Вера Колочкова - В объятиях самки богомола

Марта быстро свернула разговор, болезненно запнувшись на «бывшей». Ужасно звучит, жестоко, как приговор. Бывшая.

Ну, это мы еще посмотрим, кто из нас бывшая, это мы еще поглядим…

Моментально собравшись, она тут же решила поехать, но в последний момент передумала. Воскресенье же сегодня, Витя наверняка дома. А при Вите разговор вряд ли состоится. Нет, лучше завтра с утра, когда он на работу уйдет. Вот тогда она и застанет эту самую Соню врасплох…

Но «врасплох» не получилось. Почему-то Соня нисколько не удивилась, увидев ее в дверях. Была она по-утреннему растрепанной, в коротком халатике, из выреза которого виднелась полная налитая грудь. Из глубины квартиры плакал ребенок, и Соня проговорила быстро, указывая на кухню:

— Вы проходите, Марта, сейчас я его покормлю, и он уснет. Это минут двадцать займет, не больше.

Марта прошла на кухню, огляделась. Да уж, не Версаль, явно не Версаль — кухня убогая, и квартира убогая, давно не знавшая ремонта. И на что Витя свою хорошую жизнь променял…

Вскоре Соня пришла, уселась за стол напротив нее, проговорила деловито:

— Слушаю вас, Марта.

Вот нахалка какая! Слушает она, стало быть! Нагло увела мужа и что-то еще слушать собралась! Вот взять бы и сказать ей всю правду, кто она есть на самом деле!

Но Марта сдержалась, ничего такого не сказала. Улыбнулась почти дружелюбно, даже немного сочувственно:

— Вы такая молодая, Соня… Сколько вам лет? Девятнадцать? Двадцать?

— Двадцать один.

— Понятно… В двадцать один — и уже на руках ребенок, и муж немолодой, с которым не так уж и весело, с которым на дискотеку не сходишь, правда? А через десять лет он будет уже совсем, совсем не молод…

— Я не понимаю вас, Марта… Что вы мне хотите сказать? Вы чего-то хотите от меня, да? Говорите прямо… Вы скажите, а я отвечу. Может, все сразу и выяснится.

— Хорошо, я скажу. Вернее, я предложить хочу тебе, Соня… Мне просто жаль тебя, понимаешь? Залетела от преподавателя, рожать пришлось… Ведь это не входило в твои планы, правда? Не надо, ничего не говори пока, просто выслушай. Я тебе предлагаю вот что… Хочешь, я заберу у тебя Витю вместе с ребенком? Ну подумай, Соня, ведь не нужен тебе Витя… Ты просто боишься, что одна не поднимешь ребенка. А я тебя освобожу от всех этих забот! И обещаю тебе, что ты останешься его матерью юридически, и в любой момент сможешь, если захочешь… Ведь вся молодость впереди, сама подумай… А если встретишь хорошего парня, которому твой ребенок не будет нужен? Ведь встретишь, обязательно встретишь! Подумай, Соня, хорошо подумай! И прими правильное решение! Да, и вот еще что, если тебе жить негде, то можешь рассчитывать на эту квартиру. Витя не будет против, я думаю. Ты только объясни ему по-хорошему, что он тебе совсем не нужен, так, чтобы он понял…

Марта говорила очень быстро, глядя Соне в лицо. И видела, как у той глаза сначала расширились от удивления, потом от ужаса. Понятно было, что Соня никаких таких решений не примет, но Марта остановиться уже не могла:

— Подумай, Соня! Ничего не отвечай пока! Просто подумай! У тебя вся жизнь впереди!

— Вы что, ненормальная? — с тихим ужасом проговорила Соня, запахивая на груди халатик. — Да как вам вообще такое в голову пришло? Чтобы я своего ребенка взяла и отдала! Да вы с ума сошли!

— Да, ты права… Наверное, я сошла с ума, но ты меня тоже пойми, Соня…

— Да не смогу я вас понять! Или вы сумасшедшая, или устроены как-то ненормально. Не по-человечески как-то. Чтобы такое предлагать… И еще так настаивать… Да я Вите все расскажу, понятно вам?

— Что ж, расскажи… Мне уже все равно.

Из глубины квартиры снова послышался плач ребенка, и Соня молнией метнулась на этот плач, лишь на секунду остановившись в дверях кухни, чтобы сказать быстро:

— Уходите! Уходите, слышите? Я не буду больше с вами разговаривать!

— Хорошо, я уйду. Извини, что побеспокоила. Это я от отчаяния, ты пойми, хотя не поймешь, молодая еще…

Соня убежала, и Марта тоже поднялась со стула, вышла в прихожую. Открывая дверь, услышала, как Соня тихо воркует с ребенком, и сердце прожгло неистовой болью. Ну почему все так? Почему? Почему?!

Говорят, беда не приходит одна. Если ворвались в тебя тоска и страдание с одиночеством, то обязательно еще какую-нибудь проблему с собой приведут.

Проблемой оказалась мама. Вернее, не сама мама, а ее болезнь. И понесло же маму наличники на дачных окнах красить, как будто без крашеных наличников прожить бы не смогла! Окна-то высоко расположены, пришлось лестницу приставлять, вот и упала с той лестницы, и сломала шейку бедра. А перелом шейки бедра — это самое неприятное, что может случиться в пожилом возрасте.

Мама больше с постели не встала, и врачи давали неутешительные прогнозы. За мамой нужно было ухаживать. То есть жить вместе с ней в ее квартире. По странному капризу, переезжать к Марте она отказалась категорически. Марта злилась — в мамином-то положении еще и капризничать! Но что толку злиться, если характер у мамы такой.

Впрочем, злость вскоре прошла, осталось одно практическое восприятие возникшей проблемы: не хочешь — не переезжай, но и я на другой конец города мотаться не буду. Я сиделку найму. В копеечку, конечно, такое решение влетит, но пусть в этом тогда и заключается пресловутый обещанный стакан воды…

И вообще… Стыдно признаться, но она не чувствовала по отношению к матери положенной дочерней остро болезненной жалости. Наверное, жалость к самой себе поглотила все внешние «жалости», осталась одна злая досада. Еще и старые детские обиды стали вылезать из памяти, пробивая ее бурным фонтаном. И претензии невысказанные тянули в мучительный внутренний диалог. И самый главный вопрос не давал покоя: разве я тебе что-то должна, мама? Разве ты в свое время не убеждала меня в отсутствии материнского долга передо мной?

И тем не менее, несмотря на мучительные внутренние противоречия и чувство досады, она по выходным уезжала к маме, отпускала сиделку, ухаживала за ней, как могла. Но маму обмануть было трудно. Мама будто видела ее насквозь.

— Ишь, как тебя колбасит, смотрю. Разве ж я виновата, что так получилось? Знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил.

— А тебя кто-то объявляет виноватой, что ли? О чем ты, мам?

— Так ты и думаешь, будто я виновата. И не только в том, что слегла и хлопоты тебе принесла…

— А в чем еще?

— Что всю жизнь тебе испортила. Ведь так ты думаешь, правда?

— Ой, мам, не надо, не стоит заводить этот разговор.

— Так отчего же не стоит? Давай, выскажись, сразу легче станет! Иначе взорвешься изнутри, как перестоявшаяся банка с огурцами! Давай, давай! Нынче ведь модно делать своих матерей монстрами, припоминать им все детские обиды! Очень ведь удобно, правда? Чуть наперекосяк жизнь пошла — мать виновата, недолюбила в детстве… Мужик бросил — тоже мать виновата… Только не говори мне сейчас, что у тебя мыслей таких нет! Все равно не поверю! Ведь есть, правда же?