Мег Розофф - Джонатан без поводка [litres]

На закате они пошли гулять по длинной закругляющейся лесной тропинке. К ним присоединилась Кало, она бежала впереди них и без остановки разговаривала с собаками.

– Ее в самом деле зовут Кало? – шептал Джонатан. – Как Фриду? Она больше похожа на Сару. Или Бет.

Грили пожал плечами.

– Она беженка из неблагополучной семьи. Сомневаюсь, что при рождении ее назвали Кало.

Джонатан думал, сочтут ли беженцем и его, если он останется здесь. Беженцем от неудавшейся первой работы, отказов женщин, несостоявшейся свадьбы, полного унижения, опасной квартиры и неудачи в вопросе, который вот уже семьдесят два часа казался очень важным и жизненным.

Поздно вечером он лежал в тихом домике и пытался представить, как это – жить здесь полгода или год, участвовать в исследованиях разных команд или работать на кухне. Ему нравилось ощущение от местной жизни, ее простота. Он зажмурился и попытался представить, как он, в спортивной одежде, готовит душистые веганские рагу и рубит дрова. Жизнь в лесу в обществе лучшего друга – духовно богатого дровосека-трансвестита (Грили Великий, Грили Премудрый, Грили Единение С Природой). Он, безусловно, любил чернозем. Но он также любил людей, и толпы, и шум. Ему нравился Нью-Йорк во время дождя, под белым ковром из снега и по щиколотки в жиже. Он даже не возражал против нестерпимой летней жары, потому что всегда можно было зайти куда-нибудь и охладиться. Хотя проживание в Нью-Йорке предполагало бесконечные жалобы на все на свете. Ему нравились местные сумасшедшие и рестораны с едой навынос, где он и официанты, которые почти не говорили на английском, звали друг друга по имени. Он любил голубое небо и розовеющие закаты, отражающиеся в небоскребах. Ему нравилось, что можно точно сказать, за сколько ты пройдешь десять кварталов. Нравились уличные рынки, корейские магазинчики и то, что в эпоху «Netflix», когда можно любой фильм посмотреть дома, люди все еще ходят в кино. Ему даже нравился резкий запах на улице в день сбора мусора. Лес был прекрасен – темный и глубокий, но наелся ли Джонатан Нью-Йорком?

Тихое жужжание вывело его из задумчивости, и он понял, что телефон был в беззвучном режиме. Он взял его и проверил сообщения.

Было одно новое, с незнакомого номера. В нем было написано:

«А в чем ты силен?»

Сердце у него заколотилось, и он ответил:

«Доктор Клэр?»

«Ты сказал, что в здравомыслии ты не силен. А в чем силен?»

Его трясло, пока он набирал ответ:

«Я хорошо умею принимать ужасные решения, а потом мужественно из них выбираюсь самым неуклюжим способом».

«Хмм… Впечатляющий талант. А твой самый большой недостаток?»

«Это настолько отвратительно, что стыдно писать»

После этого долго сообщений не было.

«Прошу прощения, я была ужасной тогда»

Потом снова долго не было сообщений, но мессенджер давал понять, что она что-то пишет:

«Просто все было неожиданно».

Он думал с минуту и, глубоко вздохнув, написал:

«Ты не можешь быть ужасна, сколько ни старайся».

Последовала длиннющая пауза.

«Спокойной ночи, Джонатан».

«Спокойной ночи, доктор Вет».

Пришло новое сообщение.

«Зоуи».

Зоуи. Зоуи Клэр. Зоуи-Зоуи-Зоуи. Клэр-Клэр-Клэр.

Он читал и перечитывал ее сообщения. Через несколько секунд в него ткнулся мокрый нос, и он бережно обнял его хозяина.

– Хорошие собаки, – сказал он им. – Какие же вы хорошие собаки.

И они спокойно виляли хвостами, потому что знали, что это правда.

На следующее утро Джонатан пошел с собаками на длинную прогулку по лесу и вдоль озера. Все втроем они искупались, замерзли и насухо отряхнулись. Завтрак был обильный: свежеиспеченный хлеб, местные фрукты, органический йогурт и беспошлинный кофе. Затем он взял тетрадь и сделал зарисовки всех, с кем познакомился за последние сутки, сопроводив их примечаниями и вариантами диалогов. Наконец, продержавшись максимально возможное время и исчерпав границы своих физических возможностей, он набрал ее номер. Еще не было и семи утра.

– Недостаток у меня такой, что я попадаю в передряги. Например, соглашаюсь жениться на девушке, с которой мы друг другу не подходим.

– Нельзя сказать, что ты выгодно себя подаешь, – зевая, сказала она.

– Я тебя разбудил?

– Нет. Да. Но мне, в любом случае, пора вставать, – он услышал, как где-то рядом с ней пролаяла Вилма. – Иду, тиран, – сказала она Вилме. – Мне надо идти, – это уже адресовалось Джонатану.

– На самом деле?

– На самом деле.

– Хорошо, пока.

– Пока.

Он все не клал трубку.

– Ты еще здесь? – спросил он через минуту.

– Нет, – ответила она и повесила трубку.

Он думал о ней каждую минуту. Наконец в четыре он написал ей сообщение, продержавшись еще несколько часов с момента, когда исчерпал все свое терпение.

ОН: Мне жаль, что моя невеста разрушила ваши отношения.

ОНА: Мне – нет.

ОН: Ты любила Марка?

ОНА: А ты любил Джули?

Он перестал писать и позвонил ей.

– Если честно, – сказал он, когда она взяла трубку, – я вздохнул с облегчением, когда у нас все закончилось.

– У меня пациент, – сказала она.

– Ой, – сказал он.

– Но раз уж ты спрашиваешь, я была взбешена, когда у нас все закончилось.

– Это совсем не то же самое, что в отчаянии. Да ведь?

– Нет, не то же.

Джонатан закрыл глаза и представил ее выразительный рот, длинный нос, густые, волнистые темные волосы. И сделал глубокий вдох.

– Я бы от тебя к Джули не ушел.

– Я правда не могу говорить, – ответила она и положила трубку.

Рабочий день у нее был до семи. В 7:02 он снова ей написал.

«Ты теперь сама гуляешь с Вилмой вместо Марка?»

«Да»

Ответила она через минуту.

«Давай как-нибудь вместе погуляем с собаками?»

«В какой день?»

«Я сейчас за городом. Возвращаюсь завтра».

Она написала через вечность:

«Тогда на следующей неделе?»

«Да. Как насчет завтра?»

«Позвони мне»

Он был рад звонить ей каждую минуту каждого дня, до самой смерти.

– Ты сегодня какой-то решительный, – заметил Грили, склонив голову и немного прищурившись.

– Я уладил одну вещь, – сказал Джонатан. – Вернее, две.

Грили кивнул.

– Это начало. Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что ты был моим духовным наставником. Ты был прав насчет многих вещей. По крайней мере, насчет некоторых.

– Это хорошо, – ответил Грили.

Следующую ночь Джонатан то засыпал, то просыпался, видел ее во снах, мечтал о том, чтобы она была рядом, охваченный возбуждением и тревогой одновременно. «Вдруг… вдруг… вдруг…» – думал он. Затем он перестал задаваться вопросами и просто представлял ее в самых разных ситуациях и себя, если бы она разрешила ему гладить ее волосы, держать в руках ее лицо, целовать ее – его собственную, высокую, строгую, добрую доктора Вет.