Лоретта Чейз - Недоступная и желанная

Лидия согнула руку и локтем ткнула его в живот. Живот оказался отнюдь не мягким – боль пронзила ее руку от предплечья до запястья. Тем не менее он тоже что-то почувствовал, так как пробормотал ругательство и, разжав руки, позволил нахалке отойти. В толпе заулюлюкали и засвистели.

«Уходи, пока есть возможность, – прошептал ее внутренний голос, – уходи и не оборачивайся». Совет был вполне резонным. И Лидия, наверное, последовала бы ему, если бы голос разума не был заглушен насмешливыми словами Эйнсвуда. По своей природе она не была склонна к отступлению, а гордость не допускала и малейшего намека на слабость или, упаси боже, страх.

Глаза ее сузились, сердце яростно заколотилось. Лидия повернулась к противнику лицом.

– Дотронешься до меня еще раз, – предупредила она, – и останешься без глаз.

– О сделайте это, ваша светлость, – потребовал кто-то из зрителей. – Потрогайте ее еще раз.

– Давай! Моя десятка – на тебя, Эйнсвуд.

– А я скажу, она залепит ему пару горячих, как обещала, – подзадорил еще кто-то.

Между тем взгляд зеленых глаз герцога оценивающе скользил по ее фигуре – от шляпки до полуботинок.

– Крупная, да. Но вес меньше, чем у меня, – объявил Эйнсвуд. – Я дам ей фору в весе в пять с тремя четвертями фунтов. Однако все, что полагается под одеждой, у нее не менее чем на десятку. Но, между прочим, чтобы убедиться в этом, – добавил он, скользя взглядом по лифу Лидии, – я готов заплатить пятьдесят гиней.

Наблюдатели приветствовали эту остроту хриплым смехом и скабрезными комментариями.

Насмешки и непристойности не поколебали Лидию. Она хорошо знала этот жестокий мир. Бо́льшая часть ее детства прошла среди подобного сброда. Усилившийся в толпе шум напомнил ей о главном. Девочка, которую Лидия примчалась спасать, стояла, дрожа от холода, на том же месте, где ее оставили.

Вот почему Лидия не могла оставить последнее слово за этим болваном.

– Для ваших денег и для вас могло бы найтись более полезное применение, – изрекла она. – Займитесь образованием этой девочки. Обучите ее изящным лондонским манерам, а заодно и высокоморальному стилю поведения знати.

Лидия хотела еще многое ему сказать, но напомнила себе, что с таким же успехом можно было прочитать лекцию верстовому столбу. Если у этого осла когда-то и была совесть, то умерла десятилетия назад в силу невостребованности. Поэтому она ограничилась испепеляющим взглядом в его сторону и направилась к девочке.

Беглое исследование толпы показало, что бандерша исчезла.

– Идем, милая, – сказала Лидия, подойдя к девочке. – Нам нечего делать среди этого сброда.

– Мисс Гренвилл, – услышала она за спиной голос герцога.

Повинуясь неосознанному импульсу, Лидия резко развернулась, сделала шаг вперед и практически уткнулась в мощную мужскую фигуру. Инстинктивно она отступила назад, но всего лишь на полшага, тут же гордо подняв подбородок и выпрямив спину.

В такой позе Лидия и застыла, хотя сохранять ее было непросто, поскольку Эйнсвуд не сдвинулся ни на дюйм. Видеть, что творилось вокруг, мешала его широкая грудь. Непосредственно перед глазами находился только его плотно обтянутый одеждой мускулистый торс.

– Отличная реакция, – произнес он. – Не будь вы женщиной, я бы сделал вам предложение… Относительно той мерзавки, я имею в виду. Этой, так сказать, бл..

– Я поняла, что вы хотите сказать, – прервала его на полуслове Лидия.

– Обладать широким вокабуляром, безусловно, весьма полезно, – сказал Эйнсвуд. – Однако на дальнейшее я бы рекомендовал вам сначала поупражняться в определении степени соответствия геройских выходок здравому смыслу. Хотя бы минимальное количество такового, согласитесь, голубка моя, необходимо. Без этого не стоит оттачивать ваш язычок. Вы в состоянии организовать процесс таким образом, я надеюсь? Дело в том, что какой-нибудь другой парень может, видите ли, принять отвагу и угрозы как вызов. А в таком случае вы можете влипнуть в приключение совсем иного рода, чем пикировка по поводу сделки. Понимаешь, о чем я, малышка.

Лидия широко раскрыла глаза.

– О боже, нет! – воскликнула она, почти не дыша. – Ваша речь слишком непонятна для меня, ваша светлость. Мой убогий умишко не в силах воспринять такую мудрость.

Зеленые глаза Эйнсвуда озорно блеснули.

– Возможно, виной тому слишком туго затянутые ленты вашей шляпки.

Его руки потянулись к лентам, но в нескольких дюймах от узла остановились.

– На вашем месте я бы этого не делала, – предупредила Лидия.

Голос ее слегка дрожал, сердце билось, будто пытаясь выскочить из груди.

Эйнсвуд засмеялся и потянул ленты.

Ее кулак мгновенно взметнулся вверх. Но герцог, не переставая смеяться, перехватил занесенную для удара руку и притянул Лидию к своей широкой груди.

Такой поворот не был для нее неожиданностью, она практически ждала чего-то в подобном роде. Но к тому, что за этим может последовать вспышка, настоящий взрыв эмоций, многие из которых до сих пор были ей незнакомы, Лидия была не готова. Старательно оберегаемое душевное равновесие нарушилось.

В следующее мгновение ее рот оказался в плену его губ, горячих, настойчивых и опытных. Это мягкое, но решительное давление дезориентировало ее, сделав беспомощной. Лидия будто во сне ощутила, как его большая ладонь скользнула по плечам, спине, как исходящее от нее тепло проникает под бомбазин платья и нижней рубашки, а затем, когда сильная рука прошлась по талии, еще глубже.

На какое-то опасное мгновение она, обезоруженная этой мягкой силой и опьяненная терпким мужски ароматом, потеряла контроль и над телом и рассудком. Однако ее инстинкты были заточены в суровой школе, и еще через мгновение Лидия смогла действовать. Она обмякла в его руках, повиснув мертвым грузом. И почти сразу почувствовала, что их губы разъединились.

– Вот те на! Девичий обморок…

Ее кулак впечатался в челюсть Эйсвуда.

Следующее, что понял Вир, было то, что он лежит на спине в луже грязи. В ушах звенело, а сквозь этот звон слышались аплодисменты, гиканье и свист толпы. Он слегка приподнялся, опираясь на локти, и, скользя взглядом снизу вверх, увидел черные полуботинки, черную бомбазиновую юбку и, наконец, мужского покроя жакет с застежкой, доходящей до самого подбородка победительницы. Выше последней пуговицы он увидел лицо, столь красивое, что чуть не ослеп, когда в итоге разглядел его. Это была зимняя красота: голубой лед глаз и белый снег кожи, обрамленные лучами декабрьского солнца собранных под черной шляпкой рыжих волос.

В данный момент эти глядящие сверху вниз выразительные глаза изливали холодный голубой свет прямо на него, и такому убийственному взгляду могли позавидовать даже мифические горгоны. Маркиз совершенно не сомневался: если бы миф был не выдумкой, а повествованием о реальных событиях, Вир бы уже превратился в камень.