чувствах.

– Не всегда. Только иногда. Только когда я с тобой.

– Ты все еще хочешь быть со мной?

– Мои чувства остались прежними, – ответил я, утратив последнюю каплю своей решимости.

Разве мог я винить ее в том, что она все еще его любит? Она сомневалась, колебалась, а я – нет.

Я не сомневался.

Я никогда не сомневался и не буду.

И мне ли играть недотрогу? Я боялся, что, если начну отталкивать Грейс, она возьмет и уйдет. Я прислонился к стене, запустил руку в волосы. Глаза щипало, хоть слезы не текли. Я не мог смотреть ей в глаза.

– Скажи, что чувствуешь, – произнесла она, положив голову мне на плечо и прижавшись грудью к моей груди.

– Грейс.

– Хочу снова это услышать.

– Это несправедливо.

– Знаю. Но я так скучаю по этим словам. Скажи.

– Я никогда ни к кому не испытывал ничего подобного.

– Говори еще.

И тут пришла Лола. Ла. Дьявол и ангел в едином обличье.

– Вот вы где! – воскликнула она и оттащила Грейс в сторону – вырвала ядовитое жало. – Грейс, дорогая, там тебя ищет обалденная красотка по имени Пайпер.

Грейс взглянула на меня.

– Приходи и найди меня, – сказала она, потянулась и поцеловала меня в щеку.

А потом ушла. Я сел на землю, схватился за голову. Лола села рядом.

– Кажется, у меня сейчас будет нервный срыв.

– Чертова девица. Ох уж эти бабы. Надо сматываться отсюда немедленно.

Но мы не смотались. Грейс стала моим наркотиком, и сегодня его давали бесплатно. Я должен был остаться и получить передозировку.

Мы с Ла вернулись на ярмарку. Встретили двоюродного брата Грейс, и тот купил нам выпить. А потом Грейс снова нашла меня и опять флиртовала, болтала, смеялась, как всегда бывало с ней в подпитии. Она висла на мне, гладила меня по волосам. И я позволял ей. Как полный идиот, я сидел, позволял ей все это делать, разрешал людям – всем ее друзьям – смотреть на нас и чувствовал, как у меня сжимается сердце, когда она говорила со мной ласково. Она говорила такие прекрасные слова, и я подумал: может быть, мы все-таки будем вместе? Потому что люди не ведут себя так, если ничего не чувствуют. Не приглашают на свой праздник и не признаются в чувствах, если на самом деле им плевать.

– Ты должен уйти в отрыв, Генри, – вдруг сказала она. Она сидела у меня на коленях, прижималась губами к моему виску. – Тебе надо переспать с кучей девчонок, чтобы я смогла тебя возненавидеть. Мне было бы намного проще, если бы я просто тебя ненавидела.

– О чем ты?

– Боже, как это неправильно. Как все это неправильно! – У нее путался язык, она наклонилась. Она была пьяна, сильно пьяна. Я видел ее пьяной, но не настолько. – Мне надо в туалет.

– Ладно.

Она слезла с моих колен и заковыляла в туалет.

Я думал, ее вырвет, она посидит там, поплачет. Стоит ли идти за ней? Я не знал, что делать, и решил не идти. Сидел за столиком минут двадцать, ел хот-дог, а потом пошел и разыскал ее подругу – кажется, ее звали Пайпер, – попросил ее зайти в туалет и проверить, жива ли еще Грейс (она оказалась жива).

Через десять минут Пайпер вышла и нашла меня в толпе. Мы с Лолой выуживали резиновых утят из надувного бассейна.

– Можешь отвезти ее домой? – спросила она. – Она говорит, что выйдет, только если ты отвезешь ее домой.

– Слушай… мне кажется, идея не очень.

– Она говорит, что ты ей небезразличен, Генри.

«Я в курсе, – хотелось ответить мне, – последние два часа я только об этом и слышал».

– Ладно, пусть выходит. Я прослежу, чтобы она добралась до дома.

Мы с Ла стояли у выхода с ярмарки и ждали, пока Пайпер уговорит Грейс выйти. Она вышла через десять минут: тушь размазалась, глаза и губы опухли от слез. Я стоял, сложив руки на груди, и смотрел, как Пайпер усадила ее на траву и пошла к лотку с сахарной ватой купить воды. Как же нечестно, что некоторые могут быть настолько прекрасными, даже когда пьяны в стельку.

– Генри Пейдж, – слабым голосом проговорила Грейс, когда Пайпер наконец заставила ее встать и подойти, – отвези меня домой.

– Пошли отсюда, – сказала Лола и закинула руку Грейс себе на шею.

А я не хотел вести ее к себе домой. Не хотел, чтобы она шла ко мне, раздевалась и лежала голой на моей кровати. Это было несправедливо. Нечестно, что я доставался ей так легко каждый раз, когда ей того хотелось.

Пошел дождь, и Грейс немного пришла в себя. Она сбросила руку Лолы и пошла нетвердыми зигзагами. Капли дождя стекали с ее волос и пальто. Она была без трости – бросила ее где-то на ярмарке, – но казалось, без нее она шла даже быстрее. Будто на самом деле трость была ей не нужна и она носила ее по привычке – по той же причине, что не избавилась от одежды Дома.

– А я ведь была балериной, – вдруг произнесла она и вытянула руки над головой. – Раньше я умела танцевать. Кажется, я вам не рассказывала. Теперь я и этого не могу.

Лола взяла меня за руку, положила голову мне на плечо, и мы стали смотреть, как Грейс танцует под дождем, потому что не смотреть на это было невозможно. Ее движения завораживали. Она была как видение.